Дмитрий Бутрин об Исмаиле Гаспринском

В Музее Востока проходит крошечная выставка, посвященная Исмаилу Гаспринскому — человеку, который более ста лет назад сделал все, чтобы Крым стал хоть немного нашим

Если подняться на второй этаж московского Музея Востока, повернуть не вправо, где на вас будут смотреть бурятские Авалокитешвары и костюмы Яманатаки с оскаленными черепами (путь, заставляющий замирать с детства), а налево, найти далее среди трех дверей дверь, ведущую на лестницу, спуститься вниз — вы ведь запоминаете, да? — потом повернуть не направо к сказочным индонезийским ложкам и маскам, а мимо геоктепинской керамики, где обычно совсем ничего нет (сейчас там, в тайном месте, выставлены нисийские эллинистические ритоны, равных которым нет в мире, но мимо, пока еще мимо), и останется только пройти прямо и левее. Там будет квадратная комната, посреди которой стоит обычный стул о четырех ножках, а перед ним экран, на котором будут негромко рассказывать об одном человеке, умершем 100 лет назад. В витринах по обе стороны экрана обнаружатся несколько малозначимых предметов, письма, какая-то железная бляха бахчисарайского городского головы, несколько книжек арабским шрифтом (но не по-арабски), трактат о просвещении (уже на арабском), несколько журналов, несколько фотографий — человек в феске за письменным столом, человек в круглой шапочке среди детей, человек просто так. И больше там ничего нет. Тем не менее есть причины идти именно туда.

Исмаил-бек Гаспринский умер ровно 100 лет назад — 23 сентября 1914 года. Этого никто не заметил — в первые недели Великой войны, здесь именуемой Германской, мусульмане в России были особо незаметны, а умершего, подданного русского царя, султан теперь союзной германцам Турции Абдул-Азиз наградил в свое время высшим османским орденом. Впрочем, "никто не заметил" — это русская точка зрения: на могилу Гаспринского в Бахчисарае потом приезжали и из Казани, и из Санкт-Петербурга, и из Оренбурга, и из Стамбула.

А места, где Исмаил-бек родился, вовсе нет. Я бывал в этих местах в ранних 90-х, уже тогда там ничего не было. Село Охотничье официально было ликвидировано в 1964 году — Никита Хрущев распорядился строить в верховьях Качи Загорское водохранилище, и именно через село проходила плотина. Это никого не потревожило: ни русских, ни украинцев, переселенных сюда в 1946-м, в селе уже не было. В 1944 году, когда село Авджикой переименовали в Охотничье, немногочисленных крымских татар, которые там жили, уже выселили в Среднюю Азию. До этого в Авджикое в 1926 году закрылась мусульманская средняя школа — мектеб,— открытая еще при Гаспринском в 1911 году. Но Авджикой никогда не был большим селом, его то и дело норовили считать выселками соседней Улу-Салы, которая потом стала селом Зеленым, а сейчас селом Синапным — и там тоже почти нет татар. Сбылась мечта Федора Михайловича Достоевского — крымские татары, которых он в 70-х годах XIX века подозревал в неспособности управлять землей Крыма и предлагал заменить "южнороссами", по большей части ей не управляют.

Отец Исмаила Гаспринского, офицер на царской службе, изначально фамилии не имел, родился на южном берегу Крыма в Гаспре, от греческого "гаспрос" (белый), и когда ему понадобилась фамилия для казенных документов, он произвел ее от названия Гаспры. Это уже вниз по яйле за Ялтой, там, где Ласточкино гнездо, были развалины старой крепости Аспра-Исар: Крым заселяли некогда и крымские греки, наследники эллинов, которые в Средиземноморье вообще не знали чужих земель. Крепость XII века, впрочем, взорвали в 1963 году — Крыму нужен был щебень для Верхней дороги по Южному берегу, и греческая крепость превратилась в дорогу. Если же наскучит у моря, то можно опять взлететь из Большой Ялты наверх, на Ай-Петри. Лет 10 назад там, наверху, моей старшей дочери старая татарка в лавке подарила белую нитяную шапочку — талиби.

