14 марта в ГМИИ имени Пушкина открывается выставка "Галантные игры", посвященная графике французского рококо.

Из шести десятков гравюр из прекрасных дореволюционных коллекций, влившихся в свое время в собрание ГМИИ, большая часть еще никогда на выставках не появлялась. Кому-то, может быть, это не покажется удивительным. В конце концов, в массовом восприятии эпоха рококо ассоциируется с пышными нарядами и париками, капризными линиями мебели, очаровательной полупристойностью новелл и романов, с живописью, наконец, с пастушками Буше, с изящными сценками Ватто. На самом же деле для рококо именно гравюра — один из приоритетных способов воспроизводить дух и настроение эпохи. Камерному стилю — камерный жанр.

Если для высокого барокко самая удобная форма художественного высказывания — помпезный храмовый интерьер или тронный зал, то рококо любило более человечные масштабы: будуар, садовый павильон, притворную хижину или, на худой конец, салон. Главный герой французского рококо — король Людовик XV (в его долгое царствование и была создана большая часть из показываемых на выставке гравюр), конечно, выполнявший нормы тяжеловесного дворцового ритуала, но всегда норовивший от них при возможности сбежать. Церемония отхода ко сну, по степени торжественности приближавшаяся к иным современным президентским инаугурациям, неукоснительно совершалась каждый вечер. Однако, милостиво пожелав придворным доброй ночи, король вставал с парадной кровати и отправлялся в свои приватные апартаменты, чтобы до утра "ужинать" в кругу лучших остроумцев своего двора и очередной фаворитки. Причем часто он — помазанник, монарх-чудотворец, правнук Короля-Солнце — охотно снисходил до того, чтобы сварить сотрапезникам шоколад или пожарить омлет. Это была одна из тех игр, до которой это время было падким.

Главной же из игр, придававшей смысл, цену и художественное своеобразие всем остальным, была любовь. Не роковая шекспировская страсть, а приятное времяпрепровождение, назвать которое беззаботным нельзя разве что потому, что добросовестные участники игры все-таки должны были держать в голове правила. Для каждой ситуации — своя манера флирта, свои роли, свои мизансцены. Структура выставки, кстати сказать, этой системе "декораций" и следует. Здесь дамы и кавалеры устраивают филиал счастливой Аркадии в парке, здесь фланируют по театральным фойе и вполглаза смотрят спектакли, здесь наряжаются, здесь наслаждаются изящной беседой в салоне, а здесь разыгрывают сценки совсем уж без свидетелей — в будуаре.

Глядя на эти прекрасные гравюры с примеряющими разнообразные маски петиметрами и кокетками, понимаешь, как сложно подражать духу рококо, сколько бы раз европейское искусство и европейский дизайн, от фирмы "Гамбс и сыновья" до Филиппа Старка, ни пускались в имитацию стилистики XVIII века. Это не набор внешних приемов, это совершенно особое настроение, которое, может быть, даже предполагает смутное ощущение того, насколько вся эта идиллия хрупка. Но именно поэтому все эти ухаживания, празднества, веселые осады плохо укрепленных крепостей женской добродетели, маскарады и приключения воспринимаются настолько живо. И даже искренне, как бы мало на самом деле ни ценила эта эпоха искренность в смысле топорной прямоты. Именно это обаяние, пожалуй, и заставляет современного зрителя, вооруженного достижениями всех сексуальных и технологических революций, а также знанием о том, что на самом деле в XVIII столетии процветали антисанитария и социальная несправедливость, все-таки завидовать людям времени, которое это искусство документирует.

Сергей Ходнев

Рубрику ведут Мария Мазалова и Сергей Ходнев