Президент Франции возглавил церемонию в память о жертвах террористических актов в Париже. У него было три задачи: проститься с погибшими, объединить Францию и дать французам надежду, что кошмар 13 ноября не повторится. Выполнил он только первую, считает парижский корреспондент “Ъ” АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ.
Фото: Reuters / Philippe Wojazer
Фото: Reuters / Jacky Naegelen
Фото: Reuters / Jacky Naegelen
Фото: Reuters / Charles Platiau
Фото: Reuters / Jean-Paul Pelissier
Фото: Reuters / Charles Platiau
Фото: Reuters / Charles Platiau
Фото: Reuters / Eric Gaillard
На торжественную церемонию в отеле Дома инвалидов были приглашены все пострадавшие в ночь на 13 ноября, когда исламисты из Франции, Бельгии и Сирии убивали людей в Париже. На сей раз речи не шло об открытом марше по улицам, как это было в январе. Чрезвычайное положение продолжается, собрания запрещены. Меры безопасности были очень строгими, соответственно, для церемонии предпочли закрытый двор, находящийся под надежной охраной.
Конечно, это не просто двор. Дом инвалидов, в котором расположено сейчас несколько музеев, принадлежащих Министерству обороны, в том числе и Музей армии,— не просто памятник. В парадном дворе Дома инвалидов проходят церемонии — и радостные, и печальные. Это не первая церемония в память жертв терактов, а уже третья с 2012 года. Первую устраивали после терактов Мохамеда Меры, в январе 2015 года поминали жертв братьев Куаши и Амеди Кулибали. Имена убийц меняются, а торжественные прощания превращается в неприятную традицию.
В парадном дворе Дома инвалидов собралось около 2300 человек. Ночью 13 ноября в Париже и Сен-Дени погибло 130 человек, 352 было ранено (69 из них до сих пор не вышли из больниц), но происшедшее затронуло гораздо больше людей. Приглашения были разосланы семьям погибших, пострадавших, а также тем, кто участвовал в операциях спасения — не только в рядах полицейских и медиков, а обычным горожанам, которые помогали полиции, оказывали помощь раненым, прятали спасавшихся от убийц.
Двое приглашенных демонстративно отказались от участия. Сестра 29-летнего Франсуа-Ксавье Прево, убитого в «Батаклане», призвала к бойкоту церемонии. «Мы не хотим ваших почестей»,— написала она президенту, обвиняя его в том, что после терактов в январе дело ограничилось многотысячными демонстрациями и громкими заявлениями. Она упрекает власти, которые «приняли решение об авиационных ударах в Ираке, а потом и в Сирии, не позаботившись перед этим о безопасности своих сограждан». С ней согласен Жан-Мари де Перетти, отец девушки, погибшей на том же концерте. «Я думал, что нашим правительством будут приняты серьезные меры,— говорит он, напоминая о чувствах, которые испытали французы после атаки на Charlie Hebdo.— Но ничего конкретного не было сделано».
Мне кажется, Франсуа Олланд эти упреки принял довольно близко к сердцу, он вошел во двор Дома инвалидов последним, в трауре, чернее ночи.
На маленькой площади, замкнутой галереями внутреннего двора, где разместили журналистов, вдоль одной из стен стоял почетный караул — национальная гвардия в черных мундирах и каре полицейских и спасателей в разноцветных робах. В углу под навесом играл военный оркестр. Вдоль стены напротив были устроены трибуны, на которых сидели приглашенные — все вместе: раненые, родственники убитых, премьер министр Манюэль Вальс, министр обороны Жан-Ив Ле Дриан, глава левых Жан-Люк Меланшон и глава правых Никола Саркози. И только для президента Олланда поставили отдельно перед трибунами одинокий сиротский стул. Он сидел один, и в этом явно было признание своей ответственности и, может быть, даже вины за происходящее.
На прощании играли не траурный марш. Исполнили две песни — классику французской эстрады — «Перлимпинпин» Барбары и «Когда есть только любовь» Жака Бреля: «Когда есть только любовь, / Чтобы говорить с пушками, / И только песня, чтобы убедить барабаны». Тут и вызов террористам, убивавшим за музыку, и специальное послание молодежи, которая в этот раз оказалась под пулями, и знак миру, что Франция остается собой.
Следом начали читать имена всех, кто погиб в Париже 13 сентября,— людей с типично французскими, типично арабскими, итальянскими, испанскими, британскими фамилиями. Старшему — 68 лет, младшей — 17. Потребовалось почти 11 минут только для того, чтобы прочесть список, который собравшиеся слушали стоя.
Затем последовала минута молчания. И наконец, президентская речь. Утверждают, что Франсуа Олланд писал ее сам — или почти сам. Он начал с «орды убийц, которая убила 130 соотечественников и ранила сотни во имя безумной идеи и преданного ими Бога». Когда читался список жертв, а более половины их оказалось младше 35 лет, было отчетливое ощущение, что трибуны, состоявшие в основном из старших, оплакивают своих детей. Поэтому Франсуа Олланд специально обратился к молодежи и заговорил о поколении, которое родилось в, казалось бы, свободном и счастливом мире и встретилось с его ужасом и смертью. «Они были жизнью,— сказал президент,— поэтому их убили. Они были Францией, поэтому в них стреляли. Они были свободой, поэтому они были растерзаны».
Это была короткая речь, на четверть часа. Возможно, от Франсуа Олланда ждали конкретики — как именно глава государства намерен действовать, чтобы избежать опасности в будущем. Но он сказал лишь две вещи. Он пообещал уничтожить ИГ и заверил, что Франция останется прежней и не поддастся ненависти. А вот о том, совместимы ли эти цели, президент ничего не сказал.