В концертном зале "Мариинский" повторили скандальную прошлогоднюю премьеру — оперу Берлиоза "Бенвенуто Челлини" в режиссуре Василия Бархатова и сценографии Зиновия Марголина. Ради усиления скандальности в оперный текст ввели разговорные монологи "Старого Челлини" в исполнении Сергея Шнурова. На спектакле хохотала до слез и радовалась от души ОЛЬГА КОМОК.
Сергей Шнуров — главный охальник всея Руси — появился в проекте реставрации прошлогодней постановки недавно, около двух месяцев назад, и "раскрутить" это нововведение в рекламе удалось лишь частично. Тем не менее, минимум половина публики пришла в концертный зал не оперу послушать, а на Шнура посмотреть. Обнаружив любимого артиста в неканонической роли — Шнуров выступал во фраке и несколько скованно декламировал суконные тексты Наталии Скороход, лишенные всякой разговорной живости, — любопытствующие покидали зал, так и не дослушав оперу. А зря. Этот замечательный образец современной оперной режиссуры стоит трех с чем-то часов повышенного внимания.
И Шнур тут вовсе ни при чем. Ну, покричал разок с фирменным рыком, ну, помог Челлини откупорить бутылку, ну, отобрал часы у дирижера. В финале оперы все-таки по-чеховски "выстрелил" — именно Шнуров запихивает юного Челлини в плавильный котел, превращая работу либреттистов Берлиоза в собственную противоположность. В КЗ "Мариинский" ювелир, скульптор и буян Челлини не просто успел отлить статую Персея и заслужить прощение Папы, он сам стал бронзовой статуей, и, пафосным языком выражаясь, триумф жизни обернулся трагедией смерти, причем не просто так, а ради искусства. Но этот парадокс — заслуга уже не Шнура, а режиссера Василия Бархатова.
После прошлогодней премьеры, говорят, Валерий Гергиев был новым опусом юного режиссера крайне недоволен, и чудо, что его возобновление вообще состоялось. Дирижировал на этот раз не сам маэстро, а француз Лео Гуссэн, в свое время ассистировавший Гергиеву в работе над "Бенвенуто Челлини" в Зальцбурге. Команда солистов за год партии подучила, трехактный текст оперы подсократили и разбили на два действия, хор "засунули" в оркестровую яму, финал всей оперы переработали, и результат вышел отменный: театральная и музыкальная составляющие спектакля полностью оправдали друг друга.
Вот, например, трио Челлини (великолепная вокальная и актерская работа Сергея Семишкура), его возлюбленной Терезы (голосистая и необычно естественно ведущая себя на сцене Анастасия Калагина) и его богатого соперника Фьерамоска (Николай Гассиев). Челлини и Тереза сговариваются о побеге, сидя на классицистском диване в ювелирном бутике ее отца. Деланно листают глянцевые журналы, перебрасываются репликами сквозь зубы. Таскают оранжевый чемодан, примеряют отпускного вида платьишки, опять присаживаются на диванчик. Фьерамоска вставляет свои комментарии, прячась за витринами и изображая случайного посетителя. Все это в стремительном темпе, то напряженно-тихо, то с нервными выкриками, то с внезапными лирическими отступлениями. Но четко, чисто и в полном согласии с оркестром. Трио у Берлиоза мало того, что технически сложное, так еще и бесконечно растянутое и не слишком-то мелодически богатое. У Гуссэна-Бархатова оно слушается и смотрится на одном затаенном дыхании.
Или финал берлиозовского второго (а у Бархатова — первого) действия. Запутанная сцена на карнавале с публичным оскорблением отца Терезы, папского казначея Бальдуччи (характерный Николай Каменский), двойным переодеванием и убийством. Карнавал и представление странствующих актеров превратились в светский прием, на котором целому выводку "мисс чего-то там" господин Бальдуччи дарит драгоценности. Суетливо взвинченная — но опять крайне многословная — музыка Берлиоза зазвучала как саундтрек к абсолютно тарантиновскому валу событий. Карлик, одетый точно так же, как господин Бальдуччи, подходит к нему с бокалом шампанского и чокается, многозначительно подняв бровь (вот и оскорбление). Светскую публику развлекают настоящими фокусами с живыми голубями и крысами. Челлини и его соперник Фьерамоска переодеваются огромными белыми кроликами и уморительнейшим образом нависают над Терезой: "Челлини — это я! — Нет, это я!" и т. д. Вокальные партии и хор с их невнятным французским языком окончательно уходят в нервно-напряженный фон. Убийство осуществляется в ходе кокаиновой дуэли, "мисс чего-то там" фотографируются на фоне трупа, врывается спецназ, вместо Челлини "вяжут" белого кролика Фьерамоску. Труп оживает, всеобщая паника, занавес.
Все остальное — в том же безумном,криминально-гламурном духе. Черная комедия Василия Бархатова избежала и оперной условности (со всякими там помаваниями рук и рутинно-картинными позами), и нарочитой водевильности в духе Юрия Александрова. Это уже не театр, а кино, "Карты, деньги, два ствола" в переводе на музыку Берлиоза. Первая опера французского романтика, с ее зубодробительными партиями, устрашающе сложными ансамблями и хоровыми сценами, шумной и странноватой оркестровкой — вообще-то, форменное испытание для слушателя. Но в концертном зале "Мариинский" испытание обернулось наслаждением. Слушать и смотреть работу господ Бархатова, Марголина, Гуссэна, всех до единого солистов и оркестра попросту очень интересно от начала до конца. И как бывает с хорошим кино — хочется посмотреть еще раз.