200 лет назад, в 1808 году, Александр I отменил выдачу паспортов для выезда за границу в губерниях и ввел новый образец заграндокументов и централизованный контроль за их выдачей. В результате русским туристам стало труднее не только выехать за рубеж, но и въехать в родную страну. Оказавшись же наконец в Европе, русские путешественники с изумлением узнавали о том, что в итальянских отелях не обойдешься без средства от блох, во Франции — без знания языка, а в "родную" Финляндию нужно ехать со своими подушками и одеялами, потому что к приезду русских финны выносили из гостиничных номеров все, на чем можно было лежать и чем укрываться.
Паспортные препоны
Если не считать зарубежных походов строем и с оружием в руках, в которые со стародавних времен регулярно отправлялись русские дружины, большая часть жителей Руси со столь же древних времен проводила всю свою жизнь, не отрываясь от насиженных мест. Даже после того, как Петр Великий прорубил окно в Европу, у небогатых неслужилых дворян редко появлялась возможность отправиться не то что в столицы, но даже в губернский город. А уж крестьянам законы империи запрещали без паспорта, выдававшегося местной властью по просьбе помещика, покидать пределы уезда, в котором располагалась их родная деревня.
Те же, кто благодаря обширным вотчинам и обилию крестьянских душ мог без проблем для личного бюджета отправиться в зарубежный вояж, были обязаны руководствоваться отнюдь не только личными желаниями. Сношения с зарубежными странами должны были служить пользе государевой, и потому освоение неразвитых в России наук и искусств всячески поощрялось — на выучку за границу ездить не только разрешали, но в важнейших случаях такие путешествия казна даже финансировала. А с началом почти непрерывной череды войн XVIII века к числу полезных загранпоездок стали относить лечение увечных офицеров и генералов у европейских медицинских светил на германских или австрийских водах. Ведь возвращение в строй опытных командиров значительно укрепляло русскую армию. Развитию торговли и промышленности служили коммерческие вояжи купцов. Так что и их относили к категории полезных империи начинаний.
Но вот праздные поездки — людей посмотреть и себя показать — воспринимались просто в штыки. Мало того что такой турист тратил попусту деньги и время, так еще в вольнодумной Европе он мог набраться крамольных идей, а затем начать распространять их на родине. Поэтому на пути русских людей к заграничному времяпрепровождению постоянно выстраивались самые разнообразные препятствия. К примеру, Павел I, панически боявшийся заноса французской революционной крамолы в Россию, вскоре после вступления на престол запретил выезд за рубеж иначе как со своего личного разрешения. В 1798 году так и вовсе предписал всем подданным, пребывающим за границей, немедленно явиться на родину. А его сын — Александр I, считавшийся сторонником либеральных взглядов, запретил губернаторам выдавать заграничные паспорта и ввел их выдачу только с разрешения высших чиновников империи. Мало того, губернским властям было приписано сообщать обо всех возвращающихся из-за границы лично императору.
Но до совершенства систему ограничения права на зарубежный туризм довел славившийся своим педантизмом и страстью к строгим армейским порядкам во всем император Николай I, которого не случайно называли царем-солдатом или императором-чиновником. К числу его нововведений относился, к примеру, указ о предании военному суду иностранцев, подбивающих русских людей к уходу за границу. Так что любой иностранец, сообщивший русскому знакомому, что за границей живется веселее и лучше, рисковал оказаться в Сибири за подстрекательство к государственному преступлению.
А в марте 1844 года вступили в силу утвержденные указом Николая I правила получения паспорта для выезда за границу, в которых была выстроена полоса препятствий, практически непроходимая для подавляющего большинства представителей российских имущих слоев. Сначала требовалось уладить все дела со своими кредиторами и расплатиться со всеми долгами. Причем существовала довольно любопытная процедура организации этого процесса. В приложении к "Санкт-Петербургским ведомостям" или аналогичной губернской газете кандидат на загрантур публиковал объявление о своем предстоящем отъезде за границу. В тексте обязательно указывались имена и звания не только главы семейства, собравшегося в зарубежное турне, но и всех, кто отправляется вместе с ним, причем за каждое упомянутое лицо нужно было заплатить 86 копеек серебром. Закон требовал, чтобы объявление печаталось на русском и немецком языках не менее трех раз, так что затраты только на публикации равнялись месячному бюджету небогатого студента.
