Джаз и сырость

Фестиваль "Музыка Большого Эрмитажа" закончился выступлением проекта барабанщика прог-рок группы King Crimson Билла Бруфорда. За противостоянием музыки и погоды во дворе Зимнего дворца следил ЕГОР АНТОЩЕНКО.

       На "разогреве" выступала молодая московская группа Zenta Sventana, стиль которой можно было бы определить как "русский народный лаунж". Песни, якобы собранные вокалистками Христиной Кузнецовой и Аленой Романовой в этнографической экспедиции по Тульской и Смоленской областям, подверглись продюсером поп-дуэта "Гости из Будущего" аранжировке а-ля "московская кофейня начала нулевых". Кто знает, может быть эта несколько кичевая музыка и вправду составит конкуренцию De-phazz и Gotan Project в заведениях общепита, однако на публику, пришедшую строго "на Бруфорда", творчество Zenta Sventana произвело довольно сомнительное впечатление. Во всяком случае, когда девушки объявили последнюю песню, в толпе ощутимо разнесся коллективный вздох облегчения. А на слова госпожи Кузнецовой, что, мол, песня про то же самое (любовь, морковь и все такое), из народа раздался глас: "И в той же тональности!" — и вызвал волну вполне оправданного смеха.
       Наконец, на сцене появились герои вечера: барабанщик Билл Бруфорд, русский басист с парижской пропиской Андрей Светлов, англичанин Тим Гарланд, долгое время игравший на саксофоне в бруфордовском проекте Earthwork, а до этого успевший поработать с Чиком Кориа и Ронни Скоттом, американский гитарист с говорящей фамилией Фьюджински, а также "хозяин вечера" пианист Андрей Кондаков. Как обычно бывает с джазовыми супергруппами, программа в равной степени состояла из произведений всех участников. Однако тон задавал все-таки Бруфорд: с первых аккордов его пьесы "Garden of Eden" повеяло патентованным кримсоновским саундом, а гитарист Дэвид Фьюджински на несколько минут представил себя Робертом Фриппом с его атмосферной звукописью. Сам Бруфорд, живая школа арт-рока семидесятых, барабанщик, успевший посотрудничать с Yes, Genesis, и до сих пор гастролирующий с King Crimson, в своих очках и седых кудрях выглядел, скорее, как преподаватель какой-нибудь гуманитарной дисциплины, чем видавший виды ударник-рокер. И играл соответствующе: с драйвом, но не слишком экспрессивно, технично, но "не выделываясь".
       Когда зазвучала кондаковская композиция с красноречивым названием "Мы не умеем играть блюз, зато у нас метро чистое", посвященная нью-йоркскому барабанщику-самоучке Ленни Уайту, ввысь поднялись зонты: пошел дождь. По сравнению с прошлым фестивалем, публике еще повезло: тогда двор Зимнего дворца буквально затопило, зрители промокли до нитки, а концерт из электрического превратился в акустический — звукоинженеры боялись за здоровье музыкантов. Но надо отдать должное зрителям: несмотря на холод и слякоть, до конца выступления не ушел почти никто. Тем временем зачем-то надевший солнечные очки Фьюджински продолжал перевоплощаться: на сей раз он стал Джоном Маклафлином времен Mahavishnu Orchestra с его фирменными "индийскими" соло. Группа не отставала: эффектно "сбивался" Билл Бруфорд, "мудрил" саксофонист Гарланд — словом, дух джаз-роковых семидесятых музыкантам удалось воссоздать отлично. И несмотря на то, что в ходе концерта репертуар главного проекта Бруфорда "Earthworks" остался почти нетронутым, создавалось ощущение, что видишь именно один из составов группы — обрывистые мелодии духовых, гармонические путешествия клавишных, скоростные басовые трели: фьюжн, как и было обещано.
       Ближе к концу концерта для исполнения "вечнозеленой" баллады Андрея Кондакова "In the deserted park" на сцене появился экстатичный фри-джазовый контрабасист Владимир Волков, и благодаря ему кондаковский пустынный парк наполнился разного рода маргиналами. Жаль, что исполнив всего одну пьесу, господин Волков ретировался: постоянный партнер Леонида Федорова и участник концертов лучшей отечественной рок-группы "АукцЫон" своей экспрессией изрядно оживил несколько холодное звучание коллектива. Ну а под занавес басист Андрей Светлов, который, несмотря на брюки невообразимой расцветки, не очень выделялся во время концерта, неожиданно "выстрелил" самой динамичной композицией вечера — жизнерадостным афробитом "Последний бронтозавр".
       Примерно такими жизнерадостными бронтозаврами и казались участники концерта — джазмены поколения семидесятых, выросшие на пластинках Чика Кориа и Кита Джаррета, чья музыка, со всей ее интеллектуальностью и виртуозностью, стала замкнутым в себе вневременным явлением. Майлз Дэвис еще в конце шестидесятых сетовал, что джаз превращается в музыку для музеев, и отчаянно искал выход из сложившейся ситуации. Современным джазменам проблемы господина Дэвиса неведомы — им и под стенами музея играть неплохо. Лишь бы не было дождя.