«Пройдитесь по Addison-авеню до дома номер 367 и взгляните на тот самый гараж, где была основана компания Hewlett-Packard» — сообщает путеводитель по Cиликоновой долине.
На «Эхе Москвы» есть автомобильный обозреватель Александр Пикуленко, у него замечательный голос, и только он умеет произносить слово «гараж» с тем сдержанным мистицизмом посвященного, которого требует это понятие в наше время. Гараж на рубеже двух тысячелетий стал больше чем гараж. Гараж — это символ технического прогресса, тайны и надежды на счастье человечества.
Путеводитель по Силиконовой долине начинается со слов: «Начните поездку с Пало-Альто. Встаньте на углу улиц Emerson и Channing напротив мемориальной доски, отмечающей место изобретения трехэлектродной электронной лампы. Пройдитесь по Addison-авеню до дома номер 367 и взгляните на тот самый гараж, где была основана компания Hewlett-Packard».
Это гараж Дэвида Паккарда, и поскольку Hewlett-Packard была первой инновационной фирмой, созданной в Силиконовой долине, это строение является частью национального достояния США. Но это не значит, что только Паккард начинал в гараже. Основатель Microsoft Билл Гейтс тоже начинал в гараже. Причем он не только сам начинал, но и всем другим советует. Не тратьте, говорит, времени на несущественное, сконцентрируйтесь на своей цели, а в качестве офиса можно использовать что угодно, хоть гараж ваших родителей.
Ну ладно бы только Гейтс. Стив Джобс, основатель Apple, ни в чем не похож на Гейтса, у них разные принципы, идеологии, философии и т. д. Но и этот, после того как вернулся бритым кришнаитом из Индии, первым делом отправился не куда-нибудь, а в гараж, причем даже не свой, а своего друга Стива Возняка. И там они сделали первый Mac, само совершенство и символ надежды всего прогрессивного человечества, и там же придумали надкушенное яблочко, символ закона всемирного тяготения и познания Добра и Зла.
И Сергей Брин с Ларри Пейджем начали победное продвижение Google все оттуда же, из гаража. Инновации — это отчасти высший уровень интеллекта, а отчасти — игра в рулетку: по статистике, в венчурном бизнесе выигрывают примерно пять проектов из ста. Как в любой азартной игре, здесь страшно важны приметы, ритуалы, неписаные правила. Нет, ну правда же, не может быть столько случайных совпадений, в этом гараже явно что-то есть. В Силиконовой долине это так принято — что-то стоящее может выйти только из гаража. Я понимаю, почему Сергей Брин отказался встречаться с Медведевым и уж тем более не поверил в успех Сколково. У нас в Сколково гаражей не предусмотрено, и это грустное упущение.
А у них еще как предусмотрено. Это как бы разросшиеся города гаражей. Некоторые гаражи объединились с соседними, некоторые разрослись до больших ангаров, но в целом атмосфера похожа на гаражный кооператив. Дешево построили, быстро сломали, все на редкость неказистое и простое, но при этом еще такое свойство, что свои чувствуют себя хорошо. Каждому, кто бывал на стоянках, ведомо это странное ощущение, что тебе вокруг все как-то не очень, а есть при стоянке свои мужики, сторожа, механики, и чувствуется, что им тут хорошо и они прижились.
Но мы так не можем. У нас в Сколково нет гаражей. У нас для проектирования Сколково приглашены три лауреата Притцкеровской премии (это архитектурный аналог Нобелевской) — Кацуо Седзима, Пьер де Мерон и Рэм Колхас. И еще Дэвид Чипперфилд, Стефано Боэри, Юрий Григорян и Сергей Чобан — у этих премии пока нет, но именно что пока. Это совсем лишнее — звать таких людей для гаражей. Они мастера строить знаковые объекты, которые потом печатаются во всех архитектурных журналах и даже отчасти прорываются в еженедельники, а гаражи — не их профиль.
В начале сентября они представили первые проекты города, и он получился прямо-таки на удивление эффектным. Здесь у меня как у архитектурного критика возникают странные проблемы. Я могу профессионально оценить проект и сказать, что это довольно-таки выдающийся результат, но мне никто не поверит. Мы вообще не верим в наше Сколково, считаем, что это большой проект распила государственных денег. По Сколково Навальный плачет, и все это закончится в тот момент, когда Дмитрий Медведев прекратит изображать из себя президента — так относятся к этому делу думающие и чувствующие люди. В этом контексте заявление, что вот у нас получился замечательный архитектурный проект Сколково выглядит каким-то глубоко неуместным. Было бы правильно, если бы он у нас не получился.
