Борис Ельцин не стал вчера дожидаться окончания саммита СБСЕ и, отзавтракав с Гельмутом Колем и Жаком Делором, во второй половине дня вернулся из Будапешта в Москву. О результатах саммита, как и "российской презентации" на нем, трудно говорить, используя лишь термины "поражение" и "победа" (хотя, например, о миссии Билла Клинтона кое-кто поспешил заявить как о "триумфе"). Создалось впечатление, что Россию вообще хотели поставить вне игры. Комментарий обозревателей Ъ ГЕОРГИЯ Ъ-БОВТА и НАТАЛЬИ Ъ-КАЛАШНИКОВОЙ.
Россия на две трети сдает Закавказье
Легко предположить, сколь энергичные возражения вызовет эта фраза в российском МИД. И то, какую обиду вызовет она особенно у тех, кто не один год занимается карабахским урегулированием, казавшимся одно время почти безнадежным делом, а затем все же вылившимся в прекращение огня (заключенное в мае исключительно усилиями Москвы, соглашение об этом действует и поныне). Возражения, очевидно, будут такие: Россия всегда неуклонно следовала курсу на укрепление сотрудничества с СБСЕ в вопросах урегулирования конфликтов как в Европе, так и на территории бывшего СССР. А принятое в Будапеште решение о формировании миротворческих сил под эгидой СБСЕ для урегулирования в Карабахе полностью отвечает духу и букве этой политики. Ну и так далее.
Но стоит напомнить, что у российских дипломатов всегда проскальзывало плохо скрываемое неудовлетворение заведомой "неэффективностью" СБСЕ в миротворчестве вообще и Минской группы по Карабаху в частности. Стоит напомнить и то, что Москва всегда настаивала, чтобы именно ее войска занимались миротворчеством в СНГ. Лучше всего — без надзора со стороны ООН, СБСЕ и всяких международных свидетелей. Попутно произносилось немало дипломатически выверенных фраз о пользе "координации" международных усилий: в ходу был даже тезис о целесообразности предоставления Москве мандата ООН (или СБСЕ). Потом тезис упростился: дайте денег. Кстати, примерно так и выразился Андрей Козырев (добавив: "мандата не надо") накануне саммита. Настойчивость Москвы в отношении развязывания ей рук в Закавказье усилилась после подписания Баку известного нефтяного контракта с Западом. Но тогда же стало ясно, что Россия упустила не только большую нефть (и не только в Азербайджане — создан прецедент, могущий для всех прикаспийских стран стать стимулом самостоятельно делить шельф), но проиграла большую геополитическую игру в регионе.
На фоне решимости Баку не допустить к себе российские войска стало ясно: решение о вводе международных миротворцев в Закавказье — вопрос времени. Хотя Москва, конечно, будет эту акцию выдавать за "сотрудничество и координацию действий с мировым сообществом". Но надо смотреть правде в глаза — это прецедент. Впервые СБСЕ решило сформировать собственный военный контингент. Впервые такой контингент (из 3 тыс. чел.) войдет на территорию экс-СССР. И, самое главное, Россия пошла на то, чтобы доля ее сил не превышала в составе международных миротворцев трети от их общего числа. Таковы условия для всех стран СБСЕ, и для Москвы не стали делать исключения.
