"Внушить полезный страх"

"Очистить участок от дрянных элементов"

Со времени начала колонизации русскими Сибири появилась и постоянно совершенствовалась практика отправки туда всех тех, чье пребывание на коренных землях Руси по какому-либо поводу не устраивало начальствовавших над ними или соседствовавших с ними людей. Причем в Сибирь на вечное поселение отправляли не только осужденных судом преступников. После введения и укрепления крепостного права привилегией отправлять непокорных крестьян в места отдаленные обзавелись и владельцы крепостных душ.

Правда, помещики прибегали к этой мере не слишком часто. Ведь, отправив вороватого или склонного к бунту крестьянина за Урал, помещик терял пару рабочих рук, не получая при этом практически ничего. Так что большинство землевладельцев предпочитали держать склонных к непотребному поведению крестьян под суровым надзором до ближайшего рекрутского набора и избавляться от них, сдавая в армию.

Подобный расклад, однако, не устраивал правительство Российской империи, стремившееся заселить и освоить бескрайние восточные просторы, а заодно оградить армию от избыточного заполнения преступниками. Так что в итоге нашелся устраивающий обе стороны компромисс. Помещики за сосланных в Сибирь крестьян начали получать рекрутские квитанции, которые можно было сдать вместо рекрутов во время очередного набора или продать с немалой выгодой собрату-помещику, не желавшему отдавать в армию никого из своих крепостных.

Когда с началом XIX века практика отправки в Сибирь по приговорам помещиков приобрела законодательное основание и начала применяться все шире и шире, выяснилось, что ссылка без лишних проволочек пугает крестьян едва ли не больше, чем полицейские исправники и суд. Ведь от полиции и сурового наказания иногда удавалось откупиться. Конечно, при условии, что крестьянам правдами и неправдами удавалось скопить хотя бы малую толику средств. А приговор помещика утверждался губернатором, и помилований, как правило, не случалось. Кроме того, на осужденных помещиками крепостных в отличие от осужденных судом деньги на обмундировку и отправку к месту назначения выделялись особым порядком, доходили до губерний достаточно медленно, так что они довольно долго содержались в тюрьмах практически впроголодь. В итоге высылка в Сибирь оказывалась едва ли не худшим наказанием, чем участь обычных арестантов.

Именно поэтому в ходе обсуждения всех мероприятий по освобождению крестьян проверенную временем меру сдерживания сельской преступности решили сохранить. Только теперь вместо помещика решение о выселении из деревни и административной ссылке в Сибирь принимал сельский сход, о чем в положении о сельском состоянии в редакции 1902 года говорилось:

"Ведению сельского схода подлежат: ...3) удаление из крестьянского общества тех из проживающих в его среде членов оного, дальнейшее пребывание коих в этой среде угрожает местному благосостоянию и безопасности".

При этом в отличие от прежних времен закон предоставлял провинившимся крестьянам право просить о возвращении в родные места. А сельскому сходу — прощать их или нет. Причем это послабление, по мнению многих представителей власти на местах, ничуть не уменьшило страха перед применением административной высылки в Сибирь. Один из самых известных российских земских деятелей — Александр Новиков (см. материал "Козловский начальник" в N 1-2 за 2011 год) в 1899 году так описывал их отзывы: "Опытный и мудрый член нашего съезда говорил мне, что ссылка в Сибирь по приговору схода есть прекрасное средство для крестьянских обществ избавляться от вредных членов". Однако собственный опыт привел Новикова к совершенно иным выводам:

"Поступив в земские начальники, я решился очистить участок от дрянных элементов и внушить остальным полезный страх. В одной из волостей есть деревушка Развалы, славившаяся конокрадством: я собираю сход сельский и волостной (так как маленький сход ссылает только с утверждения приговора волостным сходом), уговариваю и тот и другой сослать Мандрова, Лактюшкина и Вадюнина, известных конокрадов, раз уже отбывших наказание. Сходы соглашаются, и в тот же день я ввергаю их в тюрьму. Все было сделано законно. Лактюшкин умер в тюрьме от тифа, Мандров и Вадюнин и поднесь в Сибири. Таким же путем я уговорил сход громадного села сослать четырех негодяев — и их сослали. Про судьбу этих четырех и их семей я ничего не знаю, зато много мучений причинили мне развальские конокрады. Сослав этих семь человек, я торжествовал и гордился, что у меня негодяям не место... Через несколько дней после схода развальского являются ко мне три старухи вдовы, матери сосланных, просят долго, на коленях, вернуть их детей. Я объясняю, за что они сосланы, и, довольный собой, ухожу. Шесть лет они ходили ко мне сперва все три, потом умерла Лактюшкина, потом Мандрова, год тому назад успокоилась и Вадюнина; ходили, просили о сыновьях, не понимая, что я, сославший их, не могу их вернуть. Писали мы просьбы и общественный приговор об их помиловании — конечно, ничего не вышло; ходили ко мне старухи и рассказывали, как они разоряются, как им есть нечего. Пока жив, буду помнить их, спрашивающих, что я сделал с их кормильцами. Нет, Боже нас сохрани от усердствования, от вечного проявления нашего "я", дадим действовать закону, а ссылать негодяев суду — и совесть наша будет спокойнее".

