Два года назад словосочетание "Южное Бутово" было символом сопротивления граждан произволу московских властей. Сегодня о Бутове все забыли и, как убедился корреспондент "Власти" БОРИС ВОЛХОНСКИЙ, совершенно напрасно.
В редакцию "Власти" пришло письмо жителя микрорайона Южное Бутово Артема Данилова, совладельца двух частных домов, оказавшихся на территории, где ведется интенсивное жилищное строительство. Он жаловался, что один из этих домов местные власти незаконно снесли, дело о незаконном сносе фактически замяли, а подачу газа и электричества к оставшемуся дому просто-напросто перекрыли.
Все это очень напомнило историю другой жительницы Бутова Юлии Прокофьевой, наделавшую много шума в 2006 году. За несправедливо выселяемую вступилась общественность, депутаты, члены Общественной палаты, СМИ, и конфликт с московскими властями решился в ее пользу. Чтобы понять, что изменилось в Южном Бутове за прошедшие два года и почему сейчас о конфликте практически ничего не говорят и не пишут, я отправился на место событий.
"Мы хотим иметь то, что имеем сейчас"
— Как же они тут живут? — спросил я о жителях тех домов, которые оказались со всех сторон окружены строительством.
— Пока живут,— ответили мне.— Что будет дальше, непонятно. Вполне возможно, что будущие жители новых многоэтажек напишут коллективное письмо о том, что не хотят такого соседства, и их в конце концов выселят.
Дороги перекрыты, чтобы проехать к соседнему дому, приходится делать крюк километра в два-три. Строительные площадки не огорожены, и у местных ребятишек есть прекрасная возможность играть в прятки на стройке, рискуя оказаться под сорвавшейся с крана бетонной плитой. Против проникновения на территорию стройки посторонних строители не особенно и возражают: некоторые из еще сохранившихся частных домов стоят буквально в центре строительства, и подъехать к ним, минуя стройплощадку, попросту невозможно (хотя проезд по территории стройплощадки по всем нормам техники безопасности недопустим). Соответственно, у жителей этих домов нет другого способа выйти к остановкам общественного транспорта или к магазинам, кроме как через стройплощадку.
— И все-таки чего вы добиваетесь? — спросил я Артема Данилова и сопредседателя комитета защиты прав граждан Наталью Синицыну.
— Наши требования очень простые: мы хотим иметь то, что имеем сейчас, а именно землю и дом,— ответил Артем.— А нам якобы предлагают разные варианты переселения в квартиры в многоквартирных домах. Но когда посмотришь на эти варианты, складывается впечатление, что единственная цель предложений состоит в том, чтобы занизить выкупную цену моего домовладения.
— Сколько вам предлагают?
— Идет торг. Предлагали по 280 тыс. руб. за сотку, сейчас предлагают 330 тыс. Реальная рыночная цена за сотку в Южном Бутове на порядок выше. И при этом мне грозят, что если я не соглашусь на этот вариант, то дело будет передано в суд, и тогда я вообще практически не получу никакой компенсации: меня выселят в съемную квартиру, а деньги, положенные в счет компенсации, пойдут в уплату аренды за два года. После этого меня вместе с семьей просто-напросто выставят на улицу. А у меня двое детей, между прочим.
— А какова реальная цена сотки земли в Южном Бутове?
Собеседники замялись, но потом Наталья Синицына сказала:
— Точную цену никто не называет, Лужков говорит, что цена очень высокая. В "Российской газете" назывались такие цифры: $800 тыс. за шесть соток, т. е. порядка $130 тыс. за сотку. Мы исходим из того, что Юлия Прокофьева в конечном итоге, если учесть все прямые денежные выплаты и рыночную стоимость предоставленных ей квартир, получила порядка $750 тыс. чуть более чем за две сотки земли. Вот и получается, что сотка стоит около $350 тыс. Но тогда ее дом мешал строительству, а нам теперь говорят: "Вы же не Юлия Прокофьева".
— Сколько осталось таких хозяев, которые не согласны на предлагаемые варианты переселения в квартиры?