Если после выхода в свет объявления никто из кредиторов не подавал на отъезжающего в суд и полиция могла в этом убедиться, наступал черед выдачи справки об отсутствии претензий. И здесь тоже было далеко не все так просто. Документ подписывали квартальный надзиратель и частный пристав, удостоверявшие, что за просителем паспорта нет еще и каких-либо правонарушений. Кроме того, согласно закону, те, кто отъезжали за границу на лечение, представляли в полицию медицинское заключение и проходили освидетельствование в участке у назначенного приставом врача. Но это положение закона вызвало немало нареканий, в особенности у дам, которые сочли неудобным и унизительным являться в полицию для медицинского осмотра. После многочисленных жалоб император нашел, что в законе допущена оплошность, и в мае 1844 года личную явку больных и страждущих в полицейские участки отменили.
Затем начинался весьма затратный этап подготовки к выезду — уплата пошлин. Паспорт, как правило, выдавался на пять лет, и казна требовала от отъезжающих оплатить весь этот срок авансом из расчета 100 рублей серебром за полгода с человека. Так что с главы семейства требовали уплатить тысячу рублей. За каждого члена семьи, исключая детей до девяти лет, и за каждого слугу нужно было отдать по 25 рублей за полугодие, это обходилось еще по 250 рублей с человека. Выходит, что семейной паре с тремя, скажем, детьми и приличным набором слуг — камердинер, горничная, бонна и кучер (если семья отправлялась за рубеж в собственном экипаже), только пошлины обходились в стоимость небольшого городского дома.
К купцам, студентам и тем, кто отправлялся за границу для получения наследства, закон относился куда снисходительнее — они платили по 25 рублей за полугодие. От платы освобождались лишь увечные ветераны войн и студенты необходимых стране специальностей, к которым в 1844 году отнесли только агрономов, ветеринаров и прочих представителей сельхознауки.
Однако главная загвоздка была в другом. Закон категорически запрещал выезд детей в возрасте от 10 до 18 лет. Считалось, что именно в этом возрасте ум наиболее подвержен влиянию бунтарских идей, и потому ни учиться за границей, ни путешествовать там с родителями недорослям не дозволялось. К тому же эта мера должна была способствовать обязательному возвращению отъезжающих на родину. Ведь в случае их бегства дети вполне могли быть отданы в солдаты.
Выполнив все формальности и получив долгожданный паспорт, счастливчики отправлялись за отметкой в таможню и затем могли вплотную заняться получением виз или, как это тогда называлось, засвидетельствовать паспорта в посольствах. Как утверждали опытные путешественники того времени,— а каждый или почти каждый русский человек, пройдя все мытарства и побывав за границей, пытался описать свои приключения для родных, знакомых и потомства,— тратить время на эту процедуру в посольствах всех стран, которые они собирались посетить, решительно не стоило. Заверенная запись в документе требовалась лишь для Австрии и Франции. В Австрии пограничные и таможенные служащие с высоким самомнением нередко устраивали проезжающим русским образцово-показательные проверки документов и багажа. А на французской границе возникали проблемы из-за того, что никто из пограничников, таможенников, да и всех остальных французов никаких других языков, кроме родного, не знал и знать не желал. Так что запись французского посольства в паспорте значительно облегчала жизнь туристам, направлявшимся в столицу мира — Париж.
С получением виз проблемы, правда, не заканчивались. О возможности появления единой европейской валюты тогда еще никто и не подозревал, поэтому приходилось скрупулезно высчитывать, как поступить с приготовленными для поездки деньгами. И даже золотые монеты не служили ее эквивалентом. Если в Германии, Австрии и Италии без проблем обменивали русские золотые червонцы на их местный эквивалент, то французский национализм распространялся и на звонкий металл: путешественникам советовали обменять червонцы на золотые 20- и 40-франковые монеты еще в России.
