Данис Ишмуратов

Статус на странице Даниса в «ВКонтакте» не меняется уже долгое время — «Море дает, море забирает 2000 год 12 августа». Молодой человек не помнит своего отца лично, но признается, что до сих пор с трудом осознает его гибель.

Это одна из историй четырех детей подводников «Курска». Другие истории героев спецпроекта «Отсеки памяти» можно прочитать здесь.

О детстве и семье

Мое первое воспоминание из детства — похороны отца. До сих пор помню красный гроб и красный квадратик из стекла сверху, помню ГАЗ-53, который вез гроб, и военных, которые его несли.

Тело отца достали из 9-го отсека через год после крушения «Курска» (Тело Фаниса Ишмуратова нашли в октябре 2001 года.— «Ъ»). Похороны были в Республике Башкортостан, в селе Мерясово, где отец родился. Вместе с ним в Башкортостане похоронили еще четырех подводников «Курска» из Башкортостана — мичмана Наиля Хафизова, командира отделения турбин Роберта Гесслера, кока Салавата Янсапова, главного старшину Ришата Зубайдуллина.

В детстве мне не объясняли, что произошло, скорее всего, потому что я был маленьким. Когда подрос, я начал сам задавать маме вопросы: где папа, почему он не с нами, почему мама воспитывает меня одна. Осознавать причины гибели отца я начал лет в восемь-девять.

В 1992 году отец был призван в вооруженные силы, а затем стал служить в ВМФ по контракту. В 1997 году он получил звание мичмана, и наша семья переехала в поселок Видяево Мурманской области.

Мы жили в Видяеве до катастрофы на «Курске», а после гибели отца я и мама вернулись в Башкортостан, в город Сибай, где нам выделили двухкомнатную квартиру. После гибели отца мама начала получать высшее образование — училась на юриста. Помню, в Сибае я часто оставался у тети, когда мама ездила сдавать сессию. С детством в Сибае связано яркое воспоминание — во время открытия ледового городка на площади у меня впервые в жизни взяли интервью. Мне это очень понравилось, и я захотел стать журналистом. Я учился в Сибае до 3-го класса, а потом в 2008 году мы по решению мамы переехали в Уфу, там я пошел в 4-й класс башкирского лицея. Мама искала работу и не смогла трудоустроиться.

В Уфе у меня появилась возможность отучиться в школе телевидения. В ней я занимался целых пять лет: брал интервью, снимал у себя в регионе, мы ездили на фестивали в Москву, на пресс-конференции со звездами, ходили на «Вечернего Урганта», я даже вел детско-познавательную программу «Перекличка». С 6 лет мама отдала меня на единоборство, я увлекался спортом до 14–15 лет, до тех пор пока не получил травму.

Мама воспитывала меня одна. Думаю, что воспитала достойно. Она старалась сделать так, чтобы я ни в чем не нуждался, к тому же родные нам очень помогали. Летом мы ездили к бабушке и дедушке в деревню — мои воспоминания о летних каникулах связаны со сметаной, кумысом, сенокосом, баней. У бабушки десять детей, так что теть, дядь, братьев и сестер у меня много. Все они поддерживали маму и помогали нам с ней. В какой-то степени мама и дедушка заменяли мне отца.

Образ отца

Отца я не помню. Знаю о нем только по рассказам мамы и родственников.

Они с мамой учились в одной школе-интернате в Баймаке в Башкирии. Отец на два года старше мамы. В детстве и юности они постоянно участвовали вместе в спортивных соревнованиях, лыжных гонках, соревнованиях по легкой атлетике, по сути они росли вместе. Когда пришло время отцу уходить в армию, он позвал маму на проводы. Она ждала его возвращения из армии, а когда он вернулся, они поженились, потом родился я.

Мама рассказывала, что отец был очень аккуратным, гладил свои вещи сам, сам готовил еду и носил маму на руках. Он был очень спокойным. Мама говорит, что я больше похож на нее и внешне, и по характеру. Только уши — в отца.

Можно сказать, что отец для меня кумир. Но я не сравниваю себя с отцом. Считаю, что рано сравнивать.

Как-то мы разговаривали с мамой о том, что сейчас было бы, если бы папа был жив. После службы на Севере и выхода на пенсию отец хотел вернуться в Башкирию, жить в Баймаке и устроиться в милицию. Продолжал бы он служить по контракту или пошел бы в милицию, как планировал, не знаю. Мы с мамой говорили о том, что, скорее всего, он взял бы меня к себе, и мы работали бы вместе.

