О проблемах тепловой генерации, ее взаимодействия с контрагентами и потребителями “Ъ” рассказал генеральный директор Сибирской генерирующей компании СЕРГЕЙ МИРОНОСЕЦКИЙ.
Фото: Ъ
— Как вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию на рынке тепла?
— Рынок тепла находится в очень сложной ситуации: это сектор, которым толком никто никогда не занимался, и он развивался где-то на задворках большой энергетики. РАО «ЕЭС России» в свое время постоянно открещивалось от всех проблем тепла, заявляя, что занимается только электроэнергией. И сейчас мы пришли к ситуации, в которой тепловые станции, работающие в режиме когенерации (ТЭЦ), неожиданно оказались неконкурентоспособны на рынке электроэнергии, чего быть не может. Эти станции по своей сути более эффективны, чем отдельное производство тепла или электроэнергии. Тем не менее это факт.
Посмотрите на список дорогих станций по итогам торгов на конкурентном отборе мощности (ежегодная рыночная процедура по выбору наиболее эффективных электростанций на год вперед.— “Ъ”) — он весь состоит из ТЭЦ. Идет процесс вывода этих станций из структуры генерации — они становятся дорогими, невостребованными, ставя собственников перед выбором: продолжать эксплуатировать объекты, приносящие убытки, или закрывать. Как правило, принимается решение о закрытии, но потребность в тепле никуда не исчезает, приходится открывать котельные или превращать в них ТЭЦ. В результате происходит так называемая котельнизация страны, которая в конечном счете сделает тепло гораздо более дорогим продуктом.
Почему так происходит? Есть несколько причин, в том числе перекрестное субсидирование между тепловой и электрической энергией внутри компании. Постоянно сдерживаемые по социальным соображениям тарифы на тепло не покрывают расходов даже на содержание станций и теплосетей. Приходится перенаправлять средства, полученные на рынке электроэнергии. Но из-за этой «тепловой надбавки» электроэнергия ТЭЦ становится слишком дорогой и не востребуется рынком.
В совокупности эти проблемы отражаются на наших возможностях по обновлению оборудования теплосетей. Конечно, мы выкручиваемся, договариваемся с банками, перераспределяем выручку внутри компании, но вечно так продолжаться не может. Невозможно постоянно работать с отрицательной рентабельностью и поддерживать при этом необходимый уровень надежности.
Еще один аспект. Помимо того что денег в тарифе меньше, чем нужно для нормальной работы, мы еще не можем их полностью собрать. Потому что текущее законодательство позволяет существовать недобросовестным компаниям, которые, получая от населения деньги, не доводят их до нас и в большинстве случаев не несут за это никакой ответственности.
— У вас в структуре задолженности доминируют управляющие организации ЖКХ (УК)?
— Да, их доля составляет 80–90%.
— А можно перейти к прямым отношениям с жильцами, минуя посредника?
— Можно. Либо при непосредственной форме управления домом, либо путем расщепления платежей. Но для этого необходимо, чтобы жильцы на собрании приняли решение, что дом переходит на систему расщепления платежей, либо договариваться с самими УК. В ряде городов нам это удалось — например, в Барнауле действует такая система, и там собираемость находится на более высоком уровне. В целом, это прекрасный способ, но принять его очень сложно: у потребителя нет такой заинтересованности, и непонятно, как этот интерес в нем пробудить. Ограничить его теплоснабжение невозможно, и не важно, заплатила ли за этот ресурс УК или нет.
— В целом с точки зрения потребителя это вполне очевидная логика: деньги заплачены…
— Логика не совсем очевидна: решение, кому платить деньги, принял потребитель. Во всем мире ответственность за свой дом несут жильцы, а у нас — УК, которую можно нанять, а можно выгнать с долгами. Она является непосредственным игроком рынка, хотя за душой у нее нет ни гроша. Взять, например, прибалтийские страны, схожие с нашей страной по климату. Там ответственность по обязательствам дома несут собственники, а УК является только агентом, отвечающим перед ним. Есть второй вариант: усилить спрос с УК — потребовать предоставления гарантий, в том числе банковских, подтверждения квалификации. Это другая дорога. Но поднимать уровень ответственности управляющих организаций и потребителей тепла нам все равно придется. В том виде, в котором теплоснабжение застыло сейчас, мы, поставщики тепла, самые бесправные люди.
— А что мешает генерирующей компании, находящейся в сложном положении по сбору средств с УК, входить в бизнес управления жильем?
— Вопрос о возможности и необходимости вхождения в него в принципе рассматривается, но есть свои трудности, связанные с раздробленностью этого рынка, в частности, в регионах нашего присутствия. Поэтому в качестве полноценного инвестора входить пока некуда, а консолидация этого бизнеса может произойти, скорее всего, только в среднесрочной перспективе. При этом бизнес управления многоквартирными домами не является для нас родным, у нас нет в этом опыта, необходимых ресурсов. Останавливает и то, что в совокупной стоимости всех услуг УК наша доля составляет менее половины.
— Но в платежке потребителя на тепло и горячую воду приходится более 50%.
— По сумме. Но по объему работы и дохода с этого — нет. УК по идее большую часть зарабатывают на ремонтах, отделочных работах, благоустройстве, других услугах. У нас в этом опыта никакого нет.
— А за пределами взаимоотношений с коммунальным сектором есть крупные проблемы?
— Есть проблема старых сетей, состоящая в том, что их быстрая массовая замена без привлечения бюджетного финансирования невозможна. Только за счет тарифов быстро мы это сделать не сможем. Если менять сети постепенно, в течение 15–20 лет, то достаточно перейти на долгосрочный тариф альтернативной котельной. Но если появится необходимость обновления за три-пять лет, это будет возможно только с привлечением в сектор бюджетного финансирования. А в сегодняшних условиях единственное, на что хватает наших возможностей, сохранять уровень износа теплосетей на текущем уровне.