Вот интересно, у нас получается проект Сколково, но мы в него совершенно не верим, а у них Силиконовая долина, если говорить об инновационных центрах, это такое Бирюлево, что мама не горюй, но они не сомневаются, что это их национальное достояние. Почему так?
Увы мне, увы, архитектурному критику, дело тут не в архитектуре. Гаражи, конечно, это важно, но важно и то, где они располагаются. Силиконовая долина сравнительно недавно стала центром инновационных бизнесов, лет 30–40 назад. А до того там был центр военно-воздушных сил США, сначала авиабаза для дирижаблей, потом для авиации, а потом космических исследований. И основным потребителем компьютерной техники были ракеты, и не только и даже не столько бортовые компьютеры «Аполлонов», сколько межконтинентальные баллистические ракеты. И там же располагались центры и ядерных технологий, и лазеров, и оптических систем — словом, это место было (и остается) одним из главных центров американской военной промышленности. И это довольно-таки грустное обстоятельство.
Есть ведь разные объяснения возникновения инновационной экономики. Есть такое, что вот нужно проявить уважение к своим ученым, устроить свободу, демократию, толерантность, безопасность, независимость судопроизводства и гарантии частной собственности, создать особую, небесно-прекрасную городскую среду, и тогда оно, несомненно, зацветет. А без всего этого и надеяться не на что. Это как раз и есть позиция думающих и чувствующих людей, и именно поэтому они уверены, что из Сколково у нас ничего не выйдет.
А есть еще и другая позиция, основывающаяся на том, что вот был большой район разработки современных вооружений, а разные умельцы растаскивали из больших фирм то, что там плохо лежало по своим гаражам,— и вот так, как побочный продукт производства баллистических ракет, появились айфоны, айпады и все остальные ай-яй-яй. И для этой циничной точки зрения есть свои грустные основания. Потому что в мире инновационных технологий, вообще-то, есть Силиконовая долина, на которую приходится треть всего мирового венчурного капитала и чуть ли не половина всех новых технологий, есть еще другие американские центры вроде Кембриджа, где изобретают еще 40% всего нового. А есть остальной мир, там строят Силиконовый остров на Тайване, Силиконовое болото в Израиле, Силиконовое плато в Бангалоре и еще сотни инновационных городов, подражающих Силиконовой долине, и на всех вместе взятых приходится 10% инновационных технологий. Тогда оказывается, что инновационная экономика — это вовсе не следствие свободы и демократии, а продукт победы в холодной войне. Это просто результат конверсии победившего ВПК.
А у нас — продукт конверсии проигравшего ВПК. Победившие армии верят в свои силы и не сомневаются в историческом значении среды своего обитания. С победой и в шалаше рай. Проигравшие в себя не верят, думают, что их предали, требуют дотаций и ищут по гаражам, нет ли шпионов, укравших у них секрет победы. И находят. Им нужна психологическая компенсация.
Но ведь это им действительно нужно, без этого у них совсем не идет. Это своего рода уникальный шанс. В Америке есть инновационные города, но нет заказа на инновационную среду для них: им не нужны понты, они уже победили. А у нас этот заказ есть. Нам нужно, чтобы гаражи строили лауреаты Притцкеровской премии.
У нас ставится свой инновационный эксперимент — может ли архитектура как-то компенсировать травму поражения в холодной войне. Или иначе: возможна ли такая среда города, которая будет так работать, что мозги населяющих его граждан будут работать как-то особенно инновационно? В такой постановке вопроса есть привкус абсурда. Но вообще-то дело не так безнадежно, как кажется на первый взгляд.
Возможна ли городская среда, которая как-то обостряет у человека интуицию божественного присутствия? Или, скажем, прививает ему легкость общения и авантюрный артистизм, который так уместен в торговых операциях? Город, заставляющий человека много и благородно думать об общегосударственных задачах? Город, обостряющий в горожанах их драчливые качества? Все эти вопросы выглядят не менее абсурдно. Тем не менее человечество прекрасно изобрело для себя религиозные центры, торговые города, административные города, города военные и оборонные, и нет сомнения в том, что их среда способствовала тому, чтобы их граждане как-то более удачно выполняли те функции, ради которых города созданы. Сегодня мы говорим об инновационной экономике, инновационном образовании, инновационном управлении и т. д., очевидно, что вскорости появится и инновационная урбанистика. Можно даже сказать, что лет через 50 инновационный город станет таким же вопросом на экзамене для студентов, как город торговый — каждый троечник должен будет сравнительно ясно представлять себе его морфологию, структуру, основные места и пути между ними. Вопрос в том, кто изобретет это первым. Может, у нас выйдет? Не вечно же инноваторам жить в гаражах у ВПК-шных центров. Может, им удастся построить что-нибудь получше?