Но, как отмечал Александр Новиков, проблема заключалась еще и в том, что сельские старшины и иные начальники нередко используют высылку для сведения личных счетов:

"Поговорите со ссыльными, да и с мужиками ссылавшими, и вы услышите: такого-то сослал Иван Кондратьич, такого-то Петр Ефимыч — все старшины, а иногда и высшие начальники; тут картина бывает еще хуже: старшина ссылает, т. е. составляет общественный приговор; часто за то, что мужик его не уважил, за то, что мужик жаловался. Ведь описать, очернить в приговоре всегда можно; приговор проверяет член крестьянского присутствия или земский начальник, уже заранее приготовленный к тому старшиной; старшина присутствует на сходе при проверке, и сход, по слабости своей, побуждаемый старшиной и его клеветами, повторяет все изложенное в приговоре. Мужик идет в Сибирь, сам не зная за что".

Основываясь на собственном опыте, земский начальник Новиков признавал, что административная высылка остается эффективным средством устрашения крестьян, имеющих преступные наклонности:

"Через три года после ссылки развальских конокрадов в одном селе стали мужики сами просить о том, нельзя ли сослать некоего вора, уже три раза судившегося за кражи волостным судом и способного, по их словам, на поджоги и другие преступления. Я счел долгом на сходе предложить им сослать его; многие соглашались, но большинство не пожелало; я давления не производил, он остался и поднесь никого не убил, никого не поджег".

Но все же, исходя из значительного количества обвинительных общественных приговоров ни в чем не повинным крестьянам, Новиков предлагал действовать в рамках уголовного права:

"Сколько я теперь ни думаю, не могу понять, зачем нужна административная ссылка и высылка во всех ее формах. Неужели нельзя усилить законов о рецидивистах, ввести условное осуждение, но все-таки вести дело через суд. Неужели не лежат на совести администраторов все сделанные ошибки? А сколько их сделано!"

"Разложились еще во время немецкой оккупации"

Как водится, большевики, осуждавшие произвол царских властей по отношению к крестьянам, после прихода к власти сами стали применять административную высылку по приговорам сходов. Именно этот метод использовался для выселения из деревень семей бывших землевладельцев в первой половине 1920-х годов. По приговорам сходов в некоторых краях и областях страны высылали в Сибирь раскулаченных крестьян до того, как началась массированная ликвидация кулачества как класса.

С появлением колхозов, где общие собрания чаще всего были пустой формальностью, а все вопросы решались на районном уровне или еще выше, сходы, где определялись судьбы людей, должны были безвозвратно уйти в прошлое. Однако 17 января 1948 года первый секретарь ЦК КП(б) Украины Никита Хрущев направил Сталину записку о бедственном положении украинских колхозов, в которой говорилось:

"Во многих колхозах имеются еще отдельные лица, которые упорно не желают приобщаться к общественно-полезному труду, а живут тунеядцами на шее у честных колхозников. Отдельные паразитические и преступные элементы присосались к колхозам, пользуются льготами, предоставленными колхозникам, но никакого участия в работе колхозов не принимают. Подобные элементы, используя колхозы как ширму, занимаются спекуляцией, воровством, самогоноварением и совершают другие преступления. Многие из них разложились, стали на порочный путь еще во время немецкой оккупации и не хотят возвращаться к честному труду. Такие элементы наносят значительный ущерб колхозам и государству. Кроме того, они разлагающе действуют на отдельных отсталых колхозников. В 1946 г. на Украине не выработали ни одного трудодня 86 676 колхозников. В летний наиболее напряженный период, во время уборки урожая в 1947 г. в колхозах Винницкой области, например, свыше 45 000 трудоспособных колхозников не выработали без уважительных причин установленного законом на этот период минимума трудодней; в Каменец-Подольской и Житомирской областях в этот период не выработало минимума трудодней больше чем по 20 000 трудоспособных колхозников. Это, естественно, сказывалось на сроках и качестве проведения уборки урожая и других полевых работах. Такое сравнительно большое количество колхозников, не выработавших минимума трудодней, объясняется до некоторой степени влиянием со стороны враждебных и паразитических элементов села на отдельных отсталых колхозников".

