Призывы Егора Гайдара крепить единство демократических сил реализуются его соратниками в несколько неожиданной манере — полемика между демократическими политиками не ограничивается произнесением возвышенных проповедей, а включает теперь и наиболее удачные перлы из сокровищницы ленинской мысли. До "идейного труположства" пока не дошло, но начало положено — бюджетник-выборосс Александр Починок, оценив стоимость закона об удвоении минимальной заработной платы, предложенный яблочницей Татьяной Ярыгиной, одним из пяти сочленов ЭПИцентровской пентархии, впал в желчность и обвинил лидера "ЯБЛока" в "политической проституции".
Вопрос о причастности Явлинского к филантропическому закону несколько темен. С одной стороны, как указывалось год назад в предвыборной рекламе, "ЭПИцентр — команда единомышленников, рассчитывающих гигантские модели", так что гигантскую модель получающейся инфляции единомысленные члены пентархии считали, очевидно, вместе и остались довольны результатом. С другой стороны, сам известный экономист, вообще говоря, не грешащий чрезмерной скромностью самооценок, совершенно не хвалится своей причастностью к разработке филантропического законопроекта. Впрочем, починковский эпитет кажется не вполне адекватным — ведь филантропическая методика Ярыгиной на редкость не нова и ею успешно пользовался хоть тот же Хасбулатов. Председатель ВС хотя и удостоился, кажется, всех наличных в русском языке бранных эпитетов, политической проституткой он называем все же не был. Явлинскому, как видим, повезло меньше, а между тем трудно найти политика, менее виновного в сказанном грехе. Ведь Ульянов-Ленин, называя таким образом своего соратника Бронштейна-Троцкого, имел в виду его недостаточную принципиальность, готового в видах мнимого с.-д.-единства поступиться принципами и пойти на союз с меньшевиками. Судя по отношению Явлинского к объединительным опытам, известный экономист сроду не грешил политический проституцией, ибо всегда был непреклонен в отвержении дружеских пассов со стороны соперников. Однако несправедливый упрек Починка может вдруг возыметь и неожиданно полезное действие: убедившись в том, что все попытки сохранить чистоту ничего не дали, а политической проституткой все равно обозвали, Явлинский оставит свое ленинское сектантство и станет горячим сторонником политической проституции, т. е. широкой коалиции демократических сил.
Благо, сектаторов-обличителей будет хватать и без него. Анализируя последние чеченские неприятности, лидер РДДР Гавриил Попов открыл массу виновных. По мнению Попова, "отдельные группировки в российском руководстве, избравшие ошибочный курс реформ в 1991 году, вместо ухода из кабинетов ищут способ спасти свой престиж 'победоносной' войной". Желая детализировать обвинения, Попов назвал поджигателей войны: "те, кто в свое время занимался национальной и региональной политикой, кто предлагал отложить выборы и те, кто выступает против президента РФ".
В 1991 году ошибочный курс реформ был избран президентом РФ, который, однако, должен быть исключен из списка поджигателей, ибо поджигают те, кто "выступает против президента РФ", а Ельцин не может выступать сам против себя. В смысле 1991 года другими кандидатами в список могут быть тогдашние "человек #2" Геннадий Бурбулис и вице-премьер Егор Гайдар, однако к ним неприменим пассаж насчет нежелания "уйти из кабинетов (начальственных. — Ъ)", ибо они из них давно уже ушли. Наконец, остаются еще две угадываемые кандидатуры — Сергей Шахрай, который в самом деле "занимался национальной и региональной политикой", и Владимир Шумейко, который "предлагал отложить выборы". Беда лишь в том, что взгляды Шахрая и Шумейко на чеченскую проблему диаметрально противоположны, и при такой разности воззрений заниматься совместным поджигательством довольно затруднительно.
Попову поревновал Жириновский, который тоже произвел разоблачения. По сообщению лидера ЛДПР, "Шахрай совершил преступление и должен понести суровое наказание". Преступление же заключается в том, что вице-премьер "лично отдал распоряжение отправить российских солдат в Чечню", отобрав их из состава Таманской и Кантемировской дивизий, которые, по словам лидера ЛДПР, "подчинены лично верховному главнокомандующему Б. Ельцину и больше никому".
