Хотя эти факторы безусловно воздействовали на фактическую динамику курсов, в некоторых случаях их влияние не было решающим. Специфическая "физиономия" каждой валюты по существу и заключается в характере и степени отклонений фактического курса от базовых ориентиров.
Нижеследующие таблицы суммируют результаты анализа динамики курсов эстонской и латвийской валют к российскому рублю.
Динамика курса эстонской кроны к рублю и его оценки (российский руб./EEK, на конец периода)
Фактический курс* Оценка по паритету покупательной способности (ППС)** Оценка по кросс-курсу через DM Отклонение (%) от ППС*** Отклонение (%) от кросс-курса по DM
20.06.92 10,00 8,05 11,10 +24,2 --9,9
июль 11,54 7,17 13,56 +61,0 --14,9
август 14,81 6,55 18,15 +126,1 --18,4
сентябрь 22,30 6,85 21,95 +225,4 +1,6
октябрь 26,11 7,82 32,21 +234,0 --18,9
ноябрь 32,31 9,00 35,17 +259,0 --8,1
декабрь 35,15 10,91 32,57 +222,3 +7,9
январь 1993 г. 46,51 13,35 45,22 +248,5 +2,9
февраль 46,84 16,49 45,62 +184,0 +2,7
март 53,76 19,33 52,62 +178,1 +2,2
апрель 68,03 23,56 65,09 +188,7 +4,5
май 83,33 27,64 76,63 +201,5 +8,7
июнь 78,13 32,71 77,90 +138,9 +0,3
июль 72,08 38,80 72,13 +85,8 --0,1
август 81,97 48,54 74,25 +68,9 +10,4
сентябрь 100,20 58,16 90,23 +72,3 +11,0
октябрь 94,55 71,40 88,32 +32,4 +7,1
15.11.93 90,11 79,11 87,09 +13,9 +3,5
* Средние наличные котировки эстонских банков
** Исходя из взаимной динамики инфляции с сентября 1990 г., с учетом происшедшего в момент денежной реформы изменения масштаба цен (10:1)
*** Отражает переоценку (+) либо недооценку (--) курса национальной валюты к российскому рублю
Переоценка (Overvaluation) и недооценка (Undervaluation) — принятые в мировой практике обозначения состояния взаимоотношений курсов валют, означающие соответственно завышенность и заниженность валютного курса (либо финансового актива) относительно определяющих его фундаментальных факторов.
Динамика курса латвийской валюты* к рублю и его оценки (российский руб./лат, на конец периода)
Фактический курс** Оценка по паритету покупательной способности (ППС) Оценка по кросс-курсу через $ Отклонение (%) от ППС Отклонение (%) от кросс-курса по $
июль 1992 1,00 1,41 1,24 --29,3 --19,4
август 1,11 1,32 1,46 --15,8 --24,0
сентябрь 1,25 1,31 1,60 --4,8 --21,9
октябрь 2,00 1,29 2,44 +55,0 --18,0
ноябрь 2,22 1,45 2,68 +53,0 --17,2
декабрь 2,67 1,77 2,53 +50,7 +5,5
январь 1993 г. 3,85 2,15 3,39 +78,7 +13,6
февраль 4,88 2,63 3,77 +85,6 +29,4
март 5,56 3,08 5,03 +80,2 +10,5
апрель 6,67 3,79 6,21 +76,0 +7,4
май 7,14 4,53 7,60 +57,6 --6,1
июнь 1600 1062 1620 +50,6 --1,2
июль 1480 1268 1522 +16,9 --2,8
август 1754 1566 1566 +12,0 +12,0
сентябрь 1802 1840 1950 --2,1 --7,6
октябрь 1886 2214 1944 --14,8 --3,0
15.11.93 1924 2430 1944 --20,9 --1,0
* С июня 1993 г. значения курса и его оценок приводятся в латах с учетом его официального обменного соотношения с рублисом 1:200
** Средние наличные котировки латвийских банков
Наиболее характерной чертой всего периода жизни эстонской валюты является ее существенная (осенью прошлого года более чем трехкратная) переоценка по отношению к ППС, отражающему реальное (хотя и обобщенное, справедливое не обязательно для всех товаров) соотношение уровней потребительских цен в России и Эстонии. Период либерализации (хотя и частичной) начался в последней существенно раньше, уровень цен к моменту проведения денежной реформы был выше, чем в России, так что исходя из ППС стартовый курс кроны (с учетом десятикратной деноминации) должен был составить не 10, а лишь чуть более 8 руб./EEK.
