Ретроспектива французского фотографа Андре Зукка "Парижане под оккупацией" в городской Исторической библиотеке опять разделила парижан — словно во время оккупации.
Мэрия Парижа категорически запретила рекламировать выставку на улицах и потребовала сопроводить ее специальными объяснениями о том, как парижанам приходилось терпеть нацистов, разбивших французскую армию и разделивших страну на две части. Одну — управляемую непосредственно немцами, другую — через коллаборационистское правительство Виши под руководством маршала Петена.
Обсуждая выставку Андре Зукка, многие говорят, что нельзя с таким пиететом показывать работы журналиста, сотрудничавшего с немцами. Что его фотографии демонстрируют: в оккупированном Париже можно было жить, и жить сравнительно неплохо, несмотря на все и всяческие продовольственные карточки. В театры стояли очереди, в кино шли премьеры, модницы щеголяли шляпками. И что это стыдно.
Другие отвечают, что выставка замечательная, она как раз показывает неубиваемое жизнелюбие парижан, всю силу их скрытого сопротивления режиму. В газетах выступают все больше первые, в книге отзывов — все больше вторые.
Министр пропаганды Германии доктор Геббельс проинспектировал Париж в 1940 году и нашел его "слишком грустным". Город надо было развеселить, вернув бывшей столице Европы хотя бы видимость прежней жизни. Геббельс велел везти в Париж лучшие театры и лучшие оркестры, крутить в кино новые фильмы. Он приказал возобновить церемонию отдачи воинских почестей у мемориала Неизвестному Солдату у Триумфальной арки. Париж должен был жить как ни в чем не бывало.
Парижские виды Зукка вполне соответствуют надеждам Геббельса. Иногда лишь отсутствие машин на улицах и придумка военного времени — велотакси (бензин нужен на фронте) — говорят о том, что перед нами оккупированный город.
Да, на нескольких фотографиях есть фашистские флаги, свисающие над мостовой улицы Риволи, рядом с "Мерисом", где квартировал германский военный комендант Парижа (и где 25 августа 1944 года он подписал приказ о капитуляции). Да, выделяются желтые звезды на черных костюмах и платьях евреев из парижского квартала Марэ. С 7 июня 1942 года эту звезду обязан был носить каждый еврей, достигший шести лет. Да, висят вдоль Елисейских полей афиши международной выставки "Большевизм против Европы" — входной билет 2 франка.
Зато рядом — витрина с женскими туфельками, объявление "в свободной продаже" и портрет главы вишистского правительства маршала Петена. Витрина бюстгальтеров — уже, правда, без маршала. Девушки на скачках в Лоншан носят умопомрачительные многоэтажные шляпы, напоминающие киевский торт. Красотка на велосипеде возле Лувра поворачивает к объективу такие рискованные белые шорты, в каких ходят только русские дамы в турецких отелях "все включено". С песней марширует отряд преданной правительству организованной молодежи в красивых черных беретах и черных рубашках. Немец с Железным крестом один в толпе французов спускается в метро и не боится, совсем не боится. Крутятся карусели в луна-парке, парочки едят черешню, целуются, выгуливают детей. Огромный плакат "Семья — ячейка общества". Подпись: Маршал Петен.
И все это в ярком цвете. Все 270 фотографий на выставке — цветные. Париж в оккупацию снимали и другие фотографы, но только Андре Зукка служил в роскошно иллюстрированном двухмесячнике "Сигнал", который германская администрация издавала во всех оккупированных странах. У него было не только разрешение фотографировать на улицах Парижа — он получал невероятно редкую в те времена цветную пленку и пользовался ею как настоящий художник.
Однако прямой пропагандистской цели он при этом вроде бы не имел. Черно-белые кадры снимал для печати, цветные копил для себя. Ходил по Парижу с двумя фотоаппаратами, делал раскадровки как режиссер и фотографировал так, как будто снимал любительское кино. И поди пойми теперь, почему так безмятежен оккупированный город — то ли злодей Зукка нарочно выбирал для своего интимного альбома кадры на радость Геббельсу, то ли так оно и было в военном Париже.