О личной памяти

Память для меня — это то, что остается в подсознании человека. Даже на сегодняшний день я не особо верю, что мой отец погиб. Я его жду. Хоть и прошло 22 года, но до сих пор с трудом осознаю, что он погиб. Есть ощущение, что он скоро приедет. Хотя мы, конечно, знаем, что это не так.

Для меня память об отце осталась в душе, память о нем со мной везде. Я вспоминаю его почти каждый день, даже на заставке телефона его фотография. Другие фотографии отца — тоже всегда со мной, в моем телефоне. Я часто листаю их. Бывают эмоциональные всплески, поплачу.

Военная форма отца, его парадный кортик, медали, орден Мужества хранятся дома. Вещи отца будут передаваться из поколения в поколение: дедушка отдал их мне, я отдам своим детям, они — внукам. И так продолжится память.

В 2018 году мой дедушка воздвиг отцу памятник — монумент установлен перед самым въездом в село Мерясово, где родился отец. Дедушка договорился с местной администрацией и установил мемориал сыну на собственные средства.

Мама вспоминает о событиях августа 2000 года всегда только со слезами на глазах, поэтому я стараюсь не мучить ее расспросами. Она работает воспитателем в Башкирской республиканской гимназии-интернате №1 имени Рами Гарипова. Ежегодно проводит открытые уроки на 23 февраля, 12 августа. Приносит на них кортик отца, форму, его письма — все, что есть. Мама говорит, что хочет воспитать таких же парней, как погибли на «Курске».

Погибли 118 человек, у многих остались дети. У меня была идея создать объединение детей подводников, я пытался это сделать, но пока не получилось. Хотел открыть в социальной сети группу и добавить туда детей военных — наших отцов, которые погибли на «Курске». Хотел всех найти, обзвонить и проводить мероприятия, митинги, возложения венков, соревнования в память о погибших. Но я не смог собрать единомышленников.

Искал в соцсетях по фамилиям подводников, но никого не нашел. Скорее всего, многие зарегистрированы не под своими именами. Думаю, хорошо, если бы было отдельное движение детей погибших на «Курске» подводников. Если бы мы собирались со всей России. Уверен, движение детей подводников нужно, чтобы о них не забывали, чтобы ввели традиции памяти, чтобы весь экипаж подводной лодки «Курск» помнили как героев.

Сейчас я общаюсь только с Виктором Хафизовым, сыном Наиля Хафизова. Мама поддерживает отношения с его мамой, тетей Леной. С родными подводников из других городов, к сожалению, мы не знакомы и отношения не поддерживаем.

Об общественной памяти

Я не афиширую то, что мой отец погиб на «Курске». Не думаю, что стоит на каждом углу об этом говорить. Даже в моей роте не все знают об этом. Если интересуются, кто родители, конечно, рассказываю. Когда люди слышат об этом, первая реакция у них — шок. Говорят: «Как так?! Помню, было».

Я отслеживаю все материалы о «Курске», которые выходят в СМИ, и читал те, которые выходили раньше. Сейчас в СМИ информации о подводниках и о трагедии «Курска» очень мало, например, сообщают, что открыли новый памятник или мемориальную доску. И в принципе все.

В Башкортостане отца помнят. В школе, где он учился, создали музей. А 18 марта 2021 года на здании школы открыли мемориальную доску — в этой школе учился Ишмуратов Фанис Маликович.

В Баймаке каждый год в память о подводниках «Курска» проводят соревнования по борьбе на поясах — курэш. Но в целом есть такое ощущение, что в обществе вспоминают о них только 12 августа. Считаю, что нужно ввести гибель «Курска» в учебники по истории, чаще рассказывать о ней в школах, чтобы об этой трагедии не забывали.

О гибели «Курска»

В первые дни, когда стало известно об аварии на «Курске», мама и все родственники отца узнавали о том, что происходит с подлодкой, по телевизору. Сначала по телевидению сказали, что подводная лодка «Курск» перестала выходить на связь и не отвечает на сигналы, затем ничего не было понятно, обещали спасти, но спасать было уже поздно.

Российские чиновники не приняли помощь от других государств. Точнее приняли ее, но слишком поздно. Спасать на тот момент уже было некого. Я считаю, что моего отца могли бы спасти, если бы поддержку от других стран приняли сразу.

