Михаил Булгаков, написавший "Дон Кихота" в 1938 году для театра имени Вахтангова, так и не дождался постановки. Да и сейчас эта пьеса на драматической сцене чрезвычайно редкий гость. В Молодежном театре на Фонтанке ее поставил художественный руководитель театра — Семен Спивак. Смотрела ТАТЬЯНА ДЖУРОВА.
Главный сюрприз ожидает уже на входе в зрительный зал. Художник Семен Пастух одел сцену — стены, пол, двери, лестницы — в девственно белый мех. Этот белый и пушистый, без острых углов образ души главного героя отражает и мягкое, "бесконфликтное" мировосприятие самого режиссера, во всех спектаклях которого "хорошее" соревнуется с "лучшим". Хотя в отдельные моменты меховая пустыня напоминает палату для буйного: как ни бейся, ни стучи в мягкие стены — никто тебя не услышит.
Этот спектакль надо смотреть ради центрального дуэта Дон Кихота и Санчо Пансы. Приключения этой архетипической пары — настоящие каникулы Петрова и Васечкина. Ясноглазый, брови домиком, в "летчицком" подшлемнике на голове, Дон Кихот Андрея Шимко — ребенок, заброшенный в мир взрослых. Он вначале и подпрыгивает как ребенок, умоляюще складывая руки на груди и упрашивая хоть кого-нибудь из дядь и теть поиграть с ним в рыцарей и великанов. Только когда господин Шимко пристально и серьезно смотрит в зрительный зал, понимаешь, что этот ребенок умен не по годам. Самозабвенно отдаваясь игре, он отдает себе отчет в том, что его лошадка — из ваты, а меч — деревянный. Если сравнивать, то Дон Кихот Андрея Шимко больше всего напоминает Женю Колышкина, сыгранного Олегом Далем в фильме Мотыля "Женя, Женечка и Катюша": оба силой фантазии превращают войну в увлекательную игру.
По счастью, у этого Дон Кихота есть достойный партнер. Санчо Пансу играет, может быть, самый утонченный из артистов Молодежного театра — Роман Нечаев. Одетый в гигантские живот и задницу (с этими аксессуарами актер управляется чрезвычайно ловко), он, вооружившись авоськой с апельсинами, убегает вместе с Дон Кихотом, ведомый не столько желанием стать губернатором острова, сколько фантастической преданностью своему другу. И проходит большой драматический путь, становясь преданным адептом веры Дон Кихота. Достаточно увидеть его счастливо-умиленное, преисполненное сознания собственной значимости лицо, когда он встречает "настоящую" принцессу и ее приближенных, умоляющих о спасении.
Семен Спивак вынашивал замысел "Дон Кихота" долго и любовно. И, как многие слишком долго вынашиваемые замыслы, он несколько перезрел. Здесь, как и в других спектаклях режиссера, много кушают, поют, пляшут, и особенно никуда не торопятся. Поэтому спектакль длится четыре с лишним часа. Режиссура захлебывается комическими интермедиями, в которые превращены вполне себе драматически насыщенные сцены. Сцена в таверне, где хитроумный идальго угощает постояльцев чудодейственным бальзамом, от которого всех сначала охватывает приступ душевной теплоты, а потом — диареи, напоминает слишком затянувшиеся пионерские посиделки у костра. Сцена в замке Герцога и Герцогини, отчего-то одетых в короны и бородавчатую парчу, превращается в любительский спектакль при участии многочисленных "ряженых" в аляповатых костюмах из подбора. Кроме этого, господин Спивак хронически неспособен вынести кому бы то ни было приговор. А поэтому ни один (даже самый гнусный) из персонажей не покинет сцену, пока наконец не покажет свое подлинно человеческое, сочувственное лицо. Правда, среди "ряженых" есть серьезные роли. Татьяна Григорьева (Ключница), монументализированная на тот же манер, что и Санчо, грозна и беззащитна в своей материнской любви к сеньору Алонсо Кихано.
Но все-таки этот спектакль, хоть и окольными путями, приходит в положенный пункт назначения. Если не в трагедию, то уж точно в драму. Дон Кихот, отрекшийся от Дульсинеи, побежденный "реальностью" с жестокими глазами бакалавра Самсона, не просто взрослеет, а мигом стареет. Напрасно Санчо, подхватив копье, пытается вовлечь его в игру. Игра закончилась, а вместе с игрой — и жизнь. Монолог, обращенный заходящему солнцу, Андрей Шимко произносит словно от лица умирающего Булгакова.
В финале Санчо никак не может пробиться через толпу, копошащуюся вокруг тела его друга. Но он единственный, кто видит его душу, уходящую в темноту, в раскрытую белую дверь. Кричит, пытается привлечь ее внимание, но его уже не слышат. И в конце концов становится ясно, что Дон Кихот Булгакова — это все тот же Мастер. Он уходит, побежденный, но теперь свободный. А здесь, в больничной палате, остается его верный оруженосец Санчо. Или Иван Бездомный, если хотите.