Причем, как писал Хрущев, подобные люди есть даже в передовых, образцовых колхозах:

"В передовом колхозе "Червона Украина" в Броварском районе Киевской области, где председателем колхоза работает т. Винарский, в прошлом году восемь трудоспособных колхозников выработали только от 3 до 20 трудодней, 30 человек — не более 50 трудодней против установленного минимума 120 трудодней. Отдельные колхозники только прикрываются колхозом, пользуются льготами, а на деле ведут свое единоличное хозяйство, занимаются спекуляцией. В этом колхозе числится колхозником Хан Петр, 48 лет. За прошлый год ни он, ни его жена и сын не выработали минимума трудодней. До войны он занимался спекуляцией, во время немецкой оккупации его сын Иван служил в гестапо. Эта семья богатеет от спекуляции, имеет сейчас дом, сарай, 0,60 га огорода, корову, двух кабанов".

А все существующие меры воздействия на подобных граждан, по утверждению Хрущева, не давали никакого эффекта:

"Колхозники резко отрицательно настроены против таких людей, но многие боятся открыто выступать с разоблачением их преступных действий из-за боязни мести. Был ряд случаев, особенно во время уборки и хлебозаготовок, когда преступные элементы убивали активистов или сжигали их дома и имущество в отместку за разоблачение. Нужно признать, что местные партийные и советские органы ведут недостаточную борьбу против преступных и паразитических элементов. Слабо используют существующие советские законы и устав сельскохозяйственной артели. Однако следует иметь в виду, что нередко антиобщественные и паразитические элементы спекулируют, воруют и творят преступления скрытно и поэтому долгое время не удается поймать их с поличным и судить в уголовном порядке. Привлечение же к ответственности только за уклонение от работы слабо воздействует на злостных нарушителей, так мера наказания — 6 месяцев принудительных работ по месту работы — мало их ущемляет".

Хрущев, безусловно, лукавил. Ведь существовал и продолжал действовать знаменитый указ "7-8" от 7 августа 1932 года о хищении государственной, общественной и кооперативной собственности, по которому при большом желании любого обвиняемого можно было приговорить к высшей мере наказания (см. материал "Применять расстрел без послабления" в N 30 за 2007 год). Первый секретарь украинского ЦК просто хотел переложить ответственность за новые репрессии в колхозах с себя и с партийного аппарата на самих же колхозников:

"В царской России был закон, по которому крестьянские общества могли выносить приговоры об удалении из села лиц, "дальнейшее пребывание коих в этой среде угрожает местному благосостоянию и безопасности"... Ясно, что этот закон ограждал частную собственность и был направлен против людей социально опасных для царско-помещичьего строя. В наше время следовало бы для усиления охраны социалистической собственности издать закон, предоставляющий право общим собраниям выносить приговоры о выселении за пределы республики наиболее опасных антиобщественных и преступных элементов, упорно не желающих приобщаться к общественно-полезному труду".

При этом, как будто забыв о том, что только что написал о страхе колхозников перед преступниками, Хрущев принялся развивать мысль об огромном воспитательном значении предлагавшейся меры:

"У нас есть законы, карающие воров, расхитителей общественной собственности и других преступников. Мы выселяем отдельных лиц, уличенных в преступлениях, но все это делается в административном порядке, судом или другими органами советской власти. Издание закона о предоставлении права выносить приговоры о выселении преступных элементов будет полезно еще и потому, что в борьбе с антиобщественными и преступными элементами будет более активно участвовать масса колхозников и в этой борьбе будет еще больше сплачиваться и закаляться колхозный актив. Если лицо, о выселении которого рассматривается вопрос на общем собрании, чистосердечно и искренне раскается перед населением в своих преступлениях и даст обещание исправиться, собрание может ограничиться предупреждением и установить срок, в течение которого данное лицо должно исправиться честным трудом и хорошим поведением. Предлагаемыми мерами нужно будет пользоваться только в тех селах и колхозах, где действительно есть необходимость обезопасить общество от преступных элементов. Применение такой меры воздействия колхозной общественностью в отношении преступных и паразитических элементов будет иметь серьезное предупредительное и воспитательное значение, и будет способствовать дальнейшему укреплению трудовой дисциплины и ускорению подъема колхозов, и, следовательно, будет одобрено всеми честными колхозниками".

"В условиях массовой завшивленности"

Судя по всему, предложение Хрущева понравилось Сталину, и уже 21 февраля 1948 года был подписан указ Президиума Верховного совета СССР "О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни". А уже 7 мая 1948 года и. о. прокурора Украинской ССР Петр Нощенко докладывал Генеральному прокурору СССР Григорию Сафонову о нарушениях в практике исполнения этого законодательного акта:

"При применении на практике Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 21/II-48 г. на местах в ряде случаев допускаются грубейшие нарушения... Вопреки установленному правилу о том, что Указ от 21/II-1948 года может быть применен к мужчинам не старше 55 лет, имеют место случаи, когда выселяются лица старше этого возраста... 14/IV-48 г. общее собрание колхозников "Знамя труда", Городищенского сельсовета, Ворошиловского района, Ворошиловградской области, вынесло общественный приговор о выселении колхозника Гребенюка Афанасия Моисеевича — 58 лет. При проверке правильности выселения Гребенюка установлено, что общественный приговор в отношении его вообще вынесен незаконно, ибо Гребенюк болен и к тяжелому физическому труду не способен, в 1945 г. выработал 201 трудодень, в 1946 г.— 330, в 1947 г.— 160 трудодней, а с декабря 1947 г. с разрешения правления колхоза поступил на работу завхоза шахты "Копантрацит", где продолжал работать до момента вынесения общественного приговора о его выселении".