После новости о гибели всего экипажа «Курска» маму увезли в реанимацию — ей стало плохо, в том числе были проблемы с сердцем. Дядя рассказывал, что смотрел телевизор и увидел на заднем плане, как какую-то женщину увозят на каталке. Он узнал в ней маму.

Семьи подводников не получали тогда необходимой психологической поддержки. В интернете есть видеозапись: в Видяево приехали высокопоставленные чиновники, на встрече с ними женщина, мать подводника, стала возмущаться: почему, говорит, наших детей заперли в консервной банке? У нее, естественно, была истерика. Но ее сразу вывели из зала и утихомирили. Я часто смотрю эту видеозапись и до сих пор не понимаю, зачем это сделали. Она хотела выговориться, получить информацию, а ей вкололи успокоительное. (Речь идет о выступлении матери одного из подводников Надежды Тылик на встрече родственников членов экипажа с вице-премьером Ильей Клебановым. Она обвиняет власти в бездействии. В какой-то момент к женщине подходит медсестра и вкалывает успокоительное.— «Ъ»). Это видео почему-то сидит в голове, я часто его пересматриваю.

Я довольно часто смотрел фильмы о «Курске», читал много материалов. Насколько я понимаю, детали гибели «Курска» до сих пор остаются военной тайной. Официальная версия гласит о том, что в торпедном отсеке взорвалась торпеда.

Я хотел бы узнать правду, хотел бы знать, что именно там случилось. Мне важно знать, почему погиб мой отец. Ведь позже нашли письмо капитана Колесникова, из которого стало известно, что некоторые подводники были живы, и мой отец был среди них. Они погибли последними.

Знаю, что было расследование причин аварии, но где находятся материалы дела, мне неизвестно. Насколько я знаю, моя мама и родители отца не видели этих документов. Я думаю, что дело «Курска» — это военная тайна и документы засекречены. Но надеюсь, рано или поздно мы узнаем правду (Данис и многие другие родственники погибших подводников считают, что материалы расследования аварии на «Курске» засекречены. В беседе с «Ъ» адвокат Борис Кузнецов и журналист Елена Милашина, которые в начале 2000-х годов изучали 133 тома материалов уголовного дела, сказали, что в них нет засекреченных данных. «Ъ» не удалось получить точную информацию про статус уголовного дела о гибели «Курска». Мы направили вопросы в Главную военную прокуратуру — есть ли в материалах этого дела сведения, которые являются засекреченными, а также кто и каким образом может ознакомиться с материалами дела. Однако на эти вопросы представитель Главной военной прокуратуры ответил, что запрошенные редакцией сведения «составляют государственную тайну».— «Ъ»).

О себе и о будущем

Я служу по контракту в Таджикистане с 2021 года. После окончания школы пошел в колледж при Башкирском государственном университете. Затем поступил в Башкирский государственный аграрный университет. Пытался работать во время учебы. Некоторое время проработал в автомойке, потом инструктором в батутном парке, ездил на Север на подработку вахтовым методом. Вместе с братом открывали кальянную в Уфе, но дело не пошло.

Словом, как-то не нашел себя в гражданской жизни и на последнем курсе, в 24 года, начал задумываться о военной службе. После защиты диплома пошел в военкомат узнать насчет службы по контракту. Получилось так, что очень быстро собрал все документы и после окончания вуза ушел служить в Таджикистан. С 2013 по 2016 год на этой же российской военной базе в Таджикистане служил мой двоюродный брат. Он посоветовал служить здесь, поскольку здесь год считается за три.

Мама никак не препятствовала моему решению пойти в армию, несмотря на то что я единственный ребенок, и даже поддерживала, говорила: «Продолжи службу отца».

Я планирую служить по контракту и дальше, хочу привезти сюда жену, которая осталась в Республике Башкортостан.

Сейчас я рядовой. Отец был мичманом, в сухопутных войсках это, получается, прапорщик. Я хочу догнать отца по погонам. Мечтаю получить звание офицера, воспитать много детей, минимум семерых, хочу быть многодетным отцом. Чтобы были дом, банька, дети, чтобы мама радовалась внукам.

Сначала я хотел пойти в подводники, но решил начать с сухопутных войск, чтобы опыта набраться. В будущем рассматриваю для себя службу в ВМФ и хотел бы, чтобы мои дети продолжили династию военных.