Неподведенные итоги
В кулуарах много говорили о словесной дуэли Бориса Ельцина с Биллом Клинтоном по вопросу о расширении НАТО. Президент России о позиции США отозвался так: "У президента США есть некоторые основания чувствовать себя в некотором смысле триумфатором. Американцы много делают для СБСЕ". Но добавил: "Судьба мира не может решаться в одной столице". И сама постановка вопроса выдает главный итог саммита для России: она сыграла от обороны. Ее дипломатия, увы, не стала инициатором серьезных прорывов (хотя планы реформы СБСЕ — и весьма амбициозные — были). Ряд предложений Москвы оказались непонятыми или непринятыми. Решение же о миротворческих силах в Карабахе и жесткое "нет" НАТО относительно попыток замедлить экспансию блока на Восток — явные поражения. Хотя, наверное, из недр МИД могут последовать оговорки, что, дескать, задача добиться скорого и стопроцентного успеха и не ставилась. Работали на будущее, а в Будапеште важно было лишь широко заявить о своей позиции по СБСЕ и НАТО. И заявляя ее, Ельцин, разумеется, был прав: "Нельзя допускать наплыва новых членов в НАТО в один заход — это угрожает безопасности России". Прав он был и когда укорял "друга Билла" за лицемерие: дескать, тот и публично, и в беседе с ним не исключал возможности вхождения в НАТО России — со временем, а вот за глаза такой вариант отвергает. Потому что США Россия с ее проблемами, непредсказуемостью и "имперскими" рудиментами в НАТО не нужна. Хотя при этом Ельцин и сам не исключает вероятности вступления в политическую часть блока.
Кроется ли за этим (кроме отчаянного желания избежать изоляции) сколько-нибудь стройная концепция поведения? Что, если все проигнорируют эффектные ультиматумы России? А скорее всего так и будет. И что тогда будет означать реально российское "не потерплю"? Не придется ли потом признать, что никаких контрмер просто не предполагалось? И вообще, какими рычагами воздействия на Запад (и взаимодействия с ним на равных) располагает Москва в условиях, когда перед ней замаячила перспектива блоковой изоляции? Даже если учесть, что не Москва выступает инициатором этой изоляции. Даже приняв к сведению все вежливые реверансы в свой адрес, на которые Запад по-прежнему щедр. Политические (а тем более военные) рычаги воздействия по крайне мере сейчас не просматриваются. Появятся ли они в долгосрочной перспективе? Неизвестно. Что сегодня бросается в глаза, так это некая хаотичность принятия наиболее судьбоносных для России решений — как во внешней, так и во внутренней политике.
Например, подписание "Партнерства ради мира" сменяется отказом от "запуска" программы "НАТО-Россия", являющейся его логическим развитием. Попытка блокировать расширение НАТО (о котором было известно всем и давно) сопровождается заявлениями о возможности присоединения к альянсу в будущем. Почему, собственно, не сейчас и чего надо ждать — это не объясняется. Призывы к институциональному укреплению СБСЕ совмещаются с плохо скрываемой ревностью к миротворческим акциям СБСЕ у себя на "заднем дворе". Вслед за чем, впрочем, следует подписание документа о совместных действиях в Карабахе. Стремление поощрить сербов в экс-Югославии за сотрудничество с контактной группой по Боснии наталкивается на объективную ограниченность средств воздействия России на своих подопечных. Такая же ограниченность на фоне стремления сыграть первую скрипку просматривается, кстати, и в отношении Саддама Хусейна. При том, что и православные сербы, и агрессивный мусульманин Саддам давно превратились в некий фетиш во внутрироссийских разборках. И еще: акцентирование внимания на правах русскоязычных в Балтии или резко обострившаяся озабоченность судьбой православной церкви в Эстонии обозначились почему-то как раз те дни, когда и в центре Москвы, и в периферийной Чечне действуют боевики без опознавательных знаков и с непонятными целями.
Однако профессиональным критикам нынешней внешней политики России не стоит спешить с обвинениями в адрес МИД. Корни проблемы куда глубже. Их, скорее всего, следует искать в отсутствии ясного видения будущего России вообще. Саммит в Будапеште стал отражением лишь части происходящего, укладывающегося в общую картину, выполненную в "импрессионистском" стиле сиюминутности, поверхностности. Отсюда и шарахания под воздействием неосознанных движений загадочной русской политической души. И стиль этот будет присущ не только внешней, но и аграрной, оборонной, налоговой, бюджетной и всякой прочей политике до тех пор, пока самодостаточной целью пребывания во власти остается власть как таковая.