Начало нового путинского двенадцатилетия три ведущие московские галереи современного искусства отметили демонстративным уходом из бизнеса, громко хлопнув дверью на прощание.
Совместная пресс-конференция, гневные заявления, откровенные интервью, громкие заголовки. На рынке кризис! То есть его нет! Рынка, а не кризиса! В России нет рынка современного искусства! Коллекционеров — ищи-свищи! Те, что были, свалили, 80% свалило! Художники тоже хороши! Особенно молодые! Все как один левые! Ругают галеристов эксплуататорами! И требуют денег! И побольше! Побольше дают в фондах — расплодилось их на нашу голову! «Стелла», «Виктория»! На каждом шагу — акула капитализма! Заглатывают молодые дарования целиком! От государства — никакой помощи! Ему бы только матрешек в Лувр! Где таможенные льготы? Где закон о меценатстве?! Знаете, сколько стоит поехать на «Арт-Базель»?!! Словом, галереи Марата Гельмана, «Айдан» и XL — больше не галереи: они меняют формат и рассмотрят предложения о сотрудничестве. В том числе и от государства.
Злопыхатели торжествуют: фуфло это ваше современное искусство. Это не кризис рынка — это кризис безобразия, как писали прогрессивные советские искусствоведы! Конкуренты злорадствуют: не умеете торговать, у галериста Овчаренко — никакого кризиса, филиал в Лондоне и стенд на «Арт-Базеле». И какого черта эти люди — Марат Гельман, Айдан Салахова и Елена Селина (XL) — все эти годы заседали в экспертном совете «Арт-Москвы»? И чего они тогда там до сих пор заседают? Коллеги обижены: это форменное предательство, что же делать оставшимся галереям после саморазоблачений таких тузов?
Ну допустим, важные галереи закрывались и раньше. Та же «Риджина» Владимира Овчаренко — закрывалась, переезжала. И потом, ветераны уходят — приходит молодежь. За год в Москве галерей десять выросло — как грибы. И опять же, триумвират не уходит со сцены совсем, даже с «Винзавода» не уезжает, а меняться — внутренне и внешне — каждый из триумвиров начал уже давно. Но когда три ведущие галереи хором заявляют, что разочаровались в свободном рынке, на который со времен триумфального «русского Сотбиса» 1988 года возлагались такие надежды, и что хотят дружить с государством, от которого триумфаторы того самого «русского Сотбиса» столько всего натерпелись в советские времена, это производит сильное впечатление.
Ведь, за вычетом «Риджины», Гельман, XL и «Айдан» — это те галереи, которые делали историю современного русского искусства в 1990-е годы. Когда в Эрмитаже и ГМИИ под словами «актуальное искусство» понимали Пикассо и Матисса. Когда всех нынешних центров и фондов не было и в помине. Когда на всю страну — один- единственный отдел новейших течений Русского музея да ручеек соросовских грантов, быстро пересохший. Когда о Московской биеннале еще и не начинали мечтать, а «Арт-Москва» была не столько ярмаркой, сколько главным профильным фестивалем. Делать историю — это, конечно, миссия, и ее важность все трое гордо сознавали. Но теперь оказалось, что миссия невыполнима. Можно утешаться мыслью, что таковы законы рынка: выживает, тем более в кризис, сильнейший — остальные попросту не справились. Искусствовед Селина, художник Салахова, политтехнолог Гельман — они, в конце концов, университетов торговли не кончали. Так или иначе, каждая из трех галерей ищет свои пути выхода из кризиса.
