Спектакль «Три сестры» завершает гастроли Мастерской Петра Фоменко в Екатеринбурге. Это одна из знаковых постановок «мастерской чудес», получившая, кстати, престижные театральные награды: «Золотая Маска» (2006) в номинациях «лучший спектакль большой формы» и «лучшая работа режиссера» (Петр Фоменко), а также премию «Чайка» (2004) в номинации «синхронное плавание» за лучший актерский ансамбль, и это далеко не все призы.
А три главные героини наоборот полны страсти. Они очень хотят быть счастливыми, но им предстоит пережить взросление и осознание молниеносности счастья. Они сопротивляются изо всех сил этому новому знанию жизни, цепляясь за никчемную работу, игры и даже леденцы, как за символ беззаботности детства. Тем драматичнее становится понимание того, что мечты часто не сбываются, страдания неизбежны, а радость не вечна.
Один из неожиданных ходов режиссера, равный почти штампу — появление резонера, действующего лица, которого нет в пьесе. Человек в пенсне — это как бы Чехов, по ходу действия он читает отрывки из своих писем, делится сомнениями с публикой по поводу недоверия к Станиславскому и следит за всем, что происходит на сцене, вовремя произнося: «Тише!» или «Пауза!». Человек в пенсне выполняет и ироническую миссию, снижая иногда пафос момента. Например, когда Тузенбах (Кирилл Пирогов) уходит на дуэль, он просит Ирину (Ксения Кутепова): «Скажи мне что-нибудь!», — та вопросительно смотрит на Человека в пенсне: мол, а что сказать-то? «Автор» лишь пожимает плечами.
Фоменко мастерски дает актерам держать паузу. Молчание на сцене порой выразительнее самых пламенных речей. Так во время драматических ситуаций на крике «Пауза!» действие замирает. И артисты, «сбросив» роль, как бы удивляются своему персонажу и происходящему. Весьма увлекательный трюк. Тем более в исполнении блестящих актеров. Выбор актрис на главные роли — уже часть фоменковской трактовки Чехова. Важно, какие они. Эти — Ольга, Маша, Ирина — соответственно Галина Тюнина, Полина и Ксения Кутеповы. Они прелестны и молоды, наполнены энергией, и каждую секунду ощутимо готовы и к радости, и к слезам.
Призрачность и нестабильность всего в этом мире достигается в спектакле и решением сценического пространства. Дом Прозоровых одновременно и вокзал: что еще может подчеркнуть непостоянство вообще всего на свете, как не станция, на которой постоянное движение.
Критики несколько лет назад встретили спектакль с прохладцей. Упоминая о достоинствах — легкости, иронии, «кружевах», рецензенты заканчивали непременно тем, что все же Чехов не близок режиссеру Фоменко, мол, не сошлись они характерами. Но те же критики, спустя годы, пересмотрев спектакль и вспомнив о том, что театр живой, а у Фоменко вообще живее всех живых, «переписывали» рецензии, отбросив стереотипы о небывалом драматизме «Трех сестер», якобы недостающего интерпретации Фоменко.
Чехова чаще всего ставят несколько хрестоматийно; либо классик становится объектом ярких экспериментов, как например в спектаклях Някрошюса, Жолдака, Марталера. Фоменко же нашел тонкую грань и поставил «Три сестры» просто и неоднозначно, со своим фирменным ироничным стилем, высветив в пьесе актуальные противоречия внутренней жизни. Даже финальное «надо жить!» воспринимается вне отрыва от реальности — органично и даже свежо. Кажется, Фоменко очень близко подошел к оригиналу и разгадке русской души, где так мощно сталкиваются «да» и «нет» одновременно.
Елена Немченко