Узнав о смерти думца Валентина Мартемьянова, Сергей Бабурин расценил случившееся "как акт политического террора, как пример физического устранения активного политического противника режима" и обвинил Ельцина "в попустительстве бандитам... фактическом уничтожении правоохранительных органов... протаскивании на государственные посты лиц, мало смыслящих в борьбе с преступностью".
Справедливость таких обвинений означала бы, что при прямом попустительстве президента в стране имеет место преступная вакханалия, одной из жертв которой стал Мартемьянов. Но исходное обвинение в индивидуальном терроре предполагает не просто попустительство преступности как таковой, но конкретную злую волю, направленную на устранение конкретного же лица, т. е. Мартемьянова, в связи с его политической деятельностью. Бывший декан юридического факультета Омского университета не видит различия между объективной виной, т. е. ответственностью за создание общеопасной криминогенной обстановки, и преступным умыслом, имеющим целью уничтожить определенного политического противника. Декан юрфака не может быть полным правовым невеждой, и остается предположить, что наряду с общеизвестными англосаксонской и романо-германской правовыми системами имеется менее известная, но не менее цельная омская правовая система. Впрочем, поскольку неразличение объективной и субъективной стороны деяния (так называемое объективное вменение) характерно также и для юридических воззрений эпохи строительства социализма, исследователи омской правовой системы должны часть лавров изъять у декана Бабурина и по справедливости передать прокурору Вышинскому.
Вдохновенная прокурорская манера присуща и другому приверженцу омской правовой системы — экономисту Сергею Глазьеву. Приветствуя производство Чубайса в первые вице-премьеры, Глазьев отметил, что в полемике последнего времени Чубайс перешел "на язык воинствующего необольшевика", в котором густо рассыпаны исчерпывающие политические аргументы типа "враги", "предатели", "поставить на место", "руки коротки"... Переход "охотника за скальпами" г-на Чубайса к политической ругани является достойным свидетельством его высокой профессиональной подготовки и этики".
Картина того, как, размахивая томагавком и изрыгая грязную политическую ругань, первый вице-премьер охотится за скальпами, несомненно, потрясает чувства. Некоторый изъян картины в том, что первоисточник чубайсовой ругани остается недоступен, и с "языком воинствующего необольшевика" можно ознакомиться лишь по не претендующему на цитатность пересказу Глазьева. В то же время выражения "воинствующий необольшевик" и "охотник за скальпами" являются точными цитатами из самого Глазьева, что является достойным свидетельством не только его высокой профессиональной подготовки и этики, но и его юношеской горячности, заставившей его забыть важное правило злословия: отвешиваемые комплименты не должны вызывать у слушателя раздумья на тему "de te fabula narratur".
Глазьев мог бы взять пример с благодушного мэра Лужкова, который приветствовал возвышение своего давнего антагониста не юношескими проклятиями, но отеческими напутствиями. Лужков назвал Чубайса "своим соратником", "сильным человеком, умеющим держать удары судьбы" и предрек сильному соратнику "большой успех" — в том случае, если он будет "внимательнее относиться к мнению и позициям территориальных систем, которые фактически являются его стратегическими союзниками".
Лужковское благодушие смотрится особенно достойно на фоне нервной реакции некоторых изданий, которые, еще не зная о духовном преображении мэра, поспешили поместить в номер портрет Чубайса в дурацком колпаке, сопроводив его стандартной античубайсовой аргументацией, использовавшейся мэром до преображения. Но мэр, в отличие от поспешных критиков, учел, что главным доводом, использовавшимся им в полемике с Чубайсом, была апелляция к преимуществам патерналистского способа ведения хозяйства — ниспосланная же на столицу бензиновая казнь делает эти преимущества недостаточно очевидными, а потому полемику лучше отнести на время, когда крекинг-процесс пойдет более успешно.