Кроме стариков, как писал Нощенко, принимаются решения и о выселении больных:

"Общее собрание колхозников колхоза им. Молотова 3.-Новгородского района, Сумской области, 27/III-1948 года вынесло общественный приговор о выселении колхозника Алеша С. Т., который болеет эпилепсией в тяжелой форме, у него ежедневно бывает по 3-4 припадка. Алеша не только нетрудоспособен, но и не может следовать к месту поселения. 2/V-48 г. был вынесен общественный приговор о выселении Ковшика Павла Акимовича — колхозника колхоза им. Петровского, Глинского района, Сумской области. Ковшик тяжело болен туберкулезом легких и нуждается в постельном режиме".

А кроме того, колхозные собрания выселяли людей, не являющихся колхозниками.

"27/III-48 г.,— докладывал Нощенко,— общее собрание колхозников колхоза им. Федоренко, Снежнянского района, Сталинской области, вынесло общественный приговор о выселении гр-на Мяцкого В. Г., который не является колхозником, свыше 10 лет работает в государственных учреждениях".

Наблюдались и нарушения процедуры выселения:

"30/III-48 г. на общем собрании колхозников колхоза "VIII Съезд Советов", Глинского района, Сумской области, обсуждался вопрос о выселении из Украинской ССР колхозниц Гусеницу Т. И. и Белаш Н. 3. Президиум собрания, убедившись в том, что за выселение этих лиц голосует меньшинство, решил голосовать, только кто против выселения, и так как никто против не голосовал, то в протоколе записано, что общественный приговор вынесен единогласно".

Ко всему прочему, как и в дореволюционные времена, на собраниях начали сводить счеты с неугодными членами колхозов:

"Общим собранием колхозников колхоза "Правда", Волнавахского района, Сталинской области, был вынесен приговор о выселении колхозника Гогия Юрия Михайловича, который выработал в 1947 г.— 150 трудодней, а в 1948 г.— 44 дня. В общественном приговоре записано: "Выселяется за то, что ругался с бригадиром и председателем колхоза"".

Не отличалось от старорежимного и содержание осужденных колхозными собраниями:

"В ряде районов Киевской области (г. Белая Церковь, Барышевка и друг.) лица, подлежащие выселению, содержатся в камерах предварительного заключения при РО МВД длительное время, в камерах большая скученность, санитарная обработка не проводится, одежда не дезинфицируется и т. д., что может вызвать эпидемические заболевания".

Однако, несмотря на все это, практику применения выселения по общественным приговорам решили распространить на большинство республик СССР. Из списка были исключены только три прибалтийские республики, Белоруссия и западные области Украины. В указе Президиума Верховного совета СССР "О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни" от 2 июня 1948 года устанавливался срок выселения приговоренных — восемь лет, а также возможность амнистии для них:

"Лицо, выселенное по общественному приговору, по истечении 5 лет после выселения может возбудить ходатайство перед исполнительным комитетом районного Совета депутатов трудящихся, которым утвержден общественный приговор, о возвращении на прежнее местожительство. Исполнительный комитет районного Совета депутатов трудящихся может удовлетворить такое ходатайство при наличии положительных отзывов о поведении и трудовой деятельности выселенного в месте поселения и с согласия общего собрания членов колхоза или крестьян села, вынесшего общественный приговор о выселении".

Совет министров СССР, в свою очередь, определил места для расселения высланных и места их исправительных работ:

"Обязать Министерство внутренних дел СССР лиц, выселяемых согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 года, направлять в отдаленные районы в бассейнах рек Оби, Енисея и Лены для работы:

а) на предприятиях Дальстроя и Главспеццветмета МВД, исправительно-трудовых лагерей МВД, на железнодорожном строительстве МВД;

б) на предприятиях горно-рудной, лесной, угольной, рыбной промышленности и Министерства речного флота;

в) в совхозах указанных районов поселения".

