«Я не хочу приписывать что-то Пушкину»
Джон Ноймайер о своей версии «Евгения Онегина»
В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко — премьера нового балета Джона Ноймайера, поставленного по мотивам пушкинского "Евгения Онегина". "Татьяна" — двухактный балет, идущий более двух с половиной часов,— создан Ноймайером целиком и полностью: он выступил в качестве либреттиста, режиссера, хореографа, сценографа, художника по костюмам и заказчика музыки — ее написала русская американка Лера Ауэрбах. Это — первая и пока единственная копродукция Гамбургского балета и Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. "Татьяна" увидела свет в Гамбурге в июне этого года, московская премьера — ее второе представление публике. Татьяна Кузнецова узнала у Джона Ноймайера, как ему было работать с великим русским романом
Флобер признавался: "Мадам Бовари — это я". Могли бы повторить вслед за ним: "Татьяна — это я"?
Я не занимаюсь сублимацией, я вдохновляюсь тем, что вижу вокруг, что существует вне меня. Я должен быть и Татьяной, и Онегиным, и Ленским, чтобы создать их хореографический язык, смоделировать точные эмоциональные ситуации. В этом смысле все персонажи являются частью меня, а я — частью их всех.
Ваше либретто очень сложное по структуре: спектакль начинается дуэлью, но не реальной — это воспоминание Онегина. А дальше флешбэки чередуются с настоящим временем, сны героев — с их мечтами, многочисленные персонажи романа Пушкина — с персонажами тех романов, которые читает Татьяна. Вы не боитесь, что зрители запутаются?
Знаете, я всегда испытываю страх, но не из-за того, поймет ли меня публика. Я боюсь не достигнуть результата, который тронет меня лично. Если вы выбираете такой трудный материал, как пушкинский "Евгений Онегин", наверное, неправильно делать что-то простенькое для подростков. Конечно, в балете мы не можем соблюсти структуру романа. Но можем избрать свой способ повествования, который соответствовал бы пушкинскому, создать некую параллельную структуру. Для меня было важно найти то, что свело бы воедино разные стороны этого произведения. Я нашел — это Татьяна. Самое важное у Пушкина — это ее мечты, воображение, предчувствие чего-то нехорошего, предвидение того, что случится в будущем. Я это использовал: сплел такую сеть, паутину ее мечты, которая накрывает весь спектакль. В "Онегине" Крэнко (балет Джона Крэнко 1965 года.— Weekend) сюжет выстроен очень четко, линейно. Моя задача заключалась в том, чтобы осознать и показать уровень поэтический, который лежит под сюжетом.
Действие вашего балета охватывает два века. Какие эпохи вы выбрали и почему?
Каждый балет живет только в настоящем времени. Вы можете надеть на персонажей любые костюмы, но балет существует только в тот момент, когда его танцуют. Вот и все.
Но именно по костюмам зрители обычно догадываются о времени действия.
Ну да, конечно. Татьяна — аутсайдер в своей среде. С одной стороны, она — дикарка, "как лань лесная боязлива", с другой — полностью погружена в свое воображение, то есть живет в другом времени — может, в Средние века или в XVIII веке, в зависимости от романов, которые читает. И чтобы создать мир, совершенно чуждый этой девушке, я выбрал советскую эпоху, где-то между 30-ми и 50-ми годами. Здесь нет никакой политической окраски. Атмосферу советского времени я выбрал для того, чтобы дать понять, почему Татьяне так хочется вырваться из этой среды, к которой она не принадлежит.
Речь идет о ее семье или о светской жизни Татьяны?
Мы говорим о разных вещах. Если вы исследователь творчества Пушкина, вы должны обсуждать мир Пушкина. Но если хореограф вдохновлен его работой, он создает свой собственный мир. Я не хочу навязывать свои идеи или приписывать что-то Пушкину. Просто я именно так вижу этот роман.
Я не подвергаю сомнению ваше право трактовать Пушкина по-своему. Я просто уточняю подробности.
Вторая часть балета — бал, объяснение Татьяны с Онегиным — это уже другое время.
А что происходит с балетной историей? У вас в спектакле Истомина танцует "Клеопатру", однако в то время на сцене царили анакреонтические балеты. Мода на ориентализм пришла сто лет спустя, вместе с Дягилевым и Фокиным.
Но "Баядерка" была до Фокина, а это тоже очарование Востока. И во времена Истоминой, по-моему, были восточные сюжеты. Нужно проверить, у меня большая подборка материалов. Нет, Истомина у меня танцует в эпоху Дидло.
Вы — автор костюмов и декораций к "Татьяне". Не доверяете художникам?
Странный вопрос. Я часто делаю сценографию и костюмы для своих спектаклей. Для "Чайки", для "Русалочки", которые идут здесь, в Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко. Но много балетов я создал и с другими художниками. Я просто делаю то, что я делаю, чужие суждения меня не волнуют.
Вы заказали музыку Лере Ауэрбах, написавшей музыку для вашей "Русалочки". Она работала по либретто или вы предоставили ей свободу?
По либретто, оно дало представление о разметке по времени, о темах, которые очень важны в балете. Но, конечно, я не сидел с ней у фортепиано и не говорил: пожалуйста, здесь добавьте чего-то, здесь уберите ноту. Когда вы выбираете композитора, вы ему доверяете. И Лера, естественно, может написать музыку, которая с моим впечатлением не совпадает. Лера русская, у нее свое понимание "Евгения Онегина", свое отношение к этому материалу. Некоторые фрагменты музыки мы обсуждали, особенно те темы, которые помогают зрителем четко представить себе характер героев. Но только после того, как музыка уже готова, я представляю ее артистам и начинаю ее интерпретировать.
Вы сделали Ленского композитором. Собственно, это такая же "сидячая" профессия, как поэт. Зачем вам это было нужно?
Да, музыку создают, сидя на стуле, но в самой музыке много движения. Я хотел, чтобы создалось впечатление, что большую часть музыки этого балета написал Ленский.
Вообще-то у Пушкина Ленский был плохим поэтом — взять хотя бы элегию, которую он писал перед дуэлью. А ваш Ленский — плохой композитор?
У нас Ленский в процессе сочинения, он только ищет свой путь в музыке. Для меня и, по-моему, для Пушкина неважно, был ли Ленский талантливым поэтом. Главное, что он отдавал процессу творения всего себя. В Ленском есть бесконечная преданность и страсть, присущие настоящим художникам. И в этом его отличие от Онегина, который не знает, куда себя применить. Для меня трагедия дуэли не в том, что мы потеряли великого поэта или композитора, а в том, что человек, не нашедший смысла жизни, убивает человека, который этот смысл уже обрел.
В первом составе танцует Диана Вишнева. Она совпала с вашим представлением о Татьяне?
Она — один из возможных вариантов. Я создавал эту роль для Элен Буше, она танцевала на премьере в Гамбурге, я остался очень доволен ею. Диана — совершенно другая личность. Но обе должны проговорить один и тот же текст. Диана, думаю, физически очень подходит для роли. И отлично ухватывает главную природную черту характера Татьяны — ее дикарство, ничем не контролируемое. Но смысл балета — в развитии образа Татьяны. На ее примере мы видим, как личность учится соблюдать баланс между эмоциями и интеллектом. Невероятен ее монолог в финале — речь человека бесконечно эмоционального, который, однако, может обуздать себя и прийти к рациональному решению.
Ваш самый любимый эпизод в "Татьяне"?
На этот вопрос я смогу ответить, когда мне будет лет сто.
Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко, 7, 8, 10 ноября, 19.00