Но везти с собой значительное количество золота считалось крайне неблагоразумным. Воры и грабители подстерегали русских толстосумов всюду — от российских лесных дорог до шикарных парижских отелей. Поэтому банкиры настоятельно советовали состоятельным путешественникам брать с собой не более тысячи рублей золотом, а вместо остальных денег обзаводиться аккредитивным письмом, по которому в любой европейской стране в банках-партнерах можно было легко получить оговоренную в письме сумму.
Однако добравшиеся до этой стадии подготовки поездки господа с удивлением обнаруживали, что теперь стоят перед трудноразрешимой проблемой — ехать ли в собственном экипаже со своими лошадьми, выбрать ли почтовых лошадей или и вовсе отправиться в странствие на общественном транспорте — почтовых каретах или дилижансах.
Открытие Европы
Выбор действительно оказывался подчас непростым. Почтовые кареты передвигались с самой большой скоростью, но отличались тряскостью и потому не подходили для женщин, детей и больных. В дилижансах существовало ограничение объема перевозимого багажа, так что всю привычную утварь взять с собой не удавалось никому. А собственную упряжку следовало беречь, так что приходилось часто останавливаться, кормить и поить лошадей, на что тоже, по расчетам опытных путешественников, тратились немалые деньги. Ко всем прочим напастям господ, отправившихся в Европу в собственном экипаже с лошадьми, ожидало необычайное открытие. Некоторые дороги во многих странах Старого Света были платными. А по лучшим шоссе Германии могли ездить только и исключительно скоростные почтовые кареты. Так что и здесь приходилось полагаться на опыт первопроходцев, советовавших, несмотря на все неудобства, пользоваться общественным транспортом. Единственным исключением была Швейцария. Там, как писали русские путешественники, дороги хороши, бесплатны, а красоты компенсируют все неудобства, которые придется претерпеть на пути до альпийской республики.
Затратив деньги, сопоставимые с ценой небольшой деревеньки, русская семья оказывалась в Европе, хорошо знакомой ей по популярным романам. И только здесь обнаруживала, что реальность резко отличается от литературных описаний. Особенно сильные различия наблюдались в Италии. Остатки былого величия Римской империи утопали в грязи, а страна — в нищете. Величественные храмы и замечательные музеи никогда не отапливались, а потому русским путешественникам настоятельно советовали в Италии всегда, даже в самую жару, иметь при себе пальто. Ведь человек, разогревшийся на палящем солнце, мог легко простудиться, войдя в прохладное даже летом помещение. Особенно неприглядно выглядели гостиницы, неухоженные настолько, что постояльцам настоятельно советовали приезжать с собственным чистым постельным бельем и иметь с собой проверенное средство от блох, которым следовало обработать весь номер. Но настоящим бичом для русских путешественников были временные итальянские слуги. Тем, кто путешествовал налегке, без семьи и слуг, начинали навязывать эту услугу в любой итальянской гостинице или таверне. И те, кто по каким-либо причинам не смог отказаться от этого специфического сервиса, потом всю оставшуюся жизнь вспоминали об этой особенности туризма в Италии. Поговаривали, что смысл жизни временного слуги сводился только к тому, чтобы украсть что-либо у временного хозяина. Поэтому приходилось постоянно держать ухо востро.
Франция поражала въезжающих либерализмом таможни во всем, что не касалось модной индустрии. Таможенники закрывали глаза на все, кроме новеньких модных платьев и костюмов. Попытка провезти их каралась жестоким штрафом. Кроме того, запрещалось ввозить хлопчатобумажные и шерстяные ткани, а также столовое серебро. Особая ситуация, правда, наблюдалась на франко-бельгийской границе. Там у всех проезжающих с особым пристрастием рассматривали книги, поскольку типографии в Бельгии незаконно печатали огромные тиражи только что вышедших в Париже книг (и почти все порнографические, которые так и назывались "бельгийскими книжками"). Но в остальном никаких проблем не возникало.