Теперь уже по всей территории, где выносились общественные приговоры, наблюдались массовые нарушения, подобные тем, что происходили на Украине. А несколько месяцев спустя, 23 марта 1949 года, Генеральный прокурор СССР Сафонов доложил в Совет министров СССР результаты проверок жалоб высланных, которые свидетельствовали об ужасающих условиях, в которых они оказались:

"727 выселенных, работающих в Красновишерском районе в трех леспромхозах — Мутихинском, Вайском, Велсовском,— проживают в необорудованных землянках, сараях, банях без крыш и т. п., в условиях антисанитарии, массовой завшивленности. Министерство лесной промышленности СССР не выделило леспромхозам средств на постройку и оборудование хотя бы самых элементарных жилищ для этих лиц. Вследствие тяжелых условий имеют место массовые случаи заболеваний выселенных в местах их расселения. Из 387 человек, обследованных санитарно-медицинской комиссией, выявлено инвалидов I и II группы, вовсе не приспособленных к труду на лесозаготовках, 82 человека, или 19%; лиц, могущих выполнять по состоянию здоровья только легкую работу, которых трудно поэтому использовать на лесозаготовках, 187 человек, или 48,5%, и трудоспособных 128 человек, или 32,5%".

Доклад Генпрокурора свидетельствовал и о том, что работа выселенных лишена всякого экономического смысла:

"Те из выселенных, которые работают в лесу, в большинстве своем норм не выполняют и зарабатывают 150-200 рублей в месяц, а неработающим выдается "аванс" в размере от 3 до 5 рублей в день на питание. В результате только по трем леспромхозам выселенцы задолжали около 190 000 рублей. Если же прекратить кредитование не могущих по состоянию здоровья работать на лесозаготовках выселенцев, многие из них, по донесению прокурора, будут обречены на гибель".

Однако всем было очевидно, что выселяли злостных уклонистов не для ударного труда, а для того, чтобы как следует напугать других колхозников. И, судя по докладам с мест, результат превзошел самые оптимистические ожидания. В отчете Совета по делам колхозов от 3 сентября 1948 года говорилось:

"В колхозе "Красный луч" Погарского района, Брянской области, выходило на работу 100-110 человек, после проведения собрания стало выходить 285 человек. В 1947 году колхоз был самый отстающий по сеноуборке, а сейчас колхоз закончил сеноуборку одним из первых в районе (на пять дней раньше намеченного срока). В Великолукской области в 176 колхозах Опочецкого района ранее выходило на работу 11 581 чел., после Указа правительства вышло 13 538 человек".

Но самые радужные отчеты поступали с Украины. Председатель Совета министров Украинской ССР Демьян Коротченко 18 декабря 1948 года докладывал в Совет министров СССР:

"В колхозе "Шлях Ленина", Староваровского района, Харьковской области, до издания Указов выходило на работу всего 35-40 человек в день, а после этого ежедневно на работу стало выходить около 150 колхозников... В целом по Харьковской области до издания Указов на колхозных работах в день работало 138-140 тысяч колхозников, а после разъяснения и применения Указов к отдельным лицам на работу в колхозах стали выходить ежедневно до 240 тысяч колхозников. Наряду с увеличением выхода колхозников на работу резко поднялась производительность колхозного труда... Все это способствовало тому, что отдельные колхозы и целые районы, ранее отстававшие в выполнении сельскохозяйственных работ, в 1948 году с успехом справились со стоящими перед ними задачами и вышли в число передовых".

Успех оказался полным, но недолгим. Как только кампания завершилась, все показатели неторопливо, но верно начали опускаться на прежний уровень. Уже в 1949 году снова начались жалобы в ЦК на низкую производительность труда в колхозах и нежелание колхозников трудиться в полную силу за гроши. Всего же по стране за 1948 год выселили более 27 тыс. человек, а до 20 марта 1953 года в общей сложности приговорили по этому указу 33 266 человек, за которыми отправились в ссылку 13 598 членов их семей. 3915 человек затем возвратили домой как неправильно осужденных.

"Понемножку воруем, понемножку куем"

Опыт, полученный в 1948 году, Хрущев потом пытался применить не один раз. В августе 1956 года он приехал в Донецк, а оттуда на машине отправился в Луганск (см. материал "Дело мести" в N 12 за 2005 год).

"Никита Сергеевич решил ехать на машине,— рассказывал мне Иван Казанец, который в то время был первым секретарем Донецкого обкома и сопровождал Хрущева.— Вдруг навстречу целая колонна цыган. Хрущев говорит шоферу: "Останови". Они тоже соскочили с возков, окружили его, гомонят: "Хрущев! Хрущев!" Он спрашивает: "Кто главный у вас?" Вышел барон. Старый, с длинной бородой. Хрущев говорит: "Слушай, ну что же такое?! Почему вы катаетесь?! У нас людей везде не хватает! Дети у вас в школах не учатся! Безграмотные все. Почему не живете как люди?" А барон отвечает: "Товарищ Хрущев, мой прадед, мой дед, мой отец ездили табором. И мы будем ездить табором. Мы не можем оседлый образ жизни вести". Хрущев начал накаляться: "Так вы ж воруете!" Барон не возражал: "Понемножку воруем, понемножку куем". Кузнецы они действительно были отличные. Приедут, станут возле села, так народ бежит с дырявыми кастрюлями — паять. А Никита Сергеевич разозлился: "Ну, не хотите по-хорошему, мы вас заставим". И из Луганска позвонил в Москву: "Выпускайте постановление о запрете цыганам кочевать!"".