Галерея XL вообще не закрывается: при ней, коммерческой, всего лишь возрождается некоммерческий XL Projects — ему, объясняет Елена Селина, будет сподручнее заниматься и большими музейными проектами, и фандрайзингом. В части фандрайзинга есть уже некоторые достижения: только что на Неделе дизайна в Милане XL показала выставку своих художников — финансировал проект фонд Be Open, неожиданно учрежденный третьей богатейшей женщиной мира Еленой Батуриной. Прежде миллиардер Батурина любовью к искусству не отличалась, но недавно ей, вероятно, было столь внушительное эстетическое откровение свыше, что она преисполнилась решимости совершенно бескорыстно вкладывать круглые суммы в отечественный дизайн и прочую креативность. Галерея XL движется в таком направлении, что дизайнеров от художников в ней отличить все сложнее, так что можно было бы сказать, что XL и Be Open нашли друг друга. Правда, ждет ли их долгая и счастливая совместная жизнь, пока непонятно: XL почему-то не слишком афишировала эту свою миланскую выставку. Видимо, у некоторых игроков рынка сохранились советские предрассудки на тот счет, что частные деньги пахнут чуть хуже государственных.
Галерея «Айдан» превращается в студию Айдан Салаховой, профессора Суриковки и действительного члена РАХ: здесь будет что-то вроде открытой мастерской с регулярными выставками авангардного академика и ее учеников. Айдан Салахова утверждает, что после успеха на Венецианской биеннале ей гораздо выгоднее быть художником, чем галеристом. Успех, заметим, был просто оглушительный: после того как павильон Азербайджана посетил президент страны Ильхам Алиев, две наиболее радикальные феминистские работы Айдан Салаховой оказались спрятаны под белыми тряпками- паранджами и о факте цензуры написал весь мир. Галеристов, возжелавших поддержки государства, то и дело спрашивают, не боятся ли они идеологического контроля, как в СССР. Галеристы клянутся, что свободу творчества на чечевичную похлебку из госкормушки не променяют. Впрочем, в Москве Айдан Салаховой пока не о чем беспокоиться: исламско-феминистский дискурс всероссийскому цензурному комитету в лице РПЦ и фашиствующих патриотов неинтересен — у него своя мулета по имени Марат Гельман.
Галерея Марата Гельмана отныне окончательно утверждается в роли выставочной площадки программы «Культурный альянс» — инновационного проекта «Единой России». Форпостом программы стала Пермь, где деятельность Марата Гельмана, директора Пермского музея современного искусства, находит такую горячую поддержку среди автохтонного населения, что экспонаты музея там время от времени сжигают. Теперь «Культурный альянс» уверенно шагает по стране. В университетском городе Новосибирске гельмановскую выставку «Родина» запретили. То есть не запретили, а отложили на неопределенный срок и перенесли на неизвестную площадку. Новосибирская администрация, похоже, учла опыт пермского губернатора Чиркунова, в годы медведевского президентства бойко поддерживавшего гельмановскую политику и теперь скоропостижно ушедшего в отставку. А на улицу немедленно вышли пикеты православных националистов: против «Родины» и «в защиту нравственности». Нравственность в Новосибирске — острая тема: новосибирский митрополит недавно осудил выставку эротической графики Пикассо в местном краеведческом музее. Подлинный же триумф ждал другую гельмановскую выставку, «Icons», в казачьем городе Краснодаре. Открытие сорвано казаками-разбойниками и прочими экстремистами, экс-галерист оплеван — в буквальном смысле, краевой выставочный зал усиленно охраняет полиция, а губернатор Ткачев говорит, что центр современного искусства на Кубани будет, но без Гельмана и желательно какой-нибудь православный. Это при том, что, по слухам, состав «икон» был предварительно одобрен протоиереем Всеволодом Чаплиным.
Марат Гельман тем не менее не устает повторять, что надеется на содействие муниципальных властей. Да, конечно, перегибы на местах. Будем считать, что Новосибирск и Краснодар — это дикая и отсталая провинция, а в столице — коленкор иной. И забудем на секунду, что практика погромов выставок современного искусства есть пошла из Москвы. Зато московской культурой заведует такой прогрессивный чиновник, как Сергей Капков, очиститель ЦПКиО имени Горького. Лучшие люди из частного сектора уходят к нему на госслужбу: вот, например, куратор Марина Лошак — она оставила галерею ПРОУН и взялась за художественное руководство муниципальными выставочными залами, «Новым Манежем» и «Рабочим и колхозницей». Выставочных площадей под мудрым руководством нового начальства становится все больше: вот, например, коллекционер Шалва Бреус, создатель «Артхроники» и учредитель премии Кандинского,— в кинотеатре «Ударник» он открывает музей частных коллекций современного искусства. Видимо, тех 20%, что не свалили за бугор. Правда, не совсем ясно, как он собирается выставлять там свою собственную коллекцию: Шалва Бреус собрал чуть ли не все шедевры соц-арта — главного героя осужденной и оштрафованной выставки «Запретное искусство». Тут, чего доброго, ни один вернисаж не обойдется без перформанса «православных хоругвеносцев», а рецензии на выставки примут характер репортажей из зала суда.
