Строго говоря, ставить манихейство на одну доску с тринитарными или христологическими ересями IV–VII веков не совсем корректно: оно старалось не столько поправить или уточнить христианскую доктрину, сколько создать принципиально новую религию. В каком-то смысле успехи манихейства в римском Средиземноморье — еще один, самый поздний казус того, как экзотический восточный культ вдруг превращается в модное поветрие, охватывающее все слои имперского общества. Такими были культ Исиды, Сераписа, Митры. Впрочем, учение Мани, в отличие от них, расцвело тогда, когда христианство уже сформировалось и окрепло — а потому травматичное соперничество с манихейством оставило по себе особенно горькую память. Добрую тысячу лет всех новых еретиков — от монофизитов до протестантов — пытались поймать именно на «манихейских заблуждениях», превратившихся в ярлык для обозначения особенно зловредных лжеучений