В указе от 5 октября 1956 года в качестве меры наказания предусматривалась все та же высылка в отдаленные места на пять лет для цыган, уклоняющихся от общественно полезного труда. Но на этом распалившийся первый секретарь ЦК КПСС не остановился и предложил принять указ "Об усилении борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами", касавшийся всей страны. Однако времена изменились, и внести поправки в законодательство с прежней легкостью оказалось весьма непросто.

Если в колхозах трудящихся от нетрудящихся отличали по количеству отработанных дней, то выявить нетрудовой элемент в городах оказалось совсем непростой задачей. Что, например, делать с теми, кто имеет официальную работу с небольшой зарплатой, а в действительности зарабатывает на жизнь извозом на собственной машине? Или продавая на рынках фрукты и овощи с приусадебного участка? К какой категории относить нищенствующих инвалидов, которых после войны насчитывалось до 100 тыс.?

А ко всему прочему попытки принудить тунеядцев к труду путем отправки их в ссылку противоречили международным обязательствам СССР. Главный советский специалист по трудовому праву профессор Арон Пашерстник 11 апреля 1957 года писал в Верховный совет СССР:

"Предложенный мне для ознакомления текст законопроекта "Об усилении борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами" в его нынешней редакции содержит противоречие с Конвенцией Международной Организации Труда N 29 от 10 июня 1930 г. относительно принудительного и обязательного труда, ратифицированной Советским Союзом в 1956 г. (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1956 г.). Согласно ст. 2 названной Конвенции, термин "принудительный или обязательный труд" означает "всякую работу или службу, требуемую от какого-либо лица под угрозой какого-либо наказания и для которой это лицо не предложило добровольно своих услуг". Применение ссылки с обязательным привлечением к трудовой деятельности по месту ссылки как мера воздействия за уклонение от общественно-полезного труда (хотя бы и в соединении с антиобщественным, паразитическим образом жизни) подпадает под формулу ст. 2 Конвенции".

Проект закона тогда же опубликовали в газетах, но во время его обсуждения трудящиеся задали столько недоуменных вопросов, что стало очевидным, что народное одобрение предлагаемая мера не получит. А поскольку в советском руководстве продолжалась борьба за власть, рисковать своей репутацией и выступать в качестве автора этого нововведения Хрущев, видимо, не захотел. Несколько советских республик все-таки приняли указы о борьбе с тунеядством и антиобщественным образом жизни. Однако в России от слов к делу так и не перешли.

Казалось, что затея с новыми выселениями по общественным приговорам навсегда канула в Лету. Но в 1959 году в Москве проходила американская выставка, на открытие которой приехал вице-президент США Ричард Никсон (см. материал "Нормальный человек не может изобразить женщину в таком виде!" в N 31 за 2004 год). У Никсона с Хрущевым произошел спор, в ходе которого гость рассказал, что видел в Москве много фарцовщиков и неработающей публики, чем привел Хрущева в ярость.

Политическая ситуация в СССР к тому времени значительно изменилась, Хрущев чувствовал себя полновластным хозяином, и потому вновь началась подготовка закона о высылках нетрудового элемента. В комиссии законодательных предположений Верховных советов СССР и РСФСР на протяжении 1960 года шло обсуждение всех возможных вариантов, и к маю 1961 года наконец удалось согласовать интересы всех включенных в дело министерств и ведомств. На международные конвенции решили не обращать никакого внимания, и потому указ Президиума Верховного совета РСФСР от 4 мая 1961 года гласил:

"Установить, что совершеннолетние, трудоспособные граждане, не желающие выполнять важнейшую конституционную обязанность — честно трудиться по своим способностям, уклоняющиеся от общественно полезного труда, извлекающие нетрудовые доходы от эксплуатации земельных участков, автомашин, жилой площади или совершающие иные антиобщественные поступки, позволяющие им вести паразитический образ жизни, подвергаются по постановлению районного (городского) народного суда выселению в специально отведенные местности на срок от двух до пяти лет с конфискацией имущества, нажитого нетрудовым путем, и обязательным привлечением к труду по месту поселения. Этим же мерам воздействия, назначаемым как по постановлению районного (городского) народного суда, так и по общественному приговору, вынесенному коллективами трудящихся по предприятиям, цехам, учреждениям, организациям, колхозам и колхозным бригадам, подвергаются также лица, устраивающиеся на работу на предприятия, в государственные и общественные учреждения или состоящие членами колхозов лишь для видимости, которые, пользуясь льготами и преимуществами рабочих, колхозников и служащих, в действительности подрывают дисциплину труда, занимаются частнопредпринимательской деятельностью, живут на средства, добытые нетрудовым путем, или совершают иные антиобщественные поступки, позволяющие им вести паразитический образ жизни. Постановление районного (городского) народного суда или общественный приговор о выселении выносятся после того, когда лицо, ведущее паразитический образ жизни, несмотря на предупреждение общественных организаций или государственных органов, в установленный ими срок не встало на путь честной трудовой жизни".