— Трудно сказать,— ответил Артем.— В целом около 50 хозяев, но степень решимости у каждого разная. Многие готовы плюнуть и согласиться, тем более что есть риск по суду получить еще меньше, чем предлагают власти.
— Ничего, посмотрим,— говорит Наталья Синицына.— Сегодня мы стали более юридически подкованными. Московские власти, конечно, порой пытаются стравить строителей и местных жителей, но нам удается решать возникающие проблемы в правовом поле.
В юридической подкованности жителям Бутова действительно не откажешь. Южное Бутово, рассказывают они, было включено в состав Москвы еще в 1984 году, и уже тогда объявили, что дома пойдут под снос. Из-за этого у подавляющего большинства жителей бывшего поселка земля не оформлена в собственность, а находится в пожизненном наследуемом владении: перевести в собственность ее просто не дали. По мнению жителей, именно поэтому московские власти при изъятии земли ее стоимость фактически не учитывают, хотя статья 283 Гражданского кодекса прямо указывает, что при изъятии земель право наследуемого владения ничем не отличается от права собственности. Кроме того, напоминают бутовцы, в соответствии со статьей 49 Земельного кодекса, изъятие земель может производиться по четко обозначенным основаниям, к которым не относится жилищное строительство.
— В конце концов, если бы власти захотели, то компромисс можно было бы найти,— заметила Наталья Синицына, показывая на дома, расположенные на той же улице, что и ее дом.— Вот эти дома в зону строительства не попадают, а их хозяева вполне готовы переехать в городские квартиры. Но им этого никто не предлагает. А тех, кто хочет жить на земле, заставляют переезжать. Ведь можно было бы переселить их на эту территорию. Так нет — эта зона предполагается как парковая, и никакое строительство тут не предусмотрено.
"Половину своего времени я трачу на Бутово"
Позиция недовольных бутовских жителей понятна: предлагаемая компенсация недостаточна, процедура изъятия земель юридически небезупречна. О позиции властей мне рассказал глава управы района Южное Бутово Дмитрий Набокин, с которым я встретился на следующий день.
— На самом деле ситуация не такая простая,— сказал он.— Ситуаций столько, сколько есть хозяев, и с каждым из них мы решаем проблему в индивидуальном порядке. Вы знаете, в Южном Бутове живет 136 тыс. человек, а мне примерно половину своего рабочего времени приходится тратить на решение проблем не всего района, а только поселка Бутово. Там на сегодня из 365 собственников, чьи дома шли под снос, осталось всего четыре, которые не хотят разговаривать. С большинством же нам удалось достичь договоренности — им либо выплачена компенсация, либо предоставлена жилплощадь не в самых плохих районах Москвы. Для тех же, кто хочет жить на земле, мы решаем вопрос о постановке на очередь для получения участков в садовых товариществах.
Я спросил, как рассчитывается компенсация за землю, если она находится не в собственности, а в пожизненном наследуемом владении. Ответ был на удивление расплывчатым. Набокин говорил, что в этом случае выплачивается компенсация за строения, а также за каждое растение, растущее на этой земле, с учетом упущенной выгоды на десять лет вперед. Кто и как определяет упущенную выгоду? Управа отнюдь не возражает против того, чтобы оценка общей стоимости изымаемой собственности производилась независимыми оценочными компаниями, и если эта оценка будет расходиться с той, которую дала компания, привлеченная городскими властями, то управа готова договариваться. Других подробностей от главы управы я не добился.
— Допустим,— говорил Дмитрий Набокин,— на землю претендовал бы частный владелец свечного заводика. Тогда у каждого собственника были бы все основания торговаться до последнего и требовать возмещения по максимуму. Но ведь из госбюджета мы не можем выплачивать компенсации, которые ничем не обоснованы.
Убеждать его в том, что Конституция и законы России декларируют равенство всех форм собственности и что государство тут не в более выгодном положении, чем владелец свечного заводика, я не стал. Однако спросил об Артеме Данилове, чье письмо стало поводом для моей поездки в Южное Бутово.
