Михаил Трофименков о ретроспективе перестроечного кино

В Музее кино подходит к концу ретроспектива советских фильмов рубежа 1980-1990-х годов "Кино перемен". Фильмы, которых в ней не оказалось, едва ли не точнее отражают дух перестройки, чем те, что были показаны. Зато сам этот выбор вполне внятно характеризует наше время.

Перемен, стало быть, кино. Перестройки, ускорения, нового мышления, хозрасчета, гласности. Демократизации, восстановления исторической справедливости, борьбы с привилегиями. Подобные эвфемизмы множились ежедневно, дробя на частности, затемняя главное — "полную гибель всерьез" Атлантиды-СССР.

Кино оправдало звание "важнейшего из искусств" — тоже до своей полной гибели. СССР производил 150 полнометражных фильмов в год, не уступая никому в мире по их творческой мощи, разнообразию и доходности. В 1990 году производство взлетело до 300 фильмов, да так несколько лет и летало на крыльях "кооперативного кино" — испорченной пленки. Одни отмывали деньги, другие самовыражались. При всем уважении к авторам, "Панцирь" (1990) Игоря Алимпиева и "Жена керосинщика" (1988) Александра Кайдановского — свидетельства о смерти не цензуры, но редактуры.

Но киношники гордо отсчитывали перемены от мая 1986-го, от своего Пятого, "исторического" съезда: кино шло "в авангарде перемен", ускоряя их. Взрослым людям, стреляным партийным воробьям, мнилось, что "надстройка" меняет "базис". Ну надо же.

Мистический культ окружал "Покаяние" Тенгиза Абуладзе, манерную притчу о Берии (чтоб никто не догадался, он иногда менял френч на доспехи), славную склеротической сентенцией о "дороге к храму". За полгода до премьеры пресса пересказала фильм столько раз, что смотреть его можно было и не.

"Покаяния" в ретроспективе нет. Ладно, сочтем его — от греха подальше — грузинским феноменом.

Хоть как-то сфокусировал если не смысл, то бессмыслицу событий другой фильм. От всех революций-контрреволюций перестройка отличалась изумительным дефицитом внятных лозунгов (типа "Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют!"). Единственный лозунг вынес в название своего документального памфлета "Так жить нельзя!" (1990) Станислав Говорухин. Тоже пошлость, но хотя бы не "дорога к храму".

Его в ретроспективе тоже нет. Да чего только в ней нет. Ни забавного "Города Зеро" (1988) Карена Шахназарова, ни фильма Сергея Овчарова "Оно" (1989) — новой "Истории одного города", ни жесткача "Псы" (1989) Дмитрия Светозарова, видения мертвого города предающихся самоистреблению людей.

Показали бы уникальное антиперестроечное кино о западной проказе — "Все впереди" (1990) Николая Бурляева — больше толку было бы. Но за все фильмы-диагнозы отдувается "Астенический синдром" (1989) Киры Муратовой.

Ну да, там собачки на живодерне воют, баба в метро матерится (скандал был! вспомнишь — на душе теплеет). Беда в том, что, что бы ни снимала Муратова, экранные человечки жили только в ее голове, а ни в каком не СССР. Свобода ей пригодилась, чтобы снять декадентскую прелесть "Перемена участи" (1987) по Сомерсету Моэму. Декаданс вообще был актуальнее ГУЛАГа. "Господин оформитель" (1987) Олега Тепцова с кралей-манекеном-убийцей и черным-черным авто, задавившим г-на морфиниста,— вот это было знамя перемен.

Декаданс в программу тоже не вписался.

Сомнительна причастность к переменам и Вадима Абдрашитова, изначально рожденного свободным. "Плюмбум" (1986), даром что заглавного мальчика-стукача сравнивали с Павликом Морозовым (которому, метко заметил филолог Гаспаров, "в Древнем Риме поставили бы памятник"), продолжал его линию "кино морального беспокойства". А вот перемены выбьют режиссера из колеи.

Кино не заговорило о сокровенном. По инерции оно отражало партийные установки. "Покаяние" сняли в матером 1984-м по воле Эдуарда Шеварднадзе. Тогда же запустили — борьба за мир, знаете ли,— "Письма мертвого человека" (1986) Константина Лопушанского о ядерном постапокалипсисе.

Вот партия решила снова побороться со Сталиным. Кино ответило "Холодным летом пятьдесят третьего" (1987) Александра Прошкина: герой войны — з/к Лузга, аки Рэмбо, карал птенцов "бериевской амнистии".

И этого фильма в программе нет, как нет ни одной из вариаций на сталинскую тему. Ни кромешной "Комы" (1990) Нийоле Адоменайте и Бориса Горлова, заворожившей Венецию широтой спектра лагерного сексуального насилия. Ни "Мифа о Леониде" (1990): Дмитрий Долинин, что твой Фассбиндер, увидел убийство Кирова как кровавую мелодраму.

За сталинизм отвечает "чернуха" (с привкусом блатной истерики) Виталия Каневского "Замри, умри, воскресни" (1989), каннская визитная карточка — вкупе с "Такси-блюзом" Павла Лунгина — новой России. Тоталитаризм отлично продавался. А здорово было бы столкнуть громогласное антисталинское кино с "Зеркалом для героя" (1988) Владимира Хотиненко, нашим "Днем сурка", мудрой и искусной просьбой быть с историей поаккуратнее — ведь она живая.

Грубо говоря, выборка нерепрезентативна. В программе нет ни одного действительно будоражившего страну фильма. О конформизме интеллигенции ("Единожды солгав" Владимира Бортко, 1987) и разложении комсомола ("ЧП районного масштаба" Сергея Снежкина, 1988), дедовщине ("Караул" Александра Рогожкина, 1989), проституции ("Интердевочка" Петра Тодоровского, 1989), реванше КГБ ("Дом под звездным небом" Сергея Соловьева, 1991). Даже об "Афгане", породившем и вполне нормативный "Афганский излом" (1991) Бортко и леденящую "Ногу" (1991) Никиты Тягунова, где ампутированная нога Ивана Охлобыстина жила своей смертью.

Чуть больше повезло теме, претенциозно сформулированной Юрисом Подниексом: "Легко ли быть молодым?" (1988). Покажут "АССУ" (1987) — милую лапшу, которую Африка и Тимур Новиков навешали на уши Сергею Соловьеву. А ярая юная кровь бурлила по соседству: в чуде чувственности — Наталье Негоде ("Маленькая Вера" Василия Пичула, 1988) и демоне Кинчеве ("Взломщик" Валерия Огородникова, 1987).

Бесспорным венцом программы стал бы шедевр Олега Борецкого и Александра Негребы "За день до..." (1991): премьеру накануне выступления ГКЧП считают причиной его "выпадения из кинопроцесса" — ну не до рецензий было. Хотя "Невозвращенец" (1991) стал хитом именно в дни ГКЧП, который на экране напророчил Снежкин. Борецкий же с Негребой заглянули аж в криминальную резню 1990-х, непринужденно продолжившую богемный праздник свободы, загодя отпев ее жертв. Эпоха отвернулась от магического зеркала и подло замолчала фильм. Ну а то, что его не замечают и поныне,— диагноз уже современности.

Музей кино, до 30 марта
Расписание на www.museikino.ru

Другие кинопремьеры недели