Конфузно встреченный 12 декабря 1993 года новый политический год превратился в старый — и проводы старого политического года происходят в не менее конфузной атмосфере. Причина обоих конфузов в смешении двух принципиально различных творческих методов. Внушая властям, что в России установилось самодержавие, общественность явила такое усердие, что власть сама в то поверила и стала поощрять подобающий просвещенной монархии высокий классицистический стиль. Общественность же, забыв про собственные внушения, в установление самодержавия не поверила и предпочла постиндустриально-постперестроечный постмодернизм. В итоге из диалога власти с общественностью получается буриме по мотивам М. В. Ломоносова — Игоря Иртеньева. В ответ на величавый зачин "Заря багряною рукою от утренних спокойных вод выводит с солнцем за собою твоей державы новый год" общественность отвечает не менее величавым: "На хорах певчие блюют, и с криками 'Ура!' часы на Спасской башне бьют бухие любера".
Правда, и общественность, порой изменяя излюбленному ей постмодернизму, впадала в ломоносовский стиль — однако не одический, но эпистолярно-бытовой. Затеянная С. А. Филатовым кампания общественного согласия живо напоминала задуманную не менее властным вельможей графом И. И. Шуваловым попытку примирить М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова, по итогам каковой попытки чуждый общественному согласию Ломоносов писал графу: "Примирись! И с кем?" и заключал: "Ибо сами знаете, Ваше Сиятельство, каково в крапиву ср..ть". Хотя историки до сих пор не установили, взаправду ли граф обладал таким практическим опытом, а современники пребывают в сходном неведении касательно отвергших общественное согласие Г. А. Явлинского и Г. А. Зюганова, влияние холмогорского самородка на наших знаменитых думцев представляется неоспоримым.
Воздухом осьмнадцатого века дышалось и в финансовой сфере, причем имеется в виду не только всегдашний бич просвещенных (а равно непросвещенных) монархий, т. е. бюджетный дефицит, особо огорчительный в связи с хлопотами по обустройству Дома правительства, Малого Трианона и тому подобных публичных зданий. "Столетье безумно и мудро" сквозь века передало возрождающейся России горячительную атмосферу финансовых спекуляций, живо напоминающую эпоху Регентства во Франции: "На ту пору явился Law; алчность к деньгам соединилась с жаждой наслаждений и рассеянности; имения исчезали; нравственность гибла; французы смеялись и рассчитывали, и государство распадалось под игривые припевы сатирических водевилей". Выключая мелкие неточности (вместо знатного спекулянта шотландца Джона Ло — не менее знатный эллин С. П. Мавроди), в этом году и в России имел место сплошной Пале-Рояль. Для точности же исторического схождения следует, говоря о Кремле, писать Пале-"Рояль" — по излюбленному в России напитку, злоупотребление которым (или его производными) неоднократно приписывалось отцам отечества.
Однако ретроградное заключение "Были третьим Римом, стали вторым Содомом и Гоморрой" не вполне применимо к столице нашей Родины Москве, сделавшейся центром православной культуры. Понимая, что православие и культура суть вещи неразделимые, мэр Ю. М. Лужков утвердил эту нераздельность, во-первых, назначив своим советником по культуре глубоко сведущего в православной иконописи народного артиста СССР И. Д. Кобзона, во-вторых, горячо взявшись за восстановление храма Христа Спасителя. Маловеры, не довольствуясь прибаутками времен Александра Благословенного — "Сей храм — трех царств изображенье: гранит, кирпич и разрушенье", — отмечали, что в итоге покаянного строительства государственные финансы придут в совершенно окаянное состояние. Но мэр, являя собой иллюстрацию к евангельским словам о том, что, имея веры на горчичное зерно, можно сдвинуть гору, совершенно сдвинул финансовые проблемы, открыв неиссякаемый денежный источник. Принцип его работы чудесен: вчиняя многочисленные иски клеветникам, злонамеренно обвиняющим правительство г. Москвы в лихоимстве, мэр победоносно выигрывает все процессы, а отсуженные деньги идут на благочестивые цели.
Тем самым, как и было обещано, строительство храма превращается в акт глубокого покаяния. Сперва люди грешат, нарушая Закон Моисеев в той части, где указано: "Начальствующего в народе твоем не злословь", а затем по итогам судебного разбирательства они каются и приносят достойный плод покаяния в виде штрафа на строительство. Для большей духовности исполнительные листы будут, вероятно, оформляться в виде индульгенций, где будет указано, что кающееся порождение ехиднино (имярек) вносит определенную судом сумму на покаянные мероприятия. Хотя самый способ распространения нельзя признать вполне добровольным, спасительное действие индульгенции не зависит от способа ее приобретения — о чем свидетельствуют многочисленные шванки и фаблио. Если же — в связи с укоренившимся мнением о всеобщем лихоимстве — распространять индульгенции среди злословящих не на одну лишь столичную мэрию, но всякое начальство, уже в наступающем 1995 году можно будет увидеть, как, ровно грибы после дождя, "вырастают храмы Божии по лицу страны родной".
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