К концу 1992 г. Россия захватила уверенное лидерство в инфляционной гонке, однако привязанный к СКВ курс кроны рос еще более высокими темпами, в результате чего переоценка по ППС, уменьшившись в масштабах, все-таки сохранилась. По состоянию на середину ноября паритетная оценка кроны составляет, согласно нашим расчетам, 78--80 руб./EEK при фактическом курсе 90 и оценке по кросс-курсу 87,1 руб./EEK.
Находящийся в течение длительного времени на завышенном уровне курс оказал резко дестимулирующее (а по некоторым товарным позициям, например текстильной продукции, — фактически запретительное) воздействие на рублевый экспорт Эстонии, что в условиях довольно открытого характера ее экономики стало одной из основных причин более чем масштабного падения производства (значения интенсивности промышленного спада здесь по итогам первого полугодия 1993 г. вплотную приблизились к 50%, превысив печальные рекорды охваченных войной Армении и Таджикистана). Плата за твердую крону оказалась весьма и весьма высока.
Латвийская картина в принципе аналогична, хотя здесь проводилась политика более гибкого приспособления курса к меняющимся ценовым пропорциям, а окончательная уверенность в его долгосрочной стабилизации по отношению к СКВ появилась лишь весной нынешнего года, что было ознаменовано началом постепенной замены переходного рублиса на полновесную национальную денежную единицу — лат, ставший единственным законным платежным средством 18 октября.
Однако повышение курса прибалтийских валют к СКВ имеет и оборотную сторону. Дело заключается в том, что хотя эти республики достигли значительных успехов в обуздании инфляции (на сегодняшний день ее уровень составляет около 1% в месяц в Эстонии, 3--5% в Латвии и около 5--10% в Литве), она еще остается очень высокой по меркам западных стран, где не превышает 10% в год. Поэтому укрепление курсов прибалтийских валют к СКВ резко ухудшает их условия торговли с западными партнерами: ценовая конкурентоспособность экспорта уменьшается, импорта — напротив, возрастает, что загоняет национальную экономику в ловушку прогрессирующего недостатка спроса на товары местного производства вне и внутри страны.
Для всех остальных республик, имеющих более или менее достаточную для анализа историю курсов национальных валют к рублю, ситуация прямо противоположна прибалтийской: их значения существенно ниже паритетных оценок. Причем степень недооценки возрастает. Так, по состоянию на середину ноября средние наличные котировки украинского карбованца (4,8 коп./карб.) были более чем вчетверо ниже ППС (около 20 коп./карб.), котировки белорусского "зайчика" — более чем втрое ниже ППС (соответственно 2,5 и 8,26 руб./расч. бил.), киргизского сома — примерно вдвое (120 и 230-240 руб./сом).
Возможным объяснением данной ситуации может служить упомянутый процесс вовлечения рублевой наличности в оптовый оборот, что резко повышает ее дефицитность и завышает наличный курс рубля к местным дензнакам. (Аналогичная картина характерна, кстати, и для безналичных котировок.) В некоторых случаях (как, например, в Молдове) курсообразование к российскому рублю осуществляется практически исключительно вслед за изменениями взаимных котировок в республике и в Москве, что также приводит к отрыву от ППС.
Приведенные выше соображения порождают весьма прозрачные рекомендации в определении предпочтительной для российских коммерсантов направленности торговых связей с ближним зарубежьем. А именно, вывоз в целом более выгоден в республики с завышенным по отношению к паритету с российским рублем курсом (Прибалтика), ввоз — из республик, характеризующихся более стремительным, нежели относительный рост цен, обесценением местной валюты. Как не вспомнить в этой связи километровые толкучки с привозной снедью у Киевского и Белорусского вокзалов в Москве, являющие собой пример неубиенного чутья доморощенных челноков.
Завышенный же уровень курса национальной валюты к рублю по отношению к кросс-курсу свидетельствует о выгодности приобретения СКВ на республиканском валютном рынке (с предварительной конвертацией российских рублей в местную валюту).
НИКИТА Ъ-КИРИЧЕНКО, АЛЕКСАНДР Ъ-ИВАНТЕР