Как и сейчас, полтора века назад французские власти тревожила проблема незаконной иммиграции, поэтому на границе у иностранцев отбирали паспорта и выдавали вместо них временное удостоверение, с которым можно было добраться лишь до избранного места пребывания во Франции. И только хозяин гостиницы или трактира, где останавливался иностранец, мог совершить обратный обмен временного удостоверения на подлинный паспорт. Все это создавало определенные неудобства. Но в век малых скоростей и долгих поездок они не были такими уж серьезными помехами на пути русских путешественников в Париж.
Французские отели, к сожалению, немногим отличались от итальянских. Поэтому опытные путешественники советовали новичкам при первой же возможности перебираться на частные квартиры, которые обходились гораздо дешевле, содержались лучше, к тому же жилось в них гораздо комфортнее. А став таким образом еще ближе к истинным парижанам, русские начинали перенимать французские привычки и любить все то, что любили французы. Среди всего, что поражало глаз, наверное, самым необычным было обилие кофейных магазинчиков, как называли русские туристы парижские кафе. Гости с Востока не переставали восхищаться их количеством и удобством расположения — буквально на каждом углу. Да и вообще все французское и европейское после серых российских будней их восхищало и радовало.
Но вот французы, как и все европейцы, далеко не так восторженно относились к русским. Правда, до явных проявлений враждебности дело доходило только в ближайшем зарубежье — во входившем в состав Российской империи Великом княжестве Финляндском. Но даже там враждебность наблюдалась отнюдь не повсеместно и носила локальный характер. Так, в некоторых финских отелях и курортных пансионатах русским гостям не давали не только постельного белья, но и подушек с одеялами. Русские, понятно, быстро приноровились и стали отправляться на отдых в полузаграничную страну с собственными принадлежностями для сна.
Возможно, в основе враждебности лежал исторический опыт. Ведь воспоминания о лихих освободительных и завоевательных походах русской армии в Старом Свете были еще очень свежи. Играло свою роль и то, что в середине XIX века до Парижа добирались главным образом самые состоятельные подданные Российской империи, которые привыкли с помощью громких имен и денег решать свои проблемы. А это, как и ныне, вызывало больше раздражения, чем восхищения. Но главное все-таки было в другом — в несоответствии европейской внешности русских туристов их исконной дремучести. Французы не могли понять, как вполне респектабельный и прилично одетый господин может вести себя как дикий азиат. Все путеводители и наставления для выезжающих за границу в один голос твердили: оставьте свои привычки дома, ведите себя в Европе как европейцы. Но все продолжалось в прежнем духе.
Сколько бы ни объясняли русским купцам, что в Германии или Франции в булочных не принято проверять свежесть булок, нажимая на них пальцем, довольно типичной сценой "русских сезонов" на курортах был тот самый российский купец в поддевке, нагруженный сверх всякой меры перещупанной им выпечкой, которую его с помощью полиции принудили купить.
По-видимому, неменьшим барьером на пути взаимопонимания было и незнание языков. Русские провинциальные гимназии и кадетские корпуса редко давали удовлетворительные познания в языках. Но вместо того, чтобы начать осваивать чужеродную речь, русские путешественники предпочитали пиявкой впиваться в знающего языки соотечественника и использовать его в качестве бесплатного гида и переводчика. На этой же почве в местах постоянного скопления русских путешественников, по мере того как их становилось все больше, стали появляться разнообразные русские учреждения — от парикмахерских до ресторанов и клубов. Немало таких заведений, к примеру, существовало во французской Ницце и ее окрестностях.
