Лиза Биргер о том, кого и как оскорбил новый фильм Хаяо Миядзаки

В большинстве стран мира новый и, возможно, последний фильм Хаяо Миядзаки «Ветер крепчает» выходит в прокат только на этой неделе. Но не в Японии, где он идет еще с лета. С лета продолжается и атака на Миядзаки японских националистов. В комментариях на странице фильма тысячи рассерженных интернет-троллей называют режиссера леворадикалом и предателем, а его фильм антияпонским. Удивительно, но и в Америке, где фильм пока посмотрели только журналисты, тоже нашлись те, кто оскорбился картиной, считая, наоборот, что она поддерживает возрождающийся в Японии национализм. В статье в Los Angeles Times журналистка не стесняется в выражениях: «„Ветер крепчает” заканчивает блестящую карьеру всеми любимого визионера на отвратительной, позорной ноте».

В большинстве стран мира новый и, возможно, последний фильм Хаяо Миядзаки «Ветер крепчает» выходит в прокат только на этой неделе. Но не в Японии, где он идет еще с лета. С лета продолжается и атака на Миядзаки японских националистов. В комментариях на странице фильма тысячи рассерженных интернет-троллей называют режиссера леворадикалом и предателем, а его фильм антияпонским. Удивительно, но и в Америке, где фильм пока посмотрели только журналисты, тоже нашлись те, кто оскорбился картиной, считая, наоборот, что она поддерживает возрождающийся в Японии национализм. В статье в Los Angeles Times журналистка не стесняется в выражениях: «„Ветер крепчает” заканчивает блестящую карьеру всеми любимого визионера на отвратительной, позорной ноте».

Ни в Японии, ни в Америке эти голоса не назовешь хором. Удивительно, что они вообще есть: впервые за свою долгую карьеру уходящий на покой мастер сумел вообще кого-то разозлить. Впервые же фильм его не адресован напрямую детям — здесь без всяких сказочных обиняков рассказывается история авиаконструктора Дзиро Хорикоси. Не просто совершенно реального человека, но и создателя главного японского военного истребителя времен Второй мировой войны — Mitsubishi A6M Zero.

По собственному признанию, Миядзаки бредил фигурой Хорикоси еще с детства. Это его самолеты он собирал ребенком на принадлежавшей отцу и дяде фабрике. Однако долгое время фильм о нем был бы немыслим. Пока режиссер не услышал фразу, якобы сказанную тем же Хорикоси уже когда война была закончена, а Zero списан в утиль: «Я просто хотел создать что-нибудь прекрасное». Для Миядзаки этого оказалось достаточно, чтобы решить: на самом деле Дзиро, величайший гений своего времени, не хотел создавать железные машины смерти. Он просто мечтал делать самые прекрасные в мире самолеты. Одна фраза — и Миядзаки сначала нарисовал мангу о жизни Дзиро Хорикоси, а затем превратил ее в фильм. При этом вложил в него столько себя, что это неудобно не замечать,— он сделал кино об авиаконструкторе времен Второй мировой почти автобиографическим.

Впервые волшебные герои миядзаковских картин сменились реальными историческими персонажами и вместо метафорической войны, угрожающей его идеальному придуманному миру, изображается война настоящая. Правильнее будет сказать, что не изображается — опять же впервые Миядзаки отказывается ее показывать, ограничиваясь сценами летящих — и разбивающихся — истребителей. Но он верен своему любимому сюжету, где разрушение приходит на смену идиллии. Соответственно, идиллией становится сельская довоенная Япония с ее маленькими домиками и чинно пыхтящими паровозами. К исторической правде все это не слишком близко, и фашизм в «Ветер крепчает» бывает исключительно германским и открывается герою в командировке в страну восходящего Гитлера. Иными словами, если очень захотеть, то к фильму Миядзаки вполне можно придраться по, так сказать, морально-исторической линии. Рассказывая эту историю, он не может не задеть как чувства японцев, до сих пор не изживших позора Второй мировой, так и американцев, не забывших Перл-Харбор. Пустить над головами и тех и других движущуюся картинку главной японской машины смерти времен войны в качестве гимна красоте авиации — сильный ход.

В фильме все это вполне себе оправдано логикой действия и пронзительным финалом. Это — опять же впервые в карьере Миядзаки — недетское кино, поскольку рассказывает понятную каждому взрослому историю разочарований, повествует о человеке, который прожил собственную жизнь, чтобы впоследствии обнаружить, как мечта, которой он посвятил всего себя, оборачивается против него самого. В самой картине Миядзаки как может избегает любого политического комментария. Но его антимилитаристские взгляды известны, и перед выходом фильма он лишний раз изложил их в эссе в журнале студии «Гибли» — «Неппу». В нем режиссер снова и снова осуждает попытки японского правительства пересмотреть Вторую мировую войну, забыть, что в течение ее «Япония была страной зла», и даже возродить японскую армию. «Полное отсутствие всяких принципов и понимания истории у правительства и политических партий приводит меня в бешенство»,— говорит он. Родись он чуть раньше, пишет Миядзаки, он вступил бы в ряды милитаристской молодежи. Но, рожденный в 1941-м году, он всю жизнь прожил с ощущением, что Япония воевала в «исключительно глупой войне». Именно эти ремарки и вызвали возмущение японских правых — в стране, которая, по собственному разумению, только-только собралась подняться с колен.

