В Мраморном дворце — деревянные лампочки, блюдечки и книжечки. А также чугунные девушки во дворе и много килограммов краски на квадратный метр холста. Выставку испанца Маноло Вальдеса обозревает АННА МАТВЕЕВА.
Выставку Вальдеса привезла в Русский музей дорогая и респектабельная финская галерея Forsblom: музей и галерея явно заинтересованы в сотрудничестве, так что выставка Вальдеса — нечто вроде первого свидания вслепую. Стороны присматриваются друг к другу, прикидывают перспективы дальнейших отношений и в конце концов решают, что друг для друга они, в общем, сойдут. Можно попробовать. Это удовлетворенное "можно попробовать" ясно читалось на лицах руководства как Русского музея, так и Forsblom, так что можно ожидать, что в ближайшие годы в Русском музее покажут и других художников Forsblom, а в Хельсинки откроется пара-тройка экспозиций российского искусства. Самому же Маноло Вальдесу, видимо, на этом свидании была отведена роль букетика: он должен быть симпатичным, достаточно дорогим и не слишком экстравагантным. Каковым качествам художник вполне соответствует. Он делает разнообразные работы: картины, скульптуры, объекты — умеренно экспрессивные, но в целом скорее традиционные. В его активе — виртуозная пластика, хорошее чувство фактуры и умение никогда не выходить за рамки формата.
С первого взгляда на работы понимаешь, что художник любит. Потому что любит он, как и положено настоящему испанцу, огненно и страстно, в любви своей признаваться при каждом удобном случае не стесняется, и если он полюбил — так предмет любви и страсти нежной будет у господина Вальдеса на всех картинах и во всех скульптурах. Но уж если не полюбил — то он это, что не полюбил, ни за что рисовать не станет. А любит Маноло Вальдес две вещи — и опять-таки самые близкие испанскому духу. Во-первых, он любит женщин. А во-вторых, он любит испанскую классическую живопись от Эль Греко до Веласкеса. Этих двух предметов вполне достаточно, чтобы прожить с ними долгую и счастливую жизнь в искусстве.
Во дворе Мраморного дворца расставлены полтора десятка его бронзовых девиц в кринолинах; в них легко опознается многократно размноженный образ инфанты из "Менин" Веласкеса. Внутри же дворца аллюзии на классических испанцев, и не только испанцев, множатся в геометрической прогрессии. На покрытых нарочито грубой, фактурной, комковатой краской холстах художник пишет свои бесчисленные женские портреты. Набросанные одним движением кисти на ярко-желтом, алом или небесно-синем фоне девичьи черты — наследницы одновременно дам Эль Греко и Веласкеса (по портретному сходству) и быстрого рисунка Пикассо (по графической технике). Во многих картинах Маноло Вальдес просто воспроизводит классические для испанской живописи полотна — только делает грубее фактуру, стирает черты, так что придворные дамы XVII века превращаются в абстрактные фигуры сродни крестьянам Малевича. Есть у него и большие натюрморты в солнечных, брызжущих тонах — это уже скорее привет Матиссу. Есть и бронзовые более или менее абстрактные головы — то с волосами из скрученной проволоки, то с брутально налепленными друг на друга вспученными кусками бронзы, формирующими лицо. Привет Пикассо, Миро и Гонсалесу вместе. На выставке практически нет ничего, что не было бы вариацией на тему самых популярных произведений классического искусства: впрочем, и сам художник признает, что идет по следам предшественников и что все его работы — это произведения "в духе" того или иного мастера. Что он лишь смиренно дополняет картинки из учебников истории искусств.
На этом, в общем, галантерейном фоне выделяются деревянные скульптуры Вальдеса. Он вытачивает из ольхи и дуба точные копии повседневных вещей. Получаются этакие трехмерные натюрморты. Бюро, заваленное книгами. Стеллаж со штабелями тарелок и ваз. Все они красивы природной красотой дерева, украшены годичными кольцами, руки сами тянутся их потрогать. В этих нехитрых объектах гораздо меньше пафоса и величия, чем в тяжеловесной бронзе или монументальной живописи Вальдеса. По правде говоря, там их вообще нет. Это просто размышление художника о природе вещей: об их форме, об их фактуре, о том, что значит для вещи материал, из которого она состоит, и что значит для нас грешных эту вещь вместе с ее материалом воспринимать, чувствовать, осязать. Никакие великие предшественники тут не отметились, это скромный и одинокий шаг самого художника по его собственному пути. И от этого они становятся ценнее, чем вся громогласная живопись и прочие заявки на продолжение наследия классиков. За них, собственно, Маноло Вальдес и достоин выставки в Русском. А все прочее — лишь антураж для межмузейных связей.