выставка bad painting
В Вене в музее современного искусства MUMOK открыта выставка "Плохая живопись — хорошее искусство". В экспозиции работы 21 художника ХХ века, среди которых такие известные мастера, как Франсис Пикабиа, Рене Магритт, Георг Базелиц, Джулиан Шнабель, и самые модные живописцы последних лет. МИЛЕНА ОРЛОВА о том, чем хороша плохая живопись.
Как это ни смешно, но "плохая живопись", или bad painting в английском варианте,— это вполне официальный термин, обозначающий одно из самых влиятельных и популярных в современном искусстве направлений. Конечно, скептиков, считающих, что художник делает плохую живопись только потому, что не умеет делать "хорошую", разубедить трудно. Выставка адресована скорее тем зрителям, которые не могут понять, зачем профессиональные мастера отказываются от своих навыков в пользу детских каракулей и бесформенных потеков, зачем прикидываются хулиганами и неумехами, предпочитающими сортирную эстетику хорошему вкусу. Кураторы выставки — Сюзан Нойбургер и Ева Бадура-Триска — решили впервые обобщить и суммировать накопленные за XX век живописные "безобразия", чтобы найти в них какую-то общую логику.
Выставка начинается с работ таких мэтров модернизма, как Франсис Пикабиа и Рене Магритт, и без этикеток догадаться, что это именно они, по представленным картинкам невозможно. Забавно, но речь не идет, скажем, о раннем периоде творчества — напротив, эти странные опусы созданы зрелыми творцами, добившимися славы и вдруг кардинально поменявшими свою манеру. Пикабиа в 1930-е после дадаистических экспериментов вдруг начал писать испанских красавиц в кружевах и с розами и обнаженных девушек на фоне умильных пейзажей в наипошлейшей манере уличных художников. Магритт в 1940-е изменил своим тщательно нарисованным интеллектуальным картинам-ребусам в пользу буйных, размашистых картинок, которые сам он называл "коровьими" — даже коллеги по сюрреалистическому движению его не поняли и осудили, за вульгарность. В эту эпоху героических экспериментов с формой упрек в банальности, видимо, все еще был страшнейшим оскорблением для художника.
К этому примешивалась и политика: теоретики модернизма считали, что "правильная" живопись, приятный глазу и понятный простому человеку реализм — это удел тоталитарных государств вроде СССР и фашистской Германии, а художники в свободных странах должны самовыражаться, а не продуцировать китч. Но в действительности послевоенный модернизм сам стал такой же жесткой доктриной, какой у нас был соцреализм. И если наши подпольные арт-диссиденты бравировали абстракционизмом, то на Западе в отщепенцы часто попадали художники вполне традиционной ориентации. Вроде американца Нейла Дженни, в конце 1960-х писавшего картинки с наивными сюжетами типа "Девочка и кукла" в трогательной детсадовской манере и впервые употребившего термин "плохая живопись" как свою программу.
Другой герой выставки, его соотечественник Филипп Гастон, тоже настрадавшийся от непонимания, почему вместо прогрессивного минимализма или хотя бы поп-арта он предпочитает старомодные мазочки и фигурки, в 1978 году иронично цитировал в своей лекции слова Исаака Бабеля, адресованные Союзу советских писателей: "Партия и правительство дали нам все, лишив только одной, и очень важной привилегии — это, товарищи, привилегия писать плохо". В западном искусстве 1960-х этой привилегией пользовались, как это ни парадоксально, самые радикально настроенные личности.
А вот нынешние модные немецкие живописцы (также представленные в Вене — например, Андре Бутцер) пользуются другим рецептом "плохой живописи", придуманным в Германии тоже почти полвека назад такими ныне хрестоматийными авторами, как Георг Базелиц, Зигмар Польке и Мартин Киппенбергер. В этом случае от художника требуется максимум первобытной дикости и, если хотите, сексуальности, желательно еще уметь бить тарелки — как это виртуозно делал, наклеивая их на холст, нью-йоркский ниспровергатель хорошего вкуса Джулиан Шнабель, ныне ставший известным кинорежиссером. Чем больше гениталий на холсте — тем лучше, чем размашистей кисть — тем менее буржуазно выглядит работа. Так думали основатели этого охватившего полмира одичавшего экспрессионизма — и ошибались. Сегодня эти якобы непосредственные и спонтанные живописные излияния — один из главных рыночных трендов.
И как ни хочется попенять кураторам выставки, что их список хороших авторов плохой живописи даже не конспект, а какая-то морзянка, понимаешь, что если бы они задались целью собрать вместе всех представителей этого движения — и итальянский трансавангард 1980-х, и идиотничавших французов "новой фигурации", и российскую школу живописцев-"плохишей" во главе с дуэтом Дубосарский--Виноградов, то им не хватило бы места не только на пяти этажах музея MUMOK, но и во всем венском музейном квартале. Поскольку "плохая живопись" сегодня выступает синонимом современной живописи вообще. Просто потому, что издевательство над традицией один из самых действенных способов ее продолжить. Что доказывает завершающая выставку картина "День благодарения" американца Джона Каррина, изображающая трех дам, колдующих над праздничной индейкой. Сцена написана с академическим лоском и щегольством, какому позавидовал бы сам Александр Шилов. Сегодня такую живопись в стиле "старых мастеров" может позволить себе или натурально плохой художник, или держащий фигу в кармане представитель bad painting.