В 2003-м году на русский была переведена другая история Zero, японская книга об истории самолета и его подвигах на тихоокеанском фронте. Заключительную главу книги составляет дневник самого Дзиро Хорикоси времен конца войны. Удивительно, как его записи перекликаются со словами Миядзаки: «Мне не оставалось ничего другого, как проклинать военную иерархию и слепых политиканов за то, что они втянули Японию в этот дьявольский котел разгрома». И дальше следует абсолютно миядзаковский гимн природной идиллии: «Часто я бродил по холмам и по берегам рек. И не раз мне на память приходили строки из древней китайской поэмы: „Горы и реки не меняются в этой разрушенной войной стране”». («Зеро! История боев военно-воздушных сил Японии на Тихом океане. 1941–1945». Пер. Андрея Цыпленкова. М.: Центрполиграф, 2003.)

Фильм Миядзаки, конечно, совсем не про то, была ли Япония хорошей страной до и во время Второй мировой, и даже не про то, стоит ли судить изобретателя за причиненный его изобретением вред. Наказание в этом кино приходит само и не требует посредника. Но удивительно, сколько болевых точек режиссеру удалось задеть одной картиной о несчастливом мечтателе. Нам все это тоже знакомо, и события вокруг «Ветер крепчает» показывают, что, как и в России, в Японии Вторую мировую нельзя трогать не из-за запрета на «пересмотр», а как раз из-за желания любой нации всегда пересматривать историю любой войны так, чтобы оставаться в ней героями — и уж никак не злодеями. Вырасти от этой общей истории-концепции к частной истории-биографии — еще предстоящая нам задача. Хотя только в частной истории всегда будет правда — даже если рассказывает она вовсе о другом.

В прокате с 20 февраля

Главные темы Хаяо Миядзаки, завершившиеся в «Ветер крепчает»

Маленькие девочки как символ абсолютной чистоты

Еще до первого своего полнометражного фильма Миядзаки мечтал об экранизации «Пеппи Длинныйчулок». От «Навсикаи в Долине Ветров» до «Рыбки Поньо» настоящими героями его историй становятся маленькие девочки. Только им хватает той храбрости, которая нужна, чтобы переделать мир, и которой часто оказываются лишены мальчишки. В «Ветер крепчает» тоже есть такая маленькая чистая девочка — она вырастает в удивительную молодую женщину, но места в зараженной войной Японии для нее не находится. Это возлюбленная героя, Наоко, больная чахоткой девочка, имя и история которой позаимствованы из романа Тацуо Хори, сам же Тацуо Хори стал вторым прототипом главного героя.

Полет как мечта о небе

Одержимость Миядзаки самолетами известна, даже название своей студии «Гибли» он взял из лексикона итальянских летчиков, где это слово означает дующий из Сахары ветер. В «Ветер крепчает» эту одержимость разделяет и главный герой. Дзиро буквально бредит полетами, начиная с бумажных самолетиков и заканчивая самолетами воображаемыми, летая во сне и наяву. Его главным собеседником во сне становится легендарный итальянский авиаконструктор Джованни Капрони, повторяющий: «Самолеты — не орудие войны. Они существуют не для того, чтобы на них зарабатывать. Самолеты — это прекрасные мечты». В этой фразе, кажется, заключено все, что Миядзаки когда-либо хотел сказать нам про самолеты. Не надо видеть в них ни орудия, ни символа. Это просто мечты — как крылья Икара, стремящегося в небо. И, как и тем мифологическим крыльям, им по сюжету положено сгореть.

Взросление как сюжет

О чем бы Миядзаки ни снял свой фильм, он в итоге всегда будет о ребенке, который, преодолевая сложности и побеждая обстоятельства, репетирует собственное взросление. Всякая победа становится победой над собственным страхом, шагом к будущей свободе. Впервые сделав своего героя взрослым, Миядзаки заставляет его пройти через те же ступени познания, так что по-настоящему Дзиро все равно вырастает только к финалу, до последнего оставаясь ребенком, не способным отличить добро от зла.

Война как неизбежность разрушения

Во всяком мультфильме Миядзаки неизбежно это чувство тревоги, иногда смутное, а иногда, как в «Ходячем замке», разрешающееся войной. Оттого, что в «Ветер крепчает» нет боевых действий и сцен военных разрушений, он не становится менее страшным — будущая катастрофа только предчувствуется в нарисованном в подробностях чудовищном Токийском землетрясении. После прошлых фильмов, где война понималась метафорически как конец лучшего времени, но начало другого, здесь происходит самая настоящая война, и после нее, очевидно, вовсе ничего уже не будет.

Прошлое как идиллия, в которую вернуться нельзя

Придуманный мир фильмов Хаяо Миядзаки — это обыкновенно мир коллективного мирового прошлого, где сельская Япония перемежается с Европой, подсмотренной в классических романах: мощеные площади, дружелюбные жители, каменные домики и запах моря. Это пространство как будто заимствовано из детских книг, здесь одновременно существуют бурный Юг, таинственный Север и загадочный Восток. Впервые рисуя в «Ветер крепчает» прошлое непридуманной Японии, Миядзаки не может не сделать это пространство идиллическим — ход, оправданный тем, что даже если так и выглядит потерянный дом, то туда в любом случае возврата нет.

Природа как идиллия, вернуться в которую можно

Историей противостояния прогресса и природы оборачивается каждый фильм Миядзаки, и с теми самыми самолетами, любовь к которым он проносит через всю свою жизнь, как правило, и приходит крушение природной идиллии. В «Ветер крепчает» природа может быть неожиданно грозной, как во время Токийского землетрясения, и спокойствие ее обманчиво: обломки рухнувших истребителей (и погребенные под ними летчики) в финале лежат на мирно зеленых полях. Но природа все равно остается единственной идиллией, которая доступна человеку при жизни, поэтому и в этом фильме самые счастливые моменты герои проживают за городом, любуясь безупречно зелеными лужайками и прогуливаясь по сказочным лесам.

Лиза Биргер

Другие кинопремьеры недели