Не вполне понятно, кому все же подчинены таманцы и кантемировцы. Если "лично верховному главнокомандующему Б. Ельцину", то личные распоряжения Шахрая могли иметь такую же силу, что и личные распоряжения Жириновского, т. е. никакую. Если лично вице-премьеру С. Шахраю, то следовало бы изъяснить, когда Шахрай успел стать верховным главнокомандующим. Возможен, конечно, вариант, при котором Шахрай предъявил дивизионным командирам бумагу, аналогичную той, которую миледи получила от кардинала Ришелье: "Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства". Но даже если Шахрай обзавелся таким полезным в быту открытым листом, то все равно ответственность за действия, совершенные с использованием такого листа, падает на того, кто его подписал, т. е. на Ришельельцина, а между тем в полном противоречии с логикой лидер ЛДПР почему-то не требует подвергнуть президента РФ за совершенное им преступление суровому наказанию.
Сокрушительная логика Попова и Жириновского сильно напоминает не менее сокрушительную логику апрельской "версии #1", в которой аналитики приписали весьма большому числу российских политических деятелей честолюбивые (но по степени своего идиотизма совершенно неудобоисполнимые) помыслы по свержению президента РФ. Хотя "версия #1" наводила на печальные размышления то ли об умственном здоровье описываемых политиков, то ли об умственном здоровье написавших ее аналитиков, общественность живо и смело обсуждала интересную версию и отмечала, что вечная бдительность — цена свободы. Опубликованная официозной "Российской газетой" статья "Падает снег" также приписывала московскому мэру Юрию Лужкову и его друзьям честолюбивые помыслы, однако тут афоризм насчет вечной бдительности нимало не сработал, и прогрессивная общественность совершенно уклонилась от обсуждения констатационной части официозного сочинения, предавшись обличению грязных пасквилянтов. Реакция несколько неожиданная, ибо пасквиль сводился к пересказу стандартных сплетен, уже полгода как бытующих в столичных салонах, между тем в ходе салонной causerie никто не только не обличал сплетников, но даже не делал кротких замечаний типа "Vous etes trop caustique". Возможно, горячая реакция может быть прояснена аналогией с 1980 годом, когда о здоровье Л. И. Брежнева тоже сплетничала вся страна, однако же пересказ этих сплетен на страницах газеты "Правда", видимо, вызвал бы не менее горячую и даже гневную реакцию. Но более вероятно, что независимые публицисты и лидеры общественного мнения вдохновились знаменитым стихотворением Лермонтова "На смерть поэта" и прониклись жгучей ненавистью к светской черни и ее омерзительным сплетням. Во всяком случае, сочиненные в ответ на пасквиль многочисленные апологии Лужкова были исполнены чисто лермонтовского "Не вы ль сперва так злобно гнали его свободный, смелый дар и для потехи раздували чуть затаившийся пожар?", а равно "Вы, жадною толпой стоящие у трона, свободы, гения и славы палачи".
Наиболее же преуспел в теме "тогда напрасно вы прибегнете к злословью, оно вам не поможет вновь, и вы не смоете всей вашей черной кровью Лужкова праведную кровь" народный артист Марк Захаров, который отметил, что мэр вызывает столь злобные наветы, ибо является покровителем, во-первых, искусств, а во-вторых, ремесел, промышленности и торговли. Кроме того, он необычайно поощряет дух "творческого созидания" и является всеобщим младопитателем.
Тут, вероятно, сказывается приверженность Захарова к французскому театру. Начав с исполненной революционного духа комедии Бомарше "Женитьба Фигаро", артист начал восхождение к истокам и, честолюбиво возомнив себя Мольером, естественным образом увидел в мэре roi-soleil, т. е. Людовика XIV, которого он со всем одическим восторгом и воспел. Любовь к королю-солнцу — вещь для великого артиста естественная, однако, поскольку она недостаточно вяжется с республиканским финалом захаровского спектакля, финал "Женитьбы Фигаро" теперь будет переделан в роялистском духе. Грудастую девушку, размахивающую трехцветным знаменем, уберут, а вместо того украсят сцену бурбонскими лилиями, в центре поставят portrait du maire-soleil и проникновенно запоют: "Vivat nostra civitas, maecenatum caritas, qui nos hic protegunt".
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