"Подвергнут выселению с конфискацией имущества"

Борьба с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда, отличалась от предыдущей кампании только тем, что главным ответственным за ее проведение сделали МВД. Так что милиционеры выявляли, сажали и отправляли в суды, а затем в ссылку всех ведущих антиобщественный образ жизни граждан. Общественные суды проводили лишь в редких случаях. И в итоге участие общественности в кампании по большей части было фикцией. Как и в 1948 году сначала в ЦК поступали доклады об исключительных успехах в борьбе со злом. В обобщенной записке, подготовленной для Бюро ЦК КПСС по РСФСР 16 августа 1961 года, говорилось:

"Отдел административных и торгово-финансовых органов ЦК КПСС по РСФСР докладывает о ходе выполнения Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 года... Трудящиеся повсеместно одобряют Указ и активно помогают выявлять лиц, ведущих антиобщественный паразитический образ жизни. По данным Прокуратуры РСФСР, на 1 августа 1961 года в Российской Федерации выявлено сто тридцать тысяч человек, которые вели антиобщественный, паразитический образ жизни, в том числе в Вологодской области — 1882, Костромской — 2340, Новосибирской — 3088, Московской — 3416 человек... После опубликования Указа и проведения разъяснительной работы большинство лиц, уклоняющихся от общественно полезного труда, приступило к работе на предприятиях, стройках, в колхозах и совхозах. По сообщениям тридцати областей, краев и автономных республик, из 35,5 тысячи таких лиц устроилось на работу свыше 23 тысяч, или 66 процентов".

В том же докладе приводились и примеры того, за что выселяют отдельных советских граждан:

"Инженер-технолог сварочного производства Василенко, 1914 года рождения, в 1947 году прекратил работу, оборудовал кролиководческую ферму и стал жить за счет приносимых ею доходов. Ежегодно Василенко сдавал несколько сот шкур кроликов, а мясо продавал на рынке. После того как Василенко был предупрежден о необходимости поступить на работу, он оформился для видимости подменным сторожем-конюхом. Кизлярский народный суд Дагестанской АССР принял решение о выселении Василенко на 5 лет с конфискацией имущества: дома, коровы, быка и 340 штук кроликов.

Игнатов, 1911 года рождения, работал пожарником в городе Орехово-Зуеве Московской области с окладом 31 рубль в месяц, фактически занимался своим земельным участком и торговал на рынке овощами и фруктами. За счет нетрудовых доходов он приобрел две автомашины, построил два дома для себя и своего сына. По постановлению суда Игнатов подвергнут выселению сроком на 5 лет с конфискацией имущества".

При этом, как обычно, отмечались многочисленные нарушения требований Указа и незаконные выселения.

"В ряде случаев,— говорилось в докладе,— вопреки прямому требованию Указа суды незаконно принимают решения о выселении нетрудоспособных... Из городов Ленинграда и Калининграда по решению судов в ряде случаев допускалось выселение беременных женщин".

При этом для милиции и судов исполнение этого указа оказалось лишней и никчемной нагрузкой, а потому они принялись в облегченном режиме приговаривать к высылке совершенно не тех, кого хотели партия и правительство:

"Итоги трехмесячной работы по применению Указа от 4 мая 1961 года показывают, что в подавляющем большинстве случаев суды применяют его к лицам без определенных занятий, систематически занимающимся пьянством, попрошайничеством, развратом. Мало выявляется и привлекается к ответственности лиц, работающих лишь для видимости, а фактически живущих на нетрудовые доходы и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни. Обращает на себя внимание недопустимое положение, когда милиция, прокуратура и суды в отношении лиц, совершивших преступления, вместо привлечения их к уголовной ответственности ограничиваются мерами административного порядка, предусмотренными Указом от 4 мая 1961 года, создавая тем самым возможность преступникам уйти от более строгой уголовной ответственности".

Причем, как и в дореволюционные времена, административно выселенные доставлялись к месту назначения в последнюю очередь:

"Министерство внутренних дел РСФСР и его местные органы не принимают надлежащих мер к своевременной отправке выселенных в места поселения. На 1 августа 1961 года из 5664 выселенных доставлено в места поселения и трудоустроено лишь 2928 человек. Большое число выселенных продолжительное время после вынесения постановлений народными судами и общественных приговоров коллективами трудящихся содержится в камерах предварительного заключения, в тюрьмах и подолгу этапируется в места поселения".