Часть детей на выставленных в Музее Востока фотографиях с Исмаилом Гаспринским в школах в Краснокаменке, в Евпатории, по всему Крыму, ровно в таких же талиби. А рядом с этими фотографиями — книга с черно-белыми картинками под названием "Ходжа-и субъян" ("Учитель детей"), на обложке которой на общетюркском наречии арабским шрифтом написано: "За невежество детей ответственны их родители".

"Ходжа-и субъян" печатался в типографии Исмаила Гаспринского в Бахчисарае. Во второй половине XIX века издатель Гаспринский был известен в основном не в России: и в Палестине, и в Ираке, и в Сирии мусульмане знали, что самые дешевые качественные издания Корана печатаются не в Великобритании и не в Египте, а в Крыму, в типографии крымского татарина-просветителя. У Гаспринского были деньги, но не было лишних денег — все заработанное он тратил на свои газеты, журналы и книги на татарском языке.

Все располагало к тому, чтобы Исмаил Гаспринский пошел по стопам отца, и он даже учился в Воронеже, в военном училище, а затем и в Москве. Но офицером дворянин Гаспринский не стал, вместо этого он вернулся в Крым, где пошел работать учителем светской русской школы, потом уехал в Париж (во Франции он провел три года), а затем два года жил, работал и учился в Константинополе. Оттуда молодой Гаспринский вернулся с идеей печатного слова на татарском языке и социальной интеграции татар России в российское общество.

Мы изумительно, невероятно нелюбопытны. Крымские татары, казанские татары и те, кого в XIX веке называли татарами в нынешнем Азербайджане,— один ли это народ или несколько? Смотря кто спрашивает и на каком языке задается этот вопрос, его не так просто, говорят, даже перевести на языки, на которых разговаривают самые разные татары в месте, которое мы называем Россией. Для них "народ", "язык", "национальности" — понятия другого смыслового континуума. В 1883 году Гаспринскому местные власти наконец разрешили издавать первую в российском мусульманском мире газету на крымскотатарском наречии общетюркского языка. Это был "Терджиман" — "Переводчик".

Это для русских существуют мусульмане России и прочие мусульмане, а Гаспринский не видел смысла в этих границах

На 20-летие издания татарская община Крыма подарила Гаспринскому трость с кованым травленым набалдашником. Она и выставлена в Музее Востока — номеров "Терджимана" там нет, это библиографическая редкость. В музее издателя в Бахчисарае есть несколько ветхих номеров, но перевозить их из Крыма в Москву побоялись. Именно "Переводчик" стал делом жизни Исмаила Гаспринского, и его помнят.

Весь крымскотатарский мир, который мы видим сейчас, да и во многом большая часть мира русских мусульман, в конце XIX века создавался этими изданиями: это "Ходжа-и субъян", татарская грамматика "Сарф", "Терджиман" и приложения к нему, в том числе первый в мире женский журнал исламского мира "Алеми-Нисман" и первый детский журнал для детей-мусульман "Детская школа". Впрочем, это для русских существуют мусульмане России и прочие мусульмане — а Гаспринский издавал газеты и в Каире, и в Оренбурге, не видя смысла в этих границах и в границах между мусульманами, православными и прочими.