Другая крупная проблема заключается в том, что сейчас, когда перестроили систему работы тепловых сетей, оказалось, что за все потери в сетях независимо от их собственника отвечаем мы — те, кто в конечном итоге реализует тепловую энергию. Получается так потому, что между нашими компаниями, владеющими преимущественно магистральными сетями, и потребителем находится довольно большое количество транзитных сетей. Как получатели платы за тепло, мы оплачиваем транзит и в том числе потери на этих сетях. Но если нормативные потери компенсируются в нашем тарифе, то сверхнормативные никто не учитывает, и они в конечном итоге также падают на нас. То есть у собственников этих сетей нет никакого резона делать хоть что-то для сокращения своих потерь. А зачем, если за них все равно платят другие. Образовался «идеальный бизнес», и в результате в этом секторе оказалось много фирм, которые любят заниматься именно таким «идеальным бизнесом». Нормальных инвесторов там мало.
Не может так быть, чтобы один получал деньги и доходы с какого-то имущества и ничего не делал, а другой отвечал за тот объем потерь, который приносит первый. По этой причине мы сейчас стараемся, где это возможно, объединить наши тепловые сети с другими сетями города. Тогда мы сами сможем принимать необходимые меры для реального сокращения потерь.
— А все имущество этих фирм — муниципальное, то есть неприкосновенное?
— Да, и сдано в аренду на 25–40 лет. Мы говорим: давайте хоть новый конкурс проведем, а нам отвечают: ждите, пока 25 лет закончатся, а в некоторых случаях и 48. Мы работаем, конечно, договариваемся, но все очень не просто.
— Выбор единой теплоснабжающей организации города эту проблему поможет решить?
— Частично. По крайней мере, появится возможность жестче, чем сейчас, применять к этим компаниям штрафы и прочие санкции.
— В абсолютном выражении у Сибирской генерирующей компании отпуск тепла падает или увеличивается?
— Падает.
— И в паре, и в горячей воде?
— В паре нет, но и отпуск у нас здесь небольшой. До современного уровня он упал давно, теперь стабилизировался. А в воде разнонаправленные тенденции. С одной стороны, в домах, где устанавливаются домовые счетчики тепла, потребление снижается: УК начинают понимать, что можно сэкономить, особенно на общедомовом потреблении. С другой стороны, мы видим некоторый прирост из-за строительства новых домов и районов. В какой-то момент, видимо, ситуация стабилизируется.
— А новые дома будут потреблять ваше тепло или тепло котельных?
— По-разному. Есть регионы, которые установили плату за подключение со строительных компаний, и к ним строятся сети. В других регионах такого источника нет. А с учетом заниженного тарифа на тепло нам абсолютно невыгодно за свой счет тянуть сети в новые районы, поскольку новые потребители лишь увеличат размер убытков компании.
Это одна из проблем тарифного регулирования. Если бы давно перешли на принцип регулирования по альтернативной котельной, когда фиксируется тариф, а не общий объем денег, тогда все ресурсоснабжающие организации с радостью бы брали себе новых клиентов и могли бы развивать инфраструктуру за счет собственных или кредитных средств без платы за присоединение. Кроме того, можно было бы реализовывать долгосрочные проекты по энергосбережению. Сейчас же основы ценообразования в тепле предполагают, что экономия компании будет сохраняться в течение пяти лет. Это означает, что проекты со сроком окупаемости, например, семь лет уже становятся невостребованными.
— Удастся ли при переходе на тариф альтернативной котельной соблюсти указание руководства страны относительно темпов роста конечных платежей?
— Думаю, это реально. Во-первых, в разных регионах разный уровень действующих тарифов, и в некоторых тариф уже выше альтернативной котельной. А есть те, где существенно ниже. Но там, где эта разница большая, можно делать переходный период на несколько лет. Главное — чтобы этот график был нарисован, и мы понимали, где тариф альтернативной котельной и к какому году мы к нему придем. Во-вторых, после перехода на альтернативную котельную сам тариф растет ниже инфляции. Причем существенно ниже. Так что в долгосрочном горизонте, я думаю, можно добиться того, чтобы темп роста платежей был сравним с инфляцией.
— Есть ли различие между угольной и газовой генерацией в приложении к рынку тепла?
— Отличие в том, как учитывается в конечном тарифе на тепло стоимость газа и угля. Для газовой генерации используются фактические цены сырья, поскольку они регулируются государством. Это означает, что цена газа полностью попадает в тариф. В угле ситуация другая: применяются индексы-дефляторы Минэкономразвития, которые за последние годы росли максимум на 3,5% в год. То есть при прогнозе инфляции на уровне 7% рост цены на уголь закладывается в 3,5%. Такого роста нет ни у кого! Сейчас появился намек на то, что будет переход на фактические цены: в основах ценообразования предусмотрена возможность регулирования по фактической цене контракта, заключенного по итогам открытых процедур. Но пока мы полностью не понимаем, как это будет работать.
— Если ничего не изменится, через сколько лет умрет вся тепловая генерация страны? Или она не умрет никогда?
— Запас, конечно, есть. Наверное, совсем она не умрет. Но важно то, что сейчас очень хороший период в целом для развития теплогенерации. Благодаря реформе РАО ЕЭС в тепловой бизнес зашли очень хорошие, квалифицированные инвесторы. Те, которых в текущих условиях привлечь было бы невозможно. Самое главное сейчас — сохранить их в отрасли. Потому что если ничего не будет меняться, просто поменяются инвесторы, и вместо тех, кто готов работать честно, мы увидим много «энергостримов» уже в генерации.