По обыкновению скверно обстояли и дела с расселением и трудоустройством высланных:

"Имеются серьезные недостатки в трудоустройстве, обеспечении жильем и питанием лиц, прибывших в места поселения. В ряде краев, областей и автономных республик не принято своевременных мер к определению районов поселения. В Красноярском крае до последнего времени не были определены районы поселения, а также отрасли народного хозяйства, в которых выселенные лица должны быть трудоустроены. В результате этого партийным и советским органам Новоселовского и Енисейского районов края не было известно о предполагаемом направлении к ним выселенных. Вопросы размещения и трудоустройства в этих районах решались не заранее, а лишь с прибытием выселенных. Иркутский облисполком решением от 15 июня 1961 года определил для поселения Братский, Усть-Удинский и Бодайбинский районы. Однако ни в одном из этих районов не создано необходимых условий для размещения выселенных, отсутствует жилье и объекты работы. В Усть-Удинском районе для выселенных отведен поселок Янды, который в ближайшее время должен быть затоплен Братским морем и целиком перенесен на другое место... В деревне Айканчево Томской области семь человек, в том числе одна женщина, размещены в маленькой комнате, все спят на полу, не имея никаких постельных принадлежностей".

Вслед за тем по просьбе областных руководителей были сделаны некоторые послабления выселяемым, и все мероприятие утратило всякий смысл. 26 июня 1964 года Прокурор РСФСР Владимир Блинов сообщал в Бюро ЦК КПСС по РСФСР:

"С момента выхода в свет Указа в РСФСР проведена большая работа. Выявлено более 400 тысяч лиц, которые вели антиобщественный, паразитический образ жизни. После соответствующего предупреждения большинство этих людей стало на честный трудовой путь (только в 1963 году около 50 тысяч человек приступило к работе в промышленности, строительстве и сельском хозяйстве). В отношении 37 тысяч человек, злостно уклонявшихся от трудовой деятельности, приняты решения об их выселении. Вместе с тем материалы, которыми располагает Прокуратура РСФСР, свидетельствуют о том, что немало трудоспособных лиц еще не работает и их паразитическое существование, как правило, сопровождается пьянством, моральным разложением, нарушением правил социалистического общежития. Они совершают большое количество тяжких преступлений: убийства, изнасилования, грабежи, разбойные нападения, кражи... Не оправдывает себя порядок выселения паразитических элементов, установленный постановлениями Совета Министров РСФСР от 15 января и 17 июля 1962 года, на основании которых тунеядцы, проживающие в Белгородской, Горьковской, Костромской, Орловской, Липецкой, Пензенской, Тамбовской и некоторых других областях, выселяются в пределах этих же областей. Фактически паразитические элементы переселяются часто поблизости из одного района в другой с одинаковыми экономическими, климатическими и географическими условиями. Это нередко приводит к тому, что тунеядцы возвращаются на прежнее местожительство, не занимаются общественно-полезным трудом, что создает обстановку безнаказанности".

По существу, Указ перестал работать, и в следующем, 1965 году его фактически отменили, заменив высылку привлечением к труду по месту жительства. И вся эта история с хрущевскими экспериментами свидетельствовала о том, что власть может запугивать народ, чтобы заставить его работать за гроши. Но если эффект и будет достигнут, то только краткосрочный, да и то далеко не всегда.

"Те из выселенных, которые работают в лесу, в большинстве своем норм не выполняют и зарабатывают 150-200 рублей в месяц, а неработающим выдается "аванс" в размере от 3 до 5 рублей в день на питание. В результате только по трем леспромхозам выселенцы задолжали около 190 000 рублей".

"По Харьковской области до издания Указов на колхозных работах в день работало 138-140 тысяч колхозников, а после разъяснения и применения Указов к отдельным лицам на работу в колхозах стали выходить ежедневно до 240 тысяч колхозников".

"После опубликования Указа и проведения разъяснительной работы большинство лиц, уклоняющихся от общественно полезного труда, приступило к работе на предприятиях, стройках, в колхозах и совхозах. По сообщениям тридцати областей, краев и автономных республик, из 35,5 тысячи таких лиц устроилось на работу свыше 23 тысяч, или 66 процентов".

"С момента выхода в свет Указа в РСФСР проведена большая работа. Выявлено более 400 тысяч лиц, которые вели антиобщественный, паразитический образ жизни. После соответствующего предупреждения большинство этих людей стало на честный трудовой путь (только в 1963 году около 50 тысяч человек приступило к работе в промышленности, строительстве и сельском хозяйстве)".

За три года около 10 тыс. выселенных (25%) привлечено к ответственности за злостное уклонение от работы и совершение уголовных преступлений.