Мариинский театр уже давно приучил свою публику к ежегодному параду вокальных светил, проходящему в рамках фестиваля "Звезды белых ночей". Но возможность услышать в Санкт-Петербурге ведущих певцов мира в их коронных партиях предоставляется куда реже чем хотелось бы: большинство западных этуалей участию в каком-нибудь из мариинских спектаклей предпочитает формат гала-концерта. Уж лучше и вправду сольные highlights — считает ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ, побывавший на концертном исполнении оперы Верди "Симон Бокканегра".
Двадцать первую вердиевскую оперу на нынешних "Звездах белых ночей" давали дважды, оба раза в концертном исполнении и оба раза с участием приглашенных гостей. В начале июня на сцену Мариинки-3 вышел любимый бас Герберта фон Караяна Феруччо Фурланетто, в минувшее воскресенье в заглавной партии выступил едва ли не лучший баритон планеты Томас Хэмпсон. В биографии певца "Симон Бокканегра" занимает особое место: к этой роли господин Хэмпсон обратился впервые шесть лет назад в спектакле Петера Штайна в Венской опере, спев к тому времени Позу, Жермона и Макбета и основательно поднаторев в психофизике вердиевских баритоновых партий. Его интерпретация "Бокканегры" с тех пор так и осталась непревзойденной — раньше казалось невозможным спеть "Симона" мощнее Тито Гобби и Пьеро Каппуччилли, сегодня равнение идет уже на Томаса Хэмпсона. В недавней беседе с корреспондентом Ъ певец заметил, что ему никогда не было интересно впечатлять оперную публику, ему хотелось, скорее, заставить ее задуматься, — и подчеркнул, что характер и психология ролей всегда были для него едва ли не более важны, чем вокальная партия. Господин Хэмпсон, конечно, лукавит: питаясь из музыкального источника, актерское и певческое слиты в его "Бокканегре" в монолит невероятно цельной и притом на удивление человечной интерпретации. За поверхностным оперным мракобесием сюжетного фасада (похищение и обретение дочери, заговоры и интриги, звон шпаг и отравление) Хэмпсону удалось разглядеть подлинные глубины вердиевской партитуры. А заодно сотворить чудо: то, что должно было бы звучать ходульной мелодрамой, добирает у него масштаба классицистской трагедии.
Но если где-то и проявлялся колоссальный драматический потенциал "Симона Бокканегры", так это лишь в голосе господина Хэмпсона. Эталонное исполнение заглавной партии — пусть и решающая, но половина оперы. В "Симоне" нет второстепенных персонажей: все восемь ролей композитор сшил крепкой драматургической нитью, от первой до последней ноты сматывающейся в конфликтный клубок. Любой просчет кастинга грозит превратить исполнение в катастрофу, на пороге которой то и дело оказывались мариинские хор, солисты и оркестр под управлением Валерия Гергиева. Хотя в сравнении с предыдущими вердиевскими опытами мариинского шефа "Бокканегра" прозвучал гораздо более ровно и взвешенно, однако оркестровым массивам не всегда хватало кропотливой отделки (ну так мариинцы и освоили эту партитуру лишь недавно). Наиболее представительным среди мариинцев оказался по-европейски искусный Евгений Уланов (канцлер-заговорщик Паоло Альбиани), который вел свою партию с такой перфектностью, что казалось, еще немного — и исполнение перерастет в схватку его баритона и голоса господина Хэмпсона. Ирма Гиголашвили (Амелия Гримальди) распелась лишь ко второй половине вечера, слишком эпически-благостному Сергею Алексашкину для партии Якопо Фиеско не хватило характерности и заостренности образа (для этой роли скорее бы подошла фактура другого мариинского баса-корифея, Геннадия Беззубенкова), у Ахмеда Агади начисто отсутствует требуемый для партии Габриэля Адорно тенор-spinto.
Признать успешным это исполнение "Симона Бокканегры" мешают вовсе не исполнительские частности — с ними, в конце концов, можно было бы примириться, списав на всегдашнюю спешку, фестивальную нервозность и прочие фирменные местные обстоятельства. Проблема в другом: когда мариинские творческие силы не на пике формы, а рядом на сцене оказывается суперпрофессионал — такой, как Томас Хэмпсон, — обстоятельства становятся решающими. Плохо взятую ноту или нечистую интонацию простить еще можно, но невозможно примириться с тем, что певцы намертво впериваются в ноты и застывают как тетерева на току, отвечая решительным отказом на все попытки господина Хэмпсона как-то театрализовать происходящее. Да что там театрализовать — вступить бы в диалог с партнером, с сочинением, на худой конец с залом, мало что понимающим в отсутствие бегущей строки. Коммуникативность интерпретации, о которой так печется Томас Хэмпсон в каждом своем интервью и которую демонстрирует каждым своим выступлением, в мариинском "Симоне Бокканегре" отсутствовала начисто. К тому, что убогая режиссура девальвирует в Мариинке достижения музыкантов, мы уже почти привыкли. К скудости собственно музыкальных достижений привыкать совсем не хочется.