Председатель совета директоров группы «Сумма», глава делового консультативного совета АТЭС Зиявудин Магомедов рассказал Александру Габуеву, как Россия продвигала свои инициативы и что нужно для успешной интеграции в Азию.
«Это выгодная для России история»
Что российский бизнес выиграл от председательства в АТЭС? Насколько этот статус помог продвигать интересы?
АТЭС — это организация, основанная на консенсусе. Результаты всей работы бизнеса за год отражены в рекомендациях лидерам, которые будут представлены на саммите. В этом году российскому бизнес-сообществу и мне как председателю делового консультативного совета (ДКС) удалось продвинуть все наши инициативы. В этом году мы впервые увидели, что российская soft power может быть эффективна: мы умеем формулировать идеи, которые востребованы другими странами, и добиваться их продвижения (подробнее об инициативах российского бизнеса в АТЭС — в материале "Дорога к океану"). Безусловно, все это — итог совместной работы российского бизнеса и правительства.
Какие это инициативы?
Россия предложила четыре приоритета для своего председательства: это продовольственная безопасность, развитие транспортно-логистических цепочек, обеспечение инновационного роста, а также либерализация торговли и инвестиций. По продовольствию: мы завершили создание частно-государственного партнерства по продовольственной безопасности, определили принципы его формирования, дорожную карту и основные цели на ближайшие три-пять лет. В части, касающейся региональной интеграции, мы определили, что ряд инициатив, которые интересны России, должны быть применены в рамках АТЭС в качестве обмена лучшими практиками. Это и внедрение радиометок (RFID), и система одного окна. Это направление тесно связано с проблематикой транспортно-логистических систем. Мы предложили создать перечень проектов по усовершенствованию железнодорожной и портовой инфраструктуры, а также собрать лучшие мировые практики по упрощению таможенных процедур. Это особенно выгодная для России история: принятие единых правил в рамках АТЭС в нашем случае значительно сокращает время, которое мы затрачиваем для перемещения грузов через границу.
Как шла дискуссия по инновационному росту?
Это, безусловно, была наиболее дискуссионная тема. Мы предложили создать частно-государственное партнерство по трансферу технологий. И создать механизмы по аналогии с Incoterms (International commercial terms), международными правилами по толкованию торговых терминов, которые впервые были выработаны в 1936 году. Incoterms регулируют распределение расходов и рисков между покупателем и продавцом товаров. Мы предложили сделать нечто подобное в сфере технологий и назвать это владивостокскими принципами. Это должны быть Intechterms — международные технологические термины, которые описывают правила перемещения технологий, защиты интеллектуальной собственности. Этот механизм позволит создать понятные правила игры, где доступ к технологиям осуществляется на коммерческой основе, при этом будут отрегулированы вопросы защиты правообладателей, упрощен доступ к этим технологиям малых и средних предприятий.
Разве стороны когда-то смогут определить правила игры в этом сегменте? Ведь владение технологиями, передовыми практиками — это конкурентное преимущество.
Конечно, обладателей интеллектуальной собственности волнует вопрос о том, как она будет защищаться. Есть много примеров того, как азиатские компании, с одной стороны, достаточно прагматично, а с другой стороны, не всегда в духе fair play, получают доступ к чужим технологиям. Возникает много скандалов, патентных споров. Так что, очевидно, надо в первую очередь работать над механизмом защиты. Вот один из примеров. Японцы активно продвигали свою инициативу об отмене двойного налогообложения на местное производство, например, в России. А мы говорим: господа, если хотите избежать двойного налогообложения, тогда дайте лицензию на российскую «дочку» с полным вашим участием, либо смешанным участием с местным партнером. Это разумно и логично. Тогда интересы совпадают. С другой стороны, есть американская позиция по поводу того, что частный бизнес сам отстроит рынок продажи технологий. Это тоже не совсем так. Потому что зачастую малые и средние предприятия, которые больше всех нуждаются в этих технологиях, лишены к ним доступа. Это особенно критично для Китая, Индонезии, Малайзии: там малый и средний бизнес генерирует в среднем 60% ВВП. Или те компании, которые создают технологии, не могут дойти до этапа апробации и внедрения, потому что не хватает капитала. А потом приходят глобальные технологические компании и забирают результаты: скупают специалистов, не дают этим патентам быть реализованными в производстве. Так что главная болевая точка здесь — надежный механизм защиты интеллектуальных прав. Мы свое видение такого механизма предложили, теперь он будет обсуждаться с партнерами. Фундамент для дискуссии есть.
Как будут реализованы эти инициативы?
Они включены в предложения от ДКС лидерам экономик АТЭС. В письмо лидерам включены такие темы, как ГЛОНАСС, который мы очень настойчиво продвигали. Первоначально высказывались некоторые сомнения, но мы подключили свой ресурс как председателя ДКС, и в результате нам удалось включить ГЛОНАСС в итоговый документ наряду с GPS — с этим согласились все экономики.
Как шел сам процесс выработки российских приоритетов и инициатив? Кто в нем участвовал?
