Вознесение партитуры
Сергей Ходнев о "Святом Алексии" Стефано Ланди
Stefano Landi: "Il Sant` Alessio" (2 DVD)
Les Arts Florissants, W. Christie (Virgin Classics)
"Sant` Alessio", "Святой Алексий" — опера про довольно известного святого, того самого, которого на Руси звали "Алексий человек Божий". Но то был римский святой, и в Риме композитор Стефано Ланди в 1631 году написал эту оперу. Заказало ее тороватое и осененное папской тиарой семейство Барберини, так что пели лучшие певцы того времени, а декорации делали лучшие архитекторы — словом, достаточно, чтобы любой учебник вам назвал тогдашнего "Св. Алексия" одним из самых роскошных постановочных шедевров всех времен и народов.
Теперь его поставили знаменитый дирижер-барочник Уильям Кристи и режиссер Бенжамен Лазар, тоже специализирующийся на старине, точнее, на реконструкции старинных театральных практик. Поставили, не просто стилизуя звук и визуальный ряд, но еще и рабски следуя римским обычаям XVII века: в папской столице женщинам было запрещено выходить на театральную сцену. Тогда дам в этих случаях заменяли кастраты; в данном случае подвизаются мальчики (в хоре) и многочисленные контратеноры (в сольных партиях). Если во времена Ланди на полном серьезе считалось, что женщина на подмостках — это безнравственно, то сейчас густо загримированные и переряженные мужчины, изображающие мать, невесту или кормилицу главного героя, смотрятся не то чтобы безнравственно, а скорее нелепо. По крайней мере, на протяжении первого из трех актов очень велик соблазн видеть во всем этом эдакий оперный "Балет Трокадеро" — только, для пущей странности, всерьез изысканный визуально и с прекрасной музыкой.
Впрочем, странности хватает и в самой опере, вернее, в ее сюжете. Алексий, сбежавший во цвете лет от любящих родителей спасать душу, в конце концов живет неузнанным нищим под лестницей в родительском доме. Страдания родных, оно, конечно, надрывают ему душу; из ада во главе своры поющих и пляшущих бесов является демон, чтобы соблазнить его на нормальный человеческий поступок — перестать всех истязать и открыться. Но нет, силы небесные в очередной раз убеждают подвижника, что у Бога насчет него другие планы, а спорить с ними нехорошо. Только после скорой смерти личность безвестного нищего выясняется, но аллегория Религии убеждает родителей не плакать, разверзаются небеса с душой святого посреди ангельских сонмов, и аллегории Добродетелей танцуют финальный балет с хором. Между длинными, надрывными и какими-то душными речами главных героев там и сям неожиданно появляются моменты откровенного бурлеска, подаренные двум шутам, Курцию и Марцию, которые вообще-то все эти нюни не во что не ставят.
Но факты есть факты. Бережное и красочное решение инструментального сопровождения, предложенное Уильямом Кристи, — чуть ли не эталон обращения с оперной партитурой XVII века. Поют все эти один диковиннее другого выглядящие фрики во главе с контратенором Филиппом Ярусски на самом деле очень и очень хорошо. Да и музейная красивость визуального ряда — картинные барочные жесты, тускло-золотистый свет свечей, стильный деревянный фасад перманентной декорации — понемногу примиряет с мыслью, что смотришь какой-то театр кабуки, зрелище сколь декоративное, столь условное. Только жизни всему этому недостает, той витальности, которая в XVII веке делала это искусство всеобщей фабрикой — простите, мануфактурой — грез, и дорогой, и авангардной, и аристократичной, и общедоступной.
"Ah! Mio cor": Handel Arias
M. Kozena; Venice Baroque Ochestra, A. Marcon (DG-Archiv)
Против тренда не пойдешь — количество сольных альбомов с ариями Генделя продолжает бить рекорды. Если кто-то из них в качестве генделевского исполнителя смотрится неожиданно (как, например, тенор Роландо Вильясон, у которого тоже генделевский альбом на подходе), то чешской примадонне Магдалене Кожене уж сам Бог велел. Хотя репертуар у нее широченный (Моцарт, Россини, Оффенбах, Дебюсси...), Баха и Генделя она тоже много пела, и пела с примечательным успехом.