— Дело в том,— заметил Набокин,— что Артем лишь один из совладельцев этого домовладения. С его братом Романом договоренность была достигнута, и именно поэтому был снесен дом, который принадлежал его брату. Понимаете, мы же не можем оставлять пустующие дома. В них поселяются бомжи, а из-за этого возникает опасность пожаров, в результате чего могут пострадать и соседние дома. А на собственность самого Артема никто не посягает.
Когда разговор с Набокиным заканчивался, выяснилось, что в бомжа начинает превращаться сам Артем Данилов, который позвонил мне и сообщил:
— В мое отсутствие строители проникли на территорию моего участка — просто перелезли через забор и начали пилить деревья. Это уже переходит всякие границы.
Я, естественно, передал эту информацию главе управы. Тот лишь пожал плечами, пообещав выяснить, что происходит, и перезвонить.
Перезвонил он минут через двадцать:
— Да, действительно, там начали пилить деревья. Но это те деревья, за которые матери Данилова уже была выплачена компенсация. Она там была и признала, что компенсацию уже получила.
— Все обстоит не совсем так,— сказал мне Артем Данилов.— С братом на самом деле никакая договоренность достигнута не была, и дело в отношении него, как и в отношении меня, передано в суд. Кроме того, никто не выделял наши доли — я являюсь совладельцем 0,13 всего домовладения — как того, что снесено, так и того, что пока осталось. И в том, что касается деревьев, то моя мама ничего не признавала. И к тому же они там не только спилили деревья, но еще и проникли в дом, выбили окна, переворошили все вещи. У меня там лежали деньги, я их потом недосчитался. Да и у мамы пропал кошелек, пока она куда-то бегала.
"Перспективы печальные"
За независимой оценкой ситуации вокруг Южного Бутова я обратился к депутату Московской городской думы Сергею Никитину, давно занимающемуся этой проблемой.
— Суть проблемы в том,— поведал он мне,— что московские власти, в частности префект Юго-Западного округа, избрали жесткую и бескомпромиссную форму общения с жителями. Началось все, как вы помните, с Юлии Прокофьевой. С ней пытались сторговаться, потом это не получилось, тогда попытались применить силу. Но эффект получился обратный: теперь люди готовы драться за свои права. Никто ведь не оспаривает того факта, что Москве необходимо строиться. Но общение власти с людьми не должно принимать форму диктата. Благое дело для города не должно решаться за счет несчастья других.
— Когда я разговаривал с главой управы Южного Бутова, он сказал, что это чисто хозяйственный, а не политический вопрос,— заметил я.
— Да ведь дело в том, что это и есть политический вопрос — вопрос об упертости московских властей, когда все решает не сила права, а право силы. Вы же понимаете, что вся судебная власть в Москве зависит от городских властей, поскольку суды получают дотации из городского бюджета. И суть не только в одном Южном Бутове — это просто полигон для отработки модели взаимоотношений власти с населением по всей Москве. Ситуация в Бутове подвигла московские власти выступить с инициативой о внесении изменения в статью 49 Земельного кодекса с тем, чтобы расширить список оснований, по которым можно изъять землю. И это происходит по всей Москве. Взять хотя бы точечную застройку. Жители возмущаются, пишут коллективные письма, а инвестор вносит незначительные изменения в проект, например предлагает построить физкультурно-оздоровительный центр,— и проект сразу становится социальным. Хотя этот центр планируется построить на месте уже существующей хоккейной площадки.
— И каковы перспективы?
— Перспективы довольно печальные. Власть хочет создать прецедент: мол, все равно сломаем. Но ведь речь идет не о военном противнике, а о собственных гражданах, защищенных законом и Конституцией. И люди начинают прозревать. 17 июня в Бутове пройдет митинг протеста, на который приедут люди со всей Москвы.
