Премьера опера
"Пиковой дамой" в постановке Веры Немировой и под управлением Андриса Нельсонса завершила сезон Венская опера. Детский дом и комсомольские символы на сцене вполне вписались в оперу Чайковского. За жизнью русской классики на берегах Дуная наблюдал специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Русской классике повезло как мало кому в ХХ веке. Ей выпало отвечать за все хорошее и не очень, из чего состояла русско-советская история. Опера как жанр не стала исключением. Комиссары в пыльных шлемах, партийные работники в кургузых пиджаках, пьяные маршалы и комсомольские богини оказались как у себя дома во многих инсценировках последних лет, от "Леди Макбет Мценского уезда" до "Евгения Онегина". В каком-то смысле "Пиковая дама" в постановке Веры Немировой из этой же серии осовремененных шедевров. Но если она и выглядит политизированной, то не плакатно.
Она не стала парадом звезд, хотя поначалу сезон на берегах Дуная хотели закрыть максимально торжественно. В этот вечер, как и на премьере оперы, должен был дирижировать Сейджи Озава, а главную партию петь Нил Шикофф. Но в итоге за пультом оказался 30-летний латыш Андрис Нельсонс, а роль Германна исполнил украинский тенор Мариан Талаба.
Слава молодого маэстро давно уже перешагнула границы родной Риги. Ученик Александра Титова из петербургской консерватории, берущий также частные уроки у Мариса Янсонса, господин Нельсонс начал сейчас крутую международную карьеру. Осенью он возглавит оркестр Бирмингема, выступит с оркестром Концертгебау, а в 2010 году станет в Байройте за пульт "Лоэнгрина". Судя по энергично и очень эмоционально исполненной "Пиковой даме", у него и впрямь большое будущее.
Мариан Талаба же, поступив четыре года назад в штат Венской оперы, занят сегодня во многих постановках, прежде всего в итальянском репертуаре. У него хорошая русская дикция, что важно для венского зрителя, далеко не единого в том, надо ли исполнять Чайковского по-русски. Но и Мартина Серафин, певшая Лизу, и Горан Симич (Сурин), и Боац Даниель (Елецкий) — все вполне вошли в образы героев Чайковского, не изменяя родному языку композитора.
Действие начинается в детском доме, на стене — огромный значок ВЛКСМ с трудно различимым профилем. Функционеры порхают там и сям, строительная мафия не заставляет себя ждать, и легкий привкус педофилии разлит в воздухе, хотя звучат лишь до боли знакомые призывы "Будьте готовы!" — "Всегда готовы!". Но и они оказываются лишь обстоятельствами времени и места. Госпожа Немирова, ученица легендарной Рут Бергхауз и Петера Конвичного, использует приметы эпохи для того, чтобы подчеркнуть вечный характер происходящего. Художник Йоханнес Лайакер, известный москвичам по "Летучему голландцу" в Большом театре, даже выстраивает декорации в условно-универсальном стиле, соединяющем стиль старинных итальянских палаццо и конструктивистские изыски 20-х. Здесь есть место любым чувствам, от гомеровских до шекспировских.
Но не одна лишь любовь кружит головы персонажам "Пиковой дамы". В кои-то веки сама дама оказывается не просто в заглавии, но и буквально на первых ролях. Легенда мировой оперы Аня Силья, исполнявшая партию Графини, так грустно, лично и проникновенно перечисляет герцогов и графинь, маркиз и фавориток прошлого, что, кажется, она не только об ушедшем XVIII веке тоскует или советской эпохе, следы которой исчезают на глазах, от сцены к сцене, но и о своей жизни тоже. Полвека в мире оперы, работа с Отто Клемперером и Карлом Бемом, Пьером Булезом и Вольфгангом Саваллишем — да тут любой издаст стон тоски. Но госпожа Силья ведет свою роль с тем отрешенным благородством, какое и полагается дивам ее класса. В качестве скрытого чествования великой певицы Немирова обставляет торжественный выход Графини в виде Екатерины Второй.
По мысли Немировой, "Пиковая дама" — одно из самых социально критических творений Чайковского, и программка к ее спектаклю полна фотографий из нынешних приютов и рассуждений о бедности и богатстве в России, датируемых, правда, концом XIX века. Но к чему исторические параллели? Достаточно посмотреть на наших соотечественников, рассекающих венскую Кертнерштрассе, чтобы понять пафос режиссера.