Таинства крекинг-процесса и московской приватизации привлекают многих комментаторов. Председатель подкомитета по приватизации думского комитета по собственности Григорий Томчин отметил, что "ситуация с бензином — результат действий правительства Москвы с целью иметь монополию на бензин... Это все в интересах монополии, стремление к которой началось с чисто московской приватизации, которую еще до Лужкова делала Пияшева".
Скорее всего, Томчин попал во власть неконтролируемой ассоциации между между нынешней бензиновой страстью и славными во времена Попова — Пияшевой хлебными хвостами и устанавливаемыми Поповым свободными ценами на хлеб. Памятные по 1990-1991 гг. картины того, как "служил Гаврила хлебопеком, Гаврила булку испекал", вызывают ощущение, что былой мэр вовсе не оставил свое служение, а лишь переменил направление своей активности — "служил Гаврила нефтегоном, Гаврила нефть перегонял", и, подпав под власть иллюзии, Томчин невольно вспомнил поповскую соратницу Пияшеву.
Сама же Пияшева, как соратница Сергея Мавроди, сейчас приступила вместе с патроном к новым либеральным опытам. Мавроди учреждает в Думе работоспособную и энергичную фракцию "Народный капитал", которая "не даст никому спать". Свое имя фракция получила от изобретенного Мавроди нового политэкономического понятия "народный капитал", который, по словам общественного президента АО "МММ", "создается потом и кровью" и "его надо защищать".
Обещание не дать никому спать несколько противоречит последующему тезису: "Дайте людям нормально жить". Без нормального сна нормальная жизнь вряд ли возможна. Противоречие, однако, может быть снято, если учесть, что сна людей лишит "Народный капитал", тогда как призыв дать людям "нормально жить" Мавроди адресует не себе, а правительству, которое и будет виновато в народной бессоннице. Более загадочен тезис о "народном капитале, создаваемом потом и кровью", представляющий очевидную подсознательную аллюзию на Карла Маркса, отмечавшего, что "новорожденный капитал источает кровь и грязь из всех своих пор". Однако под новорожденным капиталом Маркс имел в виду отнюдь не акционеров МММ, а, говоря нынешним языком, представителей "бизнес-элиты", капитал у которых никак не народный, а самый обыкновенный. Если же народный капитал источает кровь не хуже антинародного, то неясно, в чем его специфика.
Куда более бескровным и приятным видится предложенный председателем постоянного президиума съезда народных депутатов СССР Сажи Умалатовой способ свержения нынешнего режима: "Не выходите на работу, не платите за квартиру, за свет, за газ, за транспорт".
Умалатова, хотя и была избрана в народные депутаты СССР по "красной сотне" от КПСС, проделала серьезную эволюцию и ныне исповедует чисто кадетские идеалы: ее призыв повторяет сочиненное кадетами после разгона I Думы Выборгское воззвание, авторы которого предлагали гражданам России в знак протеста уклоняться от сбора податей. В то же время Умалатова выгодно отличается от Милюкова большим реализмом. Прекраснодушные кадеты, кроме всего прочего, призывали сограждан воздержаться от употребления казенного вина и тем самым лишить царскую казну большей части дохода, тогда как Умалатова такой жертвы благоразумно не потребовала.
Тем временем пресса продолжает травить военного министра Грачева не хуже, чем когда-то кадеты — военного министра Сухомлинова; растерзанный Грачев даже сравнил газетных зоилов с "борзыми собаками".
Возможно, Грачев решил подражать протопопу Аввакуму, именовавшему своего главного оппонента "борзой кобель Никон". Но скорее всего исполненные раскольничьей нетерпимости образы типа "борзой кобель Минкин" все-таки чужды никонианину Грачеву, и он просто вспомнил, что редактор "МК" Павел Гусев — страстный охотник, и предположил, что редактор, подобно воспетому Некрасовым барину-охотнику, любит, сидя на псарне, наслаждаться хором борзых: "Звук так певуч, мелодичен и ровен: что твой Россини! Что твой Бетховен!"
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