Рудольф Нуреев, чье 70-летие отмечается в 2008 году, стал прототипом героя балета Натальи Каспаровой "Точка невозврата". Премьера балета открыла 10-й фестиваль современного танца "Open look", посвященный юбилею самого знаменитого невозвращенца советской эпохи. Спектакль смотрела ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Удивительно, что биография одного из самых мифологичных танцовщиков современности Рудольфа Нуреева так долго оставалась вне хореографического изложения. Даже как-то не верится, что сочная фактура жизни этого вечного странника-изгоя — рафинированного эстета и вульгарного хулигана, романтического возлюбленного и гомосексуалиста, умершего от СПИДа, его детство, проведенное в нищете, и азиатская роскошь — до сих пор не задела чувствительных струн души ни одного хореографа-творца. Между тем вся эта мишура оставила равнодушной худрука главной петербургской труппы современного танца Cannon-Dance Наталью Каспарову — к счастью. В ее спектакле вообще нет никакой жизнеописательной линии, почти нет хореографических цитат. Премьеру предваряли выступления ленинградских друзей и партнеров Рудольфа Нуреева по Кировскому театру — Нинель Кургапкиной и Аллы Осипенко, а также представителя Фонда Рудольфа Нуреева Любови Мясниковой. Их рассказы и прояснили тему нового опуса госпожи Каспаровой.
Первый эпизод "Точки невозврата", идущий под зловещее шуршание знаменитых "Снежинок" из "Щелкунчика", стал первым проведением главной темы. Женщина (то ли образ Матери, то ли символ Судьбы) тягает на своих плечах великовозрастного детину не хуже циркового атлета. Оставшись в одиночестве, герой, облаченный в современный пиджак и брюки, начинает тоскливый монолог о трудностях бытия (под музыку Рахманинова), главный пластический лейтмотив которого - многочисленные, словно от подножек, падения (их надо расценивать как хореографический символ тех препон и препятствий, которые чинили Рудольфу Нурееву в Ленинграде борцы невидимого фронта). Далее следуют несколько эпизодов, обрисовывающие атмосферу конца 50-х: отвязная советская молодежь, именуемая "стилягами", смело выплясывает "тлетворные танцы загнивающего Запада" — хореография этих сцен так же необязательна и невыразительна, как и любительские танцы на светской вечеринке. Исполнение, впрочем, на весьма достойном уровне — профессиональная подготовка танцовщиков позволяет им запрыгивать на плечи друг другу, "нырять" в эффектные поддержки и демонстрировать гибкость всех членов тела. Тут подоспевает очередной монолог героя — под песню Александра Вертинского "Я маленькая балерина". Внутренний разлад танцовщика наглядно демонстрирует белая маска, надетая на ногу, с которой герой вел одному ему понятный диалог (у корреспондента Ъ возникли разве что ассоциации со сценой из "Служебного романа", когда Новосельцев, водрузив очки на ботинок, беседовал с "Прокопием Людмилычем"). Дух героя все никак не мог подняться и воспарить над обыденностью — большую часть сценического времени артист провел в маяте и катаниях по полу (замечу: пластический арсенал "катаний" у госпожи Каспаровой крайне обширен). Наконец раздался гул взлетающего самолета, но хореограф и тут не повелась: знаменитый нуреевский "прыжок в свободу" не вошел в хореографический текст спектакля, а герой в очередной раз трагически распластался на сцене.
В финале "Точки невозврата" весь немногочисленный состав труппы в тренировочной униформе артистов балета под музыку "Снежинок" пошел в лобовую атаку на зрителя, бомбардируя его "топовыми" движениями экзерсиса. Итог получился — как в хорошем детективе с открытым финалом: главный герой, которому все это не иначе как привиделось в кошмарном сне, то ли убежал от навязчивой действительности, то ли умер. Судить о его физическом состоянии не позволил опустившийся занавес.