Мы достаточно активно взаимодействовали с нашими государственными органами. Есть два ведомства, которые отвечали за содержательное наполнение российских инициатив в рамках межведомственных встреч — это МИД и Минэкономразвития. Инициативы делового сообщества формулировались в рамках ДКС, который является одним из ключевых форматов работы в АТЭС. Мы создали Национальный деловой центр (НДЦ) АТЭС — некоммерческое партнерство, которое стало точкой сбора экспертизы и мозговым центром. Но наиболее ключевые вопросы, естественно, мы обсуждали и согласовывали с руководством страны.
Это какие же?
Например, трансфер технологий, продовольственная безопасность — те темы, где были разногласия среди экономик АТЭС. Плюс это те темы, которые могут идти в разрез с нашими национальными интересами. Например, в рамках ДКС мы много обсуждали американскую инициативу транстихоокеанского партнерства — это создание группой стран во главе с США зоны свободной торговли внутри АТЭС. В августе на заседании ДКС в Хошимине мы впервые услышали предложение изучить возможность присоединения к этому формату. Мы пока не понимаем, насколько это соответствует нашим интересам и когда мы хотим включиться в эту инициативу, если вообще хотим.
А как шла работа внутри НДЦ? Кто именно формулировал идеи?
В этом активно участвовали мы как группа «Сумма», наши партнеры по ДКС, независимые консультанты: PWC, E&Y, McKinsey.
Кто оплачивал эту работу?
В подготовительные 2010 и 2011 годы работу оплачивала «Сумма». А в этом году к финансированию подключились некоторые наши партнеры по ДКС и еще ряд компаний.
«Мы просто не можем себе позволить потерять интерес к этой части мира»
В России очень часто происходит так, что мы генерируем какие-то чудесные инициативы, а потом забываем о них, как только проходит отчетное мероприятие. Вот через неделю закончится саммит АТЭС, замаячат Сочи, чемпионат мира по футболу. Нет опасности, что все забудут, как расшифровывается АТЭС и где вообще эта Азия?
Такая опасность есть, потому что у страны в ближайшие годы много масштабных задач. Но есть очевидная реальность, и есть сформулированная воля руководства страны. И президент, и премьер говорят о том, что развитие Дальнего Востока и Сибири — это наш стратегический приоритет. Там сосредоточены гигантские минеральные ресурсы, при этом там большая проблема с точки зрения демографии. А рядом — рынки, которые растут в среднем на 8–9%. На фоне замедления роста в Европе, которая традиционно является для нас очень важной, это совершенно новые возможности. АТЭС — это 57% мирового ВВП, 40% мирового населения и 46% торговли. Поэтому мы просто не можем себе позволить потерять интерес к этой части мира.
А какую роль Россия может играть в АТР помимо роли сырьевого придатка? Разве мы можем предложить региону что-то еще?
Россия — большая территория, богатая ресурсами. Но в первую очередь мы богаты собой. У нас талантливый, смекалистый народ с большим опытом и в бизнесе, и в научно-технической сфере. На данном этапе надо, безусловно, фиксировать то обстоятельство, что мы для Азии прежде всего — приличные, понятные, предсказуемые поставщики сырья. Так что сейчас нам необходимо строительство инфраструктуры, позволяющий экспортировать на растущие рынки Восточной и Юго-Восточной Азии большое количество разных ресурсов: зерна, угля, металлов, газа, нефти и продуктов. Например, мы можем увеличить экспорт российского зерна на рынки Азии с нынешних 70 тыс. т до 10 млн т, но для этого нужны перевалочные мощности на Дальнем Востоке. Зерновой терминал, который «Сумма» построит в Зарубино, в значительной степени решит проблему. С другой стороны, надо понимать, что реализация любого из таких инфраструктурных проектов всегда сопряжена с новыми проектными решениями, новыми технологиями. Это позволит нам получить новые навыки и знания. Например, мы как группа «Сумма» в ходе работы в рамках АТЭС получили новые компетенции по передовым практикам в сфере логистики, например RFID (радиочастотная идентификация.— «Власть»), которая позволяет ускорить прохождение грузов и отслеживать их местонахождение в любой точке. RFID — это как сим-карта. Сим-карта в телефоне стоит копейки — сотовые операторы давно раздают их бесплатно. Вот представьте, что вместо всех кип таможенных и транспортных документов, достаточно одной такой копеечной симки, которая позволяет моментально идентифицировать груз, отправителя, получателя и всю историю его перемещений, если надо. Экспорт сырья и строительство необходимой инфраструктуры неизбежно повлекут за собой появление у нас новых технологий, а в дальнейшем мы сможем производить продукцию с большей добавленной стоимостью. Ни меня, ни других российских бизнесменов в будущем не удовлетворит позиционирование нас как простых сырьевых ребят.
Сразу встает вопрос о создании транспортной инфраструктуры. Ведь пока ее нет, мы проигрываем рынки конкурентам из Австралии, Канады и Центральной Азии. Но у нас режим жесткой бюджетной экономии. Где взять астрономические деньги на эти проекты?
