Верхушечная полифония мнений на тему "Как нам реорганизовать Совмин" была такова, что экономические оракулы в один голос говорили о необходимости вернуться к монетаристской схеме, а политические оракулы не менее дружно призывали формировать коалиционное правительство национального согласия — при том что младенцу ясно, в какую цену встанет это согласие бюджету. Мнения оракулов были настолько несводимы, что ими можно было пренебречь и просто перебрать возможные варианты. Поручать финансово-экономический блок "оппозиционному профессионалу" невозможно: и демократы ушли бы в оппозицию, и заграница бы не поняла, и сам премьер выглядел бы странно, если бы, объявив инфляционный пожар опасностью #1, тут же пригласил бы профессионала по тушению пожара керосином. Оставалось брать монетариста, и тут стали иметь значение уже личные качества — лояльность, аппаратная выучка, целеустремленность и, наконец, просто готовность принять пост, который Шохин, уходя, назвал "расстрельным". Ни о лояльности, ни о готовности Явлинского--Федорова говорить не приходилось. Гайдар, так и не приобретший аппаратной выучки, к тому же не выражал никакой готовности. Брать со стороны академического завлаба-монетариста премьер явно не хотел — и оставался лишь завлаб, облагороженный долгим чиновничьим служением и набравшийся политической воли, т. е. Чубайс.
На решение вознести Чубайса могло повлиять еще одно обстоятельство. Отношения премьера с возглавляемой мэром Лужковым московской политико-финансовой группировкой и так сложны, а в последние недели на правительство шло такое колоссальное давление, что создавалось впечатление, будто с Черномырдиным решили кончать любой ценой и немедля. Разозлившись не на шутку, премьер вполне мог встать на дыбы и назло врагам демонстративно возвысить давнего лужковского антагониста Чубайса.
ОТДЕЛ ПОЛИТИКИ