Но все же поездки русских в Европу на конной тяге при всей их архаичности оказались весьма полезны для расширения русского заграничного туризма. Если в России Царскосельская железная дорога годами оставалась единственным в своем роде, хотя и полезным аттракционом, во Франции и Германии вовсю шло строительство железных дорог. А побывавшие там русские путешественники по возвращении домой с восхищением писали о новом, быстром и крайне удобном виде транспорта.
"Новый образ езды по железным дорогам,— писал один из анонимных путешественников в 1846 году,— быстротою своею граничащий с невероятием, мало-помалу распространяется по всей Европе. Теперь можно уже совершать переезд в полдня и более беспрерывно по железным дорогам, пролетая в час пространство, на переезд которого требуется, по обыкновенной езде на почтовых, шесть часов, считая необходимые остановки дорогою".
Полный восторг вызывало то, что все поезда приходят и уходят без опоздания, а также другие виды сервиса.
"При езде по железным дорогам,— писал тот же автор,— не должно заботиться о съестных запасах, потому что, кроме буфетов, устроенных почти на каждой станции, повсюду, при малейшей остановке, к экипажам подносят напитки, плоды и бутерброды".
Но все же самое большое удивление вызвало совершенно неожиданное для России европейское обстоятельство: "Служащим при дорогах строжайше запрещено просить на водку".
К тому же путешествие по рельсам стоило гораздо дешевле езды на конной тяге, так что число желающих выехать за рубеж росло, а вместе с ростом благосостояния в России это неизбежно должно было привести к упрощению выездных формальностей.
Александровский прорыв
Облегчение выезда принес своему народу царь-освободитель Александр II в год своего воцарения и за пять лет до отмены крепостного права — в 1856 году. Главным нововведением стало уменьшение выездной пошлины до 15 рублей за полугодие, причем теперь в паспорт главы семьи вписывались все ее члены и прислуга, пошлина взималась только за этот документ, требовалось внести плату только за первое полугодие. Если поездка длилась дольше, дополнительные деньги вносились по возвращении на таможне.
Сказать, что начался туристический бум, значит ничего не сказать. Железнодорожный бум в России еще не наступил, поэтому подданные империи среднего достатка стали массово отправляться за границу на торговых судах. Из Петербурга, Гельсингфорса и Ревеля стали регулярно ходить пароходы в крупные европейские порты, где русские туристы пересаживались на поезда и колесили по всей Европе. Правда, это не добавило популярности русским за границей. Приученные к крупным чаевым официанты и гостиничные служители, а также владельцы ресторанов и таверн, не представлявшие уже доходной части своих бюджетов без загулов русских купцов в их заведениях, столкнулись с русской интеллигенцией, отнюдь не склонной к гульбе с купеческим размахом. И этих русских стали ненавидеть еще сильнее, чем прежних. Но, надо признать, это их нисколько не волновало.
Русские туристы ударными темпами начали сами придумывать туры по Европе, которые стоили сущие копейки. Л. Г. Жданов в 1913 году опубликовал в журнале "Космополит" описание своей крайне экономичной поездки по Старому Свету:
"За 2 месяца я успел побывать в Варшаве (3 дня), Вене (3 дня), через Земмеринг в Венеции (4 дня; все в III классе), Падуе, Болонье, Флоренции (2 дня), в Риме (6 дней), в Неаполе (6 дней), в Риме, Пизе, Нерви и Генуе, в Милане, Лугано (2 дня), Милане, Генуе, Пицце (4 дня), в Канне, Марселе, Лионе, Париже (3 дня), в Брюсселе (1 день; все во II классе), Кельне (1 день), по Рейну до Майнца (на пароходе), во Франкфурте-на-Майне, Лейпциге, Дрездене (1 день) и обратно через Берлин и Александров (все в III классе)".
При этом, как писал Жданов, все билеты стоили ему 157 рублей 25 копеек благодаря использованию специального европейского "кругового билета", придуманного как раз для туристов и приобретавшегося на любом европейском вокзале. Все прочие расходы, включая еду, гостиницы и паспорт, обошлись ему в 185 рублей. Для человека среднего достатка это сумма, которую за несколько лет он вполне мог собрать.