А не нужны никакие астрономические деньги. Просто мы не задействуем должным образом те инфраструктурные мощности, которые есть. Диспетчеризация, строительство сортировочных станций, операционное улучшение железной дороги — все это гораздо дешевле, чем строить новые ветки или модернизировать старые, но плохо управлять ими. Один только факт. В советское время Владивостокский порт обеспечивал перевалку 12 млн т грузов. А сейчас — вдвое меньше. Это говорит само за себя. Плюс к этому нужно упрощение таможенных процедур с внедрением элементов RFID. В России передовые практики, о которых мы говорим в ДКС, можно реализовать в течение года-полутора. Для нашей страны это вообще критически важно. Потому что у нас контейнер стоит более 13 суток во Владивостокском порту. По железной дороге контейнер едет со скоростью 30 км/час и проезжает в день 750 км, а не 1500, как хотелось бы. Так что внедрение передовых практик должно идти параллельно с улучшением операционно-диспетчерского управления.
Эффект от этих улучшений будет значительным еще и потому, что с каждого процента грузопотоков между Европой и Азией, которые пойдут через Россию, наша экономика может получить $1 млрд. Мы могли бы обслуживать не менее 5% транзитных грузов, но сегодня не дотягиваем и до 1%.
Новые транспортные мощности можно не строить?
Наоборот, их строить необходимо. Но для финансирования этих проектов следует использовать механизмы частно-государственного партнерства. Мы как группа «Сумма» и другие частные компании готовы в нем участвовать. И в этом случае, я думаю, строительство будет дешевле и быстрее.
«Это тот самый случай, когда мои интересы как бизнесмена полностью совпадают с интересами государства»
Считаете ли вы нужным привлечение к строительству инфраструктуры иностранных партнеров?
Мне кажется, с точки зрения технологий — да. С точки зрения привлечения иностранных подрядчиков — да, в тех случаях, где у нас нет экспертизы. С точки зрения финансирования российских денег, на мой взгляд, достаточно. Их просто нужно правильно тратить. В каких-то случаях, наверное, можно смотреть на возможности иностранного финансирования проектов. Допустим, Китай будет активно предлагать свой капитал и свои компании в качестве подрядчиков. Но тут, конечно, должна быть улица с двусторонним движением. У России есть свои интересы. Например, мы пускаем китайские компании строить, но при жестком соблюдении наших миграционных правил. Во-вторых, у того же Китая есть интересные для нас технологии. Почему там 1 км железных дорог строят дешевле, лучше, быстрее? Китайцы здесь — один из глобальных чемпионов. Они строят 1 тыс. км железных дорог в год. Россия же сейчас строит менее 100 км, а в советское время было 600–700 км.
Разве участие китайских компаний в крупных инфраструктурных проектах не будет создавать для России определенные риски? Как их хеджировать?
Подход должен быть прагматичный. Я бы очень осторожно относился к строительству инфраструктуры, которая ведет лишь в отдельно взятую страну, допустим, в Китай. Будь то труба или железная дорога. Ведь тогда мы попадаем на рынок покупателя, где он в конечном счете диктует условия. Инфраструктурной границей России должно быть море — для диверсификации. Тогда никто не сможет диктовать нам условия по формуле цены, например, для углеводородов. Даже если в контракте зафиксировано условие take or pay, которое не выполняется. Море — это лучший хедж от таких рисков.
А с российской стороны кто должен заниматься развитием Дальнего Востока? Созданное недавно министерство, госкорпорация или «дочка» ВЭБа?
Нужен один институциональный орган, который будет смотреть на регион в комплексе через призму интересов страны. Я считаю, что институт развития, наверное, должен иметь форму госкорпорации — ОАО. Это ОАО не должно менять ни закон о недрах, ни другие законы. У него должен быть надведомственный взгляд, согласованный с правительством РФ. И главная задача этого органа — создание инфраструктуры по грамотно продуманному плану и организация финансирования. Инфраструктура, которую будет создавать эта корпорация, должна отвечать трем критериям: достаточная емкость, географическая диверсификация и равный доступ. Все остальное может сделать частный бизнес. Он построит порты, перерабатывающие заводы, будет разведывать недра.
И кто же должен руководить такой корпорацией?
Фигура должна быть достаточно весомой, узнаваемой и успешной. Это должен быть человек, у которого есть опыт реализации больших проектов.
Уж не на себя ли намекаете?
Нет.
Кстати. У вас в «Сумме» своих дел по горло. При этом вы единственный из трех сопредседателей ДКС летаете на все мероприятия, посадили НДЦ в офисе «Суммы», заставляете своих топ-менеджеров работать на АТЭС. Вам-то это зачем?
Мой ответ достаточно предсказуем. Работа в АТЭС — тот самый случай, когда мои интересы как бизнесмена полностью совпадают с интересами государства. Для развития моих компаний азиатские рынки крайне важны. Логистика, commodities и даже хай-тек — компетенции, которые мы развиваем в «Сумме»,— будущее этих отраслей лежит именно в Азии. А для российского бизнеса оно тесно связано с развитием Сибири и Дальнего Востока. Так что в данном случае наша бизнес-стратегия четко связана с интересами страны. Поэтому я этим и занимаюсь.