"Принцесса Монако" открыла Каннский фестиваль

Фестиваль кино

67-й Каннский фестиваль открылся вчера мировой премьерой фильма Оливье Даана "Принцесса Монако". Очередное восхождение Николь Кидман по каннской лестнице наблюдал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

Еще с утра в первом каннском выпуске газеты The Hollywood Reporter можно было прочесть разгромную статью про "Принцессу Монако", выходящую в тот же вечер на экраны Франции, а потом и всей Европы, но придержанную продюсером Харви Вайнштейном для американского проката. Автор статьи Стивен Далтон разделяет продюсерские сомнения, считая, что в режиссерском варианте фильм выглядит как худший образец "евротрэша" или как "кофе без кофеина". Так оно, увы, и есть, хотя вгрызаться критическими зубами в этот фильм — все равно что стрелять из пушек по воробьям. И никакие монтажные ухищрения с целью улучшить "Принцессу Монако" делу тоже не помогут.

С другой стороны, можно подумать, что хуже фильмов просто не бывает, но это не совсем так. Мещанское кино "из жизни аристократов" всегда существовало и всегда будет существовать, и не раз случалось, что такого рода "королевскому мылу", или, если благороднее выразиться, историческим мелодрамам, доверяли честь открывать большие фестивали. В данном случае у кураторов было прикрытие: все же речь идет не только о монархах, но и о богах голливудского олимпа. Помимо Грейс Келли в фильме фигурирует Хичкок, обсуждается проект "Марни", поет Мария Каллас — в общем, перед нами как будто бы киноманская и культуртрегерская штучка. На самом деле она имеет минимальное отношение к истории кино, как и к любой другой истории, пускай даже сугубо камерной, семейной, психологической. Именно истории, то есть сюжетного "мяса" фатально не хватает этой чахлой мелодраме: удивительным образом все заложенные в ней возможности оказались упущены.

Есть, правда, нечто, вроде бы оправдывающее копание в королевском белье: политический контекст начала 1960-х годов, кризис власти, война в Алжире и попытка генерала де Голля аннексировать Монако, вернув его "обратно в Средневековье" (эту угрозу генерал произносит на ломаном английском). Вот тут на авансцену и выходит Грейс во всеоружии своей харизмы и актерского опыта. Она разоблачает происки врагов и шпионов, организует благотворительный ужин и пронзает сердце де Голля прочувствованной речью, в которой Монако из офшорного рая для толстосумов превращается в мировой оплот добра, любви и справедливости.

Режиссер Оливье Даан, видимо, не может пережить международного успеха своего байопика из жизни Эдит Пиаф "Жизнь в розовом цвете" и пытается работать в том же ключе. Но если не считать того, что в том фильме зажглась звезда Марион Котийяр, в остальном и он был посредственным. В "Принцессе Монако" ставка делалась на Николь Кидман и ее магию хичкоковской блондинки, только с современной фигурой (рост 180 см, модельная худоба). Но в итоге из всех страданий героини, на которые обрек ее монарший двор, вызывает сочувствие только одно — вынужденный отказ сниматься у Хичкока. Возможно, Кидман особенно остро прочувствовала этот момент, поскольку в свое время отказалась продолжить сотрудничество с Ларсом фон Триером. А ведь в его "Догвилле" она сыграла роль своей жизни, потом же довольно быстро ее артистическая карьера пошла по нисходящей. Роль Грейс (кстати, это же имя носила и героиня Триера) по всем признакам была создана для Николь. Но и она оказалась не в состоянии придать смысл глупейшей речи на благотворительном ужине, равно как сыграть другие бессодержательные, чисто декоративные сцены. Ни Тим Рот, играющий князя Ренье, ни другие партнеры, ни прежде всего режиссер не оказали ей должной поддержки — и замысел, казалось бы, обреченный на крупный выигрыш, оставил не у дел игроков этого кинематографического казино.