Но существовали и другие известные в мире способы снижения расходов, которые русские туристы стали осваивать без промедления. Главным из них оказались поездки туристическими группами, и русские тургруппы стали появляться не только на Святой земле или в Западной Европе, но и в неожиданных прежде местах — Египте, Греции и Турции. Один из экскурсантов, Б. С. Габо, так описывал поездку в Константинополь и Афины, состоявшуюся летом 1914 года:
"Одним из интересных моментов экскурсии была поездка из Константинополя на Принцевы острова. Из гостеприимного русского Пантелеймонского монастыря, где группа остановилась, надо идти через кривые, узкие улицы Галаты, кишащие интернациональной толпой, к пароходу у моста. Пароходик ходит раз 6-8 туда и обратно, отвозя массу публики на дачи. Он прямо набит людьми, так что трудно пройти. Какая-то смесь азиатских одежд с европейскими, дамы в новомодных платьях и шляпах и турчанки в черных покрывалах, красные пятна фесок на парижских костюмах интеллигентов-турок. Слышна турецкая, французская, английская речь. Поминутно разносят воду и мороженое, но эта мутная вода с раздавленным лимоном в руках потного турка противна. Он тут же при вас и приготовит лимонад. Кто-то из туристов хотел попробовать мороженого, но увидел, как оно с ложки на блюдечко переносится пальцем, чтобы скорее было, и отказался от удовольствия... А жара донимает. Никакие крахмальные воротнички не выдерживают".
Куда больше туристам понравилось в православной Греции.
""Покажите же нам греческую природу, где у вас зелень? — пристали туристы к проводнику.— Ведь тут все камни, песок и развалины"... Задетый Русанов отправил группу за город. Трамвай привез нас в старую гавань Фалер, на берег, полукруглым очертанием и горами вдали несколько похоже на Ялтинские, только тут зелени все же почти нет. Но зато таким чистым, кристальным воздухом мы нигде раньше не дышали, такого освежающего купания не пробовали, как здесь. Под вечер тут вся публика отдыхает от дневной пыли и духоты в Афинах. На берегу накрыты сотни столов под открытым ласковым небом до самых волн прибоя. Оливковые черноусые и чернобровые лица, белые костюмы везде... Блестящие масленые глаза греков составляют контраст грустным усталым глазам турок, как замечают наши дамы, присматриваясь к толпе. Публике подают простую воду (kali пего) в бокалах, и это излюбленный освежающий напиток, один из остатков античной простоты, удивительно гармонирующий с общей обстановкой. Конечно, и немецкое пиво нагло забралось сюда, как и другие продукты культуры нового времени, непонятные прежде: и коньяк, и ром с прохладительными напитками. Но вода простая всюду в цене. Публика слушает оркестр, все освещено электричеством, сверкает огнями здание Луна-парка. Этот последний крик американских развлечений тут привился так же, как и везде".
На трамваях же путешествовали русские туристы и в Японии. После окончания Русско-японской войны появилось немало россиян, желавших ближе познакомиться с островной империей, победившей государство, намного превышающее ее по размерам и людскому потенциалу. Им советовали либо как следует подучить английский, либо освоить элементарные фразы из японского, либо, если собственных лингвистических способностей недостает, нанять в Йокогаме, где многие знают русский, подходящего гида-переводчика.
А побывавшие в Японии люди удивлялись, как далеко простирается доверие японцев к гостям: все данные о прибывшем они записывали со слов туриста, а паспорт требовался лишь при получении денег в банке. Туристов просили помнить, что с японцами можно и нужно разговаривать исключительно вежливо. Однако большинство желающих воспользоваться этими советами попросту не успело. Началась первая мировая война, границы закрылись и превратились в линии фронта. А самое популярное туристическое направление — Европа — превратилось в поле сражений. А после революции заграничный туризм вновь стал уделом немногих большевистских вождей, поскольку только им партия и правительство давали валюту для зарубежных турне.