Сразу скажу, что это, вероятно, лучший из пока что существующих ее "сольников" — хотя такой Гендель, как у нее, вряд ли покажется кому-то привычным и традиционным. За правильность и каноничность трактовки вроде бы должен был отвечать Венецианский барочный оркестр под управлением Андреа Маркона, и в оркестровом сопровождении арий действительно многое ожидаемо: фразировка, окраска звука, штрихи, подбор инструментов для генерал-баса. Но, хотя это и вполне доброкачественная ожидаемость, кажется, что диск попросту не получился бы без того гипноза, который идет от Кожены и под влиянием которого, похоже, все время находятся оркестранты. Так певица, вероятно, еще ни разу не отрывалась; каждый трек получается дистиллированной эмоцией, всякий раз другой и всякий раз неподдельной. Особняком стоят две образцово-показательные сцены безумия: сцена Деяниры из "Геркулеса" и сцена Роланда из одноименной оперы. Безупречно интонируя, Кожена вкладывает в свою вокальную линию такую концентрацию муки, бешенства и сумасшествия, что ничего визуального уже и не нужно. Или вот пара столь же хрестоматийных плачей, "Ah! Mio cor" из "Альцины" и "Scherza infida" из "Ариоданта": сыграны они в магически замедленном темпе, а спеты с совершенно непередаваемым ощущением обнаженной всепоглощающей боли. Ковы заглавной героини "Агриппины", скорбный экстаз мученицы Феодоры из одноименной оратории, да даже запетая до непристойности ария "Lascia ch'io pianga" из "Ринальдо" — для всего этого Кожена находит свежую, живую, непривычную интонацию. И как-то забываешь о том, что номинально она меццо-сопрано — здесь она легко поет самые что ни есть сопрановые арии и опускается, хотя и с заметным усилием, до контральтовых глубин.
"Chant: Music for Soul"
The Cistercian monks of Stift Heiligenkreuz (Universal/Decca)
Историю появления этого диска много раз взахлеб пересказывали в прессе и в интернете, не замечая того, что в серьезном пересказе выглядит она несколько насмешливо, наподобие книги Кристофера Бакли "Господь — мой брокер". Есть в Австрии, близ Вены, старинный цистерцианский монастырь Хайлигенкройц, непрерывно и во всяком благополучии действующий почти 900 лет. И вот однажды вечером брат-регент получил немногословное и энергичное письмо по электронной почте. "Шнелль, — было написано там, — шнелль!" — и ссылка на информацию о том, что компания Universal проводит кастинг среди монашеских хоров для записи альбома, посвященного григорианскому хоралу. Иноки с молитвой послали воротилам рынка ссылку на свой клип в YouTube — и таки выиграли кастинг. В монастырь приехали дорогие звукоинженеры, расставили аппаратуру, и монахи, впервые нарушавшие таким занятием тысячелетний распорядок жизни, напели альбом. Ура. И папа римский радешенек, и первые места в поп-чартах взяты (честное слово).
Зачем столько шума и лишних телодвижений, непонятно. Вообще, григорианские песнопения с давних пор записывали более или менее регулярно, а уж с 1990-х, после экспериментов группы Enigma, интересоваться григорианскими распевами стали все. Потому григорианику и записывали прямо-таки часто, и в монашеском исполнении, и в исполнении светских хоров — так что, за вычетом рекламно-информационной волны, подвиг певчих из Хайлигенкройца не такое уж историческое свершение. Хотя поют они, этого у них не отнимешь, качественно (а ведь непрофессионалы), сносными голосами, с отличной культурой, ровненькими унисонами и хорошей артикуляцией. Для светского хориста спеть такое — дело из ряда вон, но кратковременное, может даже проходное, а для них, в сущности, это обыкновенное ежедневное занятие, хотя и с совершенно особым духом: все это в записи тоже отчетливо различимо. Только вот к программе диска цистерцианцы подошли не то с недостатком изобретательности, не то с избытком. Завершается диск двумя песнопениями из службы Пятидесятницы, перед ними идет полностью спетое повечерие (ежедневная служба перед сном). Но сначала, эдак жизнеутверждающе, монашеский хор исполняет песнопения заупокойной мессы.