Исследователи экспрессивной лексики (т. е. непристойной брани) выделяют три стадии в жизни ругательства. На первой стадии ругань несет смысловую нагрузку и является средством разряжения невыносимого стресса посредством осознанного нарушения речевых табу (изначальный смысл выражений типа русского "... твою мать", итальянского "Madonna puttana" etc.). На второй стадии сквернохульные выражения утрачивают буквальный смысл (так, русскую матерную брань разумеют буквально и оттого весьма на нее обижаются разве представители патриархальных южных народов России) и превращаются в междометия, призванные выражать силу обуревающих человека эмоций — причем все равно, положительных или отрицательных. Наконец, на последней, третьей стадии ругательства претерпевают окончательную инфляцию: они перестают выражать даже эмоции и обращаются в слова-паразиты, имеющие единственную функцию — заполнять паузы между сегментами речи, несущими хоть какую то смысловую или эмоциональную нагрузку. Так, распространенное в армейских кругах блякание подобно интеллигентскому "так сказать" несет нулевую информацию и может полностью игнорироваться, причем и точный смысл сообщения, и эмоциональный настрой говорящего будут сохранены.
То, что происходит с ругательствами, т. е. с "молитвами наоборот", вполне относится и к молитвам не наоборот, т. е. к священным заклинаниям касательно единства и согласия. Приложив чин великой ектеньи ("о мире всего мира, благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех, Господу помолимся") к практическим обстоятельствам российской политики и поминая ектенью по поводу, без повода и притом в совершенно несакральных местах и обстоятельствах, российские политики еще при Зорькине, т. е. задолго до нынешней моды на согласие, миновали первую фазу сакрального словоупотребления, когда речи о согласии в принципе предполагалось согласовывать с некоторыми практическими делами: налагать на себя известные ограничения, идти навстречу партнеру, наконец, хотя бы отчасти исполнять принятые обязательства. Вторая фаза, начавшаяся, повторяем, задолго до думского меморандума о национальном согласии, аналогична второй фазе сквернословия: буквально понимать благостные речи о согласии и тем более чего-то от них ожидать способен только непроходимый дурак, однако произносители согласных речей хотя бы обязываются демонстрировать благостный настрой и, обделывая свои дела втихаря, воздерживаются от истошных криков "Свержение-покушение!". На третьей фазе исчезает даже и эмоциональный момент умиления самим собой, механизм конфронтации начинает работать в режиме положительно обратной связи, а речи о согласии оказываются уже чистым рудиментом и несут столько же смысла, сколько вкладывает солдат срочной службы в известные слова, составляющие 50% его речи.
Создается впечатление, что нынешний этап национального согласия в основном представляет собой сочетание второй и третьей фазы. Покуда центристская часть Думы, будучи, конечно, вполне далекой от практических забот по благоустройству отечественного пейзажа, все же пока тверда в согласительной риторике и не стремится к открытому скандалу, другие носители национального примирения стремительно въезжают в заключительную, третью фазу.
Руководитель ЛДПР Жириновский на встрече с банкирами пояснил им, что "пока они тут сидят, по улицам замаршировали патрули. Бумаги все готовы для нового Фороса, пока Ельцин в Сочи. Части подготовлены для уличных боев". Лидеру ЛДПР сдержанно поддакивает руководитель КП РФ Зюганов, причем согласный дуэт двух лидеров в части, касающейся Ельцина, носит загадочно амбивалентный характер по принципу "то ли он украл, то ли у него украли". От сообщений, согласно которым Ельцин планирует, сидя в Сочи, устроить очередной переворот, Жириновский и Зюганов плавно перешли к рассуждениям о том, как хорошо бы, изолировав Ельцина, принудить его произвести президентские выборы не в 1996-м, а уже в этом году. Разгоряченный Жириновский был на редкость оптимистичен, пообещал, закрыв все газеты, радио и телевидение, и наигрывая по единственному телеканалу "только гимн СССР без слов и любимый мною полонез Огинского", провернуть все дело за сутки, ибо за него, Жириновского, горой стоят 70% военных и милиционеров. На то, конечно, можно возразить, что для изгнания сидящих в лидере ЛДПР бесов не хватит всего наличествующего в российском АПК поголовья свиней, а потому вольно же его слушать, но важно, что и Зюганов, которого менее принято обвинять в бесноватости, тоже на редкость увлечен идеей президентских выборов 1994 года.
Председатель думского комитета по законодательству Владимир Исаков идет далее: предлагает вообще отменить всеобщие выборы президента, т. е. изменить систему легитимации власти и сделать президента игрушкой парламента, в плане же стратегических целей головной законодатель еще более прям: "Не обойтись без тоталитарного режима... Итогом будет жесткое управление страной — это очевидно. Только вопрос, чьими руками: руками этой скомпрометировавшей себя банды или какими-то другими, более чистыми руками".
Наконец, 16 марта в Думе было распространено воззвание движения "Согласие во имя России" на стандартную тему: "в нашем общем российском доме — беда", "у всех граждан в душе одно — так жить нельзя", панацея же от бед — "общественный договор всех патриотических (а куда девать непатриотические? — Ъ) сил и движений". Воззвание благословлено митрополитом Ленинградским и Ладожским Иоанном и б. председателем ВС СССР Анатолием Лукьяновым, а подписано б. председателем КС Валерием Зорькиным, председателем КП РФ Геннадием Зюгановым, председателем АПР Михаилом Лапшиным, председателем думского комитета по экономической реформе Сергеем Глазьевым, редактором газеты "Завтра" ("День") Александром Прохановым, экспертом Горбачев-фонда Александром Ципко и дежурными артистами Станиславом Говорухиным и Никитой Михалковым. Осторожный Василий Липицкий от своей подписи под воззванием отмежевался. Таким образом, б. депутат ВС РФ Андрей Головин месяц назад, похоже, сказал правду: он сообщил, что под эгидой Горбачев-фонда создается могучее движение, планирующее дворцовый переворот в стиле октября 1964 года (т. е. блокирование отдыхающего вождя на курорте, принуждение его к отставке и переход к "коллективному руководству") и намеревающееся выступить в конце марта. До переворота надо еще дожить, но анонсированные Головиным лица и вправду воззвали, причем вызывает интерес тот факт, что наряду с политиками, на которых пробы негде ставить, воззвали и патентованные центристы типа Глазьева, также осуществившие описанный переход от второй фазы согласия ("забудем прошлое, уставим общий лад") к третьей ("гляделки выколю, падла!").
Вышеописанная деятельность на ниве национального согласия (зюгановско-жириновское превентивное выступление против ельцинского заговора, конституционно-тоталитарные проекты Исакова, воззвание, окрещенное наблюдателями "ФНС-2") примечательны, разумеется, никак не своей неожиданностью — черного кобеля по определению не отмоешь добела, — но небывалой доселе неспровоцированностью. Прежде и сам Ельцин, и его окружение отличались достаточной говорливостью, чтобы делать заявления, пригодные для ВС и патриотов в качестве casus belli. Теперь Ельцин & Co. решили придержать язык и стали добросовестно подражать ягнятам — чтобы услышать от партнеров по национальному согласию то единственное, что от них вообще можно услышать: "Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать". Самое во всем этом комическое, что Ельцин, судя по его отпускным планам поработать над документами о согласии, находится еще в первой фазе восприятия сакрального слова и, подобно простодушному кавказцу, который буквально воспринимает соответствующее упоминание своей матери, президент не менее буквально воспринял новомодные слова-паразиты.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