Кстати, о муниципальном финансировании. Капковский департамент культуры произвел ревизию всех городских музеев и выставочных залов, оценил «объемные показатели деятельности» и установил в соответствии с ними размеры зарплат для сотрудников. Каждому, как гласила Конституция СССР 1936 года, по труду. На почетном, предпоследнем с конца месте в рейтинге «ГУКов» оказалась старейшая московская галерея «Ковчег», официально существующая на правах муниципального выставочного зала Тимирязевского района. Дело в том, что «Ковчег» делает всего десять проектов в год. То есть «всего» — не то слово: это десять, как правило, межмузейных выставок, умных, остроумных, артистичных, открывающих публике малоизвестный советский модернизм, позабытый в музейных запасниках и семейных коллекциях. Однако простодушные ковчеговские кураторы, по уши закопавшись в советский материал, так и не смогли погрузиться в эпоху: иначе они бы знали, что совковая культур- бюрократия понимает «объемные показатели» в плане количества, а не качества, и догадались бы пририсовать себе побольше трудодней и посетителей. Как сделали иные, далеко опередившие «Ковчег», выставочные залы, согласно отчетам, работающие по 365 дней в году и еженедельно обновляющие выставки батика и флористики, которые собирают толпы благодарных зрителей. В общем, галеристу, рассчитывающему на господдержку, надо вспомнить два важных советских административных навыка: ловкость идеологических лавирований и мастерство приписок.
Говорят, что современное искусство в Китае и Индии так процветает, потому что рыночный бум был поддержан прежде всего местными коллекционерами. Это на них ориентируются не только разнообразные «Сотбисы» и «Арт-Базели», но также Тейты и Гуггенхаймы. Русский коллекционер, судя по сводкам аукционных домов, готов выложить пару миллионов за Айвазовского или Кустодиева, но почти не готов потратиться на современное отечественное искусство. Ценность Айвазовского и Кустодиева подтверждается, хотя бы на внутреннем рынке, кипой альбомов в любом книжном и постоянными экспозициями в Третьяковке и Русском музее. Ценность современного искусства не подтверждена ничем: ни академическими исследованиями, которых нет, ни музейными экспозициями, которых тоже, в сущности, нет — несуразный придаток к анфиладе залов советского искусства на Крымском Валу не в счет. Да и что сегодня может подтвердить наш музей, все творческие силы которого уходят не на дело, а на делопроизводство? У него нет ни малейшего авторитета, чтобы отбиться от церковников, зарящихся на его на движимое и недвижимое имущество, которое некогда считалось памятником архитектуры и неотчуждаемым музейным фондом. Между прочим, те же Марат Гельман и Айдан Салахова, будучи членами Общественной палаты, слова не сказали в защиту музеев, когда на них по всем фронтам наступала РПЦ. Если даже внутри одного, в сущности, профсоюза галеристы не могут вступиться за музейщиков, полагая, что у них — другая епархия, то с чего это вдруг образованная часть общества станет вступаться за современное искусство, защищая его от мракобесия и судебного произвола? Русского коллекционера не надо пугать ни мракобесами, ни Ходорковским в клетке — достаточно скромного примера Владимира Некрасова, гендиректора «Арбат Престижа», собиравшего авангард, соцреализм и современное искусство и как будто бы собиравшегося открывать музей. Где теперь его «Арбат Престиж» и где теперь его престижная коллекция? Современное искусство обесценилось в России вместе с прочими либеральными ценностями. Это не кризис на арт-рынке — это системный кризис.