Выставка начинается с личной истории самого Андре Зукка (1897-1973). Мальчиком он прожил несколько лет в США, потом вернулся во Францию, работал фотографом в журнале про кино и театр Comoedia. Воевал в первую мировую. Получил орден. Женился в 1933 году, но тут же сбежал делать репортажи о тогдашней Югославии, Италии и Греции. Объехал Алжир и Марокко, на военном транспорте "Млин" прошел Суэцким каналом, посетил Сингапур, Японию, Китай. Побывал репортером на советско-финляндской войне. Служил во французской армии во время "странной войны" в качестве репортера Paris Soir и Paris Match. После взятия Парижа работал в "Сигнале", получая баснословную зарплату 16 000 франков.
Здесь его личная история пересеклась с историей выставки "Парижане под оккупацией". После освобождения ему припомнят работу на немцев, но в итоге не посадят. Зукка ходил под статьей и в конечном итоге перебрался в провинцию, сменил имя, работал в маленьком фотоателье.
Поскольку Зукка — фотограф, биография дана в отпечатках. То мост в боснийском Мостаре, то цыгане на дороге Македонии, то палуба корабля в шторм, то красивые китаянки на улицах Гонконга. Вот и он сам в военной форме, но с огромным артистическим шарфом на шее. И вот он — провинциальный фотограф, снимающий домашний праздник у священника, охотников с убитым кабаном.
Архивы сохранила семья. В 1986 году Историческая библиотека купила у наследников собрание Зукка (10 600 черно-белых и 1058 цветных снимков) и начала работу по их реставрации, которая завершилась совсем недавно. И мы увидели в обычном, а не в черном цвете торговлю на рынках, прогулки в парках, афиши снятого во время войны кино. В их числе "Жизнь в удовольствие", где играл кумир француженок красавец Альбер Прежан, звезда французского экрана, преданный забвению после освобождения за то, что говорил по-немецки, снимался в Германии, а в 1943-м ездил туда по кинематографической линии.
Мы-то помним о захваченном Париже другое. Призыв де Голля, переданный по английскому радио: "Франция проиграла сражение, но не проиграла войну". Замученного Жана Мулена. Мемориальные доски на улицах: "Из 500 еврейских детей этого квартала, отправленных в Освенцим, большинство училось в этой школе". Нам рассказывали про полковника-коммуниста Роль-Танги, про освобождавших город танкистов генерала Леклерка. Про Парижское восстание, которое в отличие от Варшавского немцы не успели утопить в крови — может быть, потому, что на Париж наступали не мы, а союзники.
И вот не правые партии, не реваншисты какие-нибудь, а уважаемая Историческая библиотека выставляет такие неожиданные, разоблачающие кадры. Но разоблачающие что? Коллаборационизм? Да. Равнодушие многих и мученичество единиц? Возможно. Но еще эта выставка показывает ощущение Франции, Парижа, жизни, любви как ценности, принадлежащей всем французам вне зависимости от стороны, на которой они очутились.
Французы, с одной стороны, не любят вспоминать об оккупации, им больно, неприятно, но они и не боятся этого. Они порицали Луи Маля за его страшный фильм о молодом полицае "Лакомб Люсьен", но посмотрели его — в нашем прокате его не было. Точно так же снимки Зукка никогда не привезут в Россию, а мы едва ли увидим выставку, показывающую, что происходило в надолго захваченных немцами советских городах.
Потому что мы готовы презирать французов за то, что они не стали сражаться, как мы, и не превратили Париж в руины. По-нашему, они должны были утопить в своей крови рейх, который мы поддержали и с которым мы в те годы по-братски делили Европу. Нам ближе пример Сталина, допустившего голод Ленинграда и смерть Царицына. Или Гитлера, взявшего с собой в могилу старый Берлин.
Один из главных образов выставки — черноволосая девушка подводит губки на набережной. Кто она, француженка, немка, переводчица, подпольщица — не все ли равно в этот момент, когда она чувствует себя парижанкой.
Снимки Зукка заставляют признать, что был и другой вариант поведения, о котором де Голль говорил когда-то в своих в общем-то нетерпимых к предателям мемуарах: "В годину бедствий даже те немногочисленные французы, которые избрали для себя путь грязи, не отреклись от родины". В парижской Историчке можно видеть, что и родина от них не отреклась.