"Сами решения — это уже не наше дело"
Два года назад, во время предыдущего обострения бутовской проблемы, примерно то же самое, что сказал мне Никитин, можно было услышать от десятков видных общественных деятелей. Проблема активно обсуждалась на центральных каналах российского телевидения, о ней писали в газетах любых взглядов и направлений, к ее решению подключились депутаты и члены Общественной палаты. Нынешняя ситуация весьма напоминает тогдашнюю, однако, как кажется, никого не интересует. Я спросил об этом депутата Никитина:
— Есть несколько причин,— ответил Никитин.— Многие уже просто привыкли к этой ситуации. Потом московским СМИ дана команда не раскручивать эту тему. Да и Общественная палата сегодня занята другими проблемами, а к этой теме у них интерес пропал.
Что это действительно так, подтвердил член Общественной палаты тележурналист Николай Сванидзе, два года назад активно участвовавший в разрешении конфликта в Южном Бутове.
— Защищать пострадавших в имущественном конфликте — это не наша задача,— сказал он.— Мы включились в решение этого вопроса потому, что была угроза применения насилия. Наша задача состояла в том, чтобы наладить диалог между жителями и властями, и эту задачу мы выполнили. Во всяком случае, властям не удалось силой навязать варианты решения. А сами решения — это уже не наше дело.
С Николаем Сванидзе трудно не согласиться. И трудно не заметить, что по крайней мере один урок событий двухлетней давности московские власти усвоили. К жителям больше не присылают ОМОН, как это было с Юлией Прокофьевой: слишком много шума, журналисты, депутаты, обличительные речи. Вместо этого — строители с пилами и ломами: хозяин возвращается с работы, во дворе спилены деревья, а в доме выбиты окна. Думай, хозяин, хочешь ли ты жить здесь дальше или все-таки примешь щедрые предложения властей. Зато нет никакого насилия. А значит, нет и журналистов, депутатов и обличительных речей.
"Судебная практика зачастую складывается не в пользу собственников"
Что делать гражданам, у которых изымают земельные участки, рассказывает старший юрист, руководитель проектов ООО "Самета — недвижимость и право" Денис Шорин.
Уполномоченные органы г. Москвы должны вести деятельность по изъятию указанных земельных участков в соответствии со ст. 279-282 Гражданского кодекса РФ, а именно уведомить за 1 год о предстоящем изъятии и согласовать сумму компенсации за участок и находящиеся на нем строения, а также убытков, иных расходов правообладателей. Также возможно предоставление иного земельного участка взамен изымаемого.
После этого в случае согласия всех сторон производится изъятие. В случае несогласия оно также производится, но в судебном порядке.
Обычно, являясь собственником подлежащего изъятию объекта, граждане считают, что взамен имеют право на получение очень большого комплекса имущества или огромных сумм компенсаций, в несколько раз превышающих стоимость принадлежащего им имущества. И пребывают в полной уверенности, что если им не предложат желаемый объем компенсации, то не смогут и изъять участок. Это не так: судебная практика по данному вопросу достаточно велика, и зачастую она складывается не в пользу собственников. Порой суммы компенсаций становятся значительно меньше тех, которые готовы были платить заинтересованные лица в досудебном порядке.
На наш взгляд, собственникам, владельцам земельных участков имеет смысл подходить к вопросу передачи участков под государственные, муниципальные нужды более реалистично. В частности, следует определить его стоимость, обратившись к оценщикам. Их отчет будет являться аргументом в диалоге с государственными и муниципальными органами власти.
Основной же рекомендацией лицам, у которых находятся участки на праве пожизненного наследуемого владения и подлежат изъятию для государственных или муниципальных нужд, будет оформление их в собственность. Земельным кодексом предусмотрено право лиц, владеющих земельными участками на праве пожизненного наследуемого владения, оформить их в собственность без ограничения какими-либо временными периодами (ч. 3 ст. 21 ЗК РФ). Данное действие позволит говорить о несколько больших суммах компенсации за изымаемые объекты. Но при этом не стоит, оформив участки в собственность, повторять чужие ошибки и требовать несоразмерных выкупных цен за изымаемые объекты.