Его главной идеей был джадидизм — идея светского развития исламского мира, и как политик Гаспринский был вполне успешен. Пять лет он работал городским головой Бахчисарая, убеждал соседей по городу приводить его в порядок, чинить древний водопровод, чистить колодцы и арыки, возвращать столице татар Крыма ее чистоту и скромность, которой она славилась в XVIII веке, до прихода в Крым русских — пока в 1884 году просто не стал переизбираться. Он в 1905 году был соучредителем первого российского политического союза мусульман-либералов --"Иттифак аль-муслимин". Впрочем, союз распался под давлением черносотенцев и из-за внутренних конфликтов. Он в 1907 году был главным редактором петербургской газеты "Миллиет" — органа мусульманской фракции Госдумы. Впрочем, либеральным газетам в Российской империи не очень везло, даже доходов от Корана не хватало, чтобы ее издавать. Он собирал в Каире Всемирный конгресс мусульман — близкой к младотюркам по идеологии организации, призванной координировать светские просвещенческие проекты среди мусульманских народов. Конгресс не собрался, остался лишь орден "Меджидие" четвертой степени — вот он на витрине, рядом с персидским орденом "Льва и солнца". И книги, книги — на серой дешевой бумаге, арабским воздушным шрифтом, татарскими словами. Исмаил Гаспринский написал и первую в исламском мире утопическую фантастическую повесть — "Дар-уль-Рахат мусульманары". Она в соседней витрине, и она никогда не переводилась на русский язык, и я не знаю, что там написано, и, видимо, никогда не узнаю, а жаль.

Мы знаем, что Крым теперь наш. Но мы не знаем, что такое Крым, потому что Крым — это еще и они, и в первую очередь — они

И больше ничего в этой квадратной комнате в Музее Востока нет. Разве что псевдогреческие серые колонны по углам, старое зеркало и окно. Но это для меня. А для человека, который хотя бы минимально знаком с мусульманской культурой России, в этой комнате целый мир, но где он, тот человек? Книги и вещи Исмаила Гаспринского привезли из бахчисарайского музея — и это, видимо, первая в истории Москвы выставка памяти великого татарского просветителя, известного у крымских татар как "Учитель учителей". В российских школах не рассказывают о татарских просветителях, об истории Казани после завоевания ее Иваном Грозным, ни о истории Дагестана, ни тем более о младобухарцах, ни о Шигабутдине Марджани, ни о Хусаине Фаизханове, ни о знаменитейшем оренбургском медресе "Хусаиния" и его основателях, ни об истории троицких татар. Историю крымских татар мы знаем тем более отрывочно. Мы знаем только, что их переселили из Крыма в 1944 году. Мы не знаем, что было после. Мы тем более не знаем, что было до. Мы знаем, что есть Крым, и Крым теперь наш. Но мы не знаем, что такое Крым, потому что Крым — это еще и они, и в первую очередь — они. Это татары, греки, армяне, немцы, украинцы, русские Крыма.

Можно считать Крым занятным нагромождением у синего моря немыслимых склонов с экзотическими названиями, на которых стоят восхитительные здания в окружении великолепных парков под небом, к которому никогда не подберешь нужного слова. В этом Крыму можно побывать, отдохнуть и вернуться к себе. Но если вы действительно хотите, чтобы Крым был вашим, предстоит сделать то, что описано у американца Рея Брэдбери в рассказе "Были они смуглые и золотоглазые". В нем описаны жители Земли, прилетевшие на опустевший Марс и от местного воздуха, воды, солнца, пейзажа каждый день и каждую минуту незаметно менявшиеся.

Если мы хотим стать, наконец, настоящими русскими в настоящей России, нам неизбежно придется превратиться и в татарина, и в дагестанца, и в немца, и в еврея, и в украинца, и в немца, и, учитывая "всемирную отзывчивость" Достоевского, от которой мы не откажемся,— и в грузина, и в японца, и во француза, и в американца... А потом уж можно, наконец, стать древним эллином и разглядывать восхитительные нисийские ритоны, равных по совершенству которым нет в мире, и понимать, что это такое на самом деле — единый мир, мир, соединенный, а не разъединенный культурой и историей.

И все это, видимо, неизбежно произойдет, и, увы, скорее поздно, чем рано. Но не считайте сроков — почему бы не начать с этой полупустой комнаты в Музее Востока в Москве? Там есть "Хожда-и субъян", детская книжка — а значит, там есть все.

Музей Востока, до 12 октября