Достижение следует
ВДНХ вспоминает советское прошлое тремя масштабными выставками
Одновременное открытие на ВДНХ трех масштабных выставок о советском прошлом — презентация так называемой музейной части комплекса, на которую его руководство возлагает большие имиджевые, если не коммерческие, надежды. Корреспондент "Власти" Валентин Дьяконов задумался о том, можно ли преодолеть мощную мифологическую инерцию ВДНХ и превратить выставку в нечто напоминающее нормальную жизнь или хотя бы Парк Горького.
Судя по невероятному количеству событий, вываливающихся из ВДНХ за последние месяцы, фаза преобразования памятника советской эпохи вышла на проектную мощность. До ясности, то есть до ответа на вопрос, зачем ВДНХ нужна городу, пока далеко, и три выставки, открывающиеся 1 декабря, только подчеркивают отсутствие твердой концептуальной почвы под ногами нынешнего руководства. В одно целое объединены выставка про моду эпохи авангарда 1920-х и возвращения к этим идеям в 1960-е годы, экспозиция, посвященная истории авиации, сделанная Политехническим музеем, и "Нереальные герои. Художники и персонажи "Союзмультфильма"".
Эти мероприятия, конечно, очень разные. "История моды: от авангарда к ГОСТу" (куратор Дарья Макарова) в павильоне "Зерно" рассказывает о том, как менялись представления об одежде в советскую эпоху. Начинаем, конечно же, с Варвары Степановой, Любови Поповой, Ольги Розановой и других "амазонок авангарда", которые разрабатывали моду производственную и дидактическую. Носим не то, что нравится, а то, что сплачивает коллективы в эпоху индустриализации, и в узоре важна не гармония, а вектор движения. Ткани сталинской эпохи обуржуазиваются и играют яркими красками и успокаивающими орнаментами. Наконец, в третьем акте на сцену выходит художник экспериментального отдела фабрики "Красная Роза" Анна Андреева, ученица знаменитого Элия Белютина, студентов которого громил первый секретарь ЦК Никита Хрущев в "Манеже". Ее абстрактные разработки не пускались в широкий обиход, но в так называемом индивидуальном пошиве, на заказ, фигурировали.
В павильоне "Народное образование" разложила свои сокровища студия "Союзмультфильм", выкатив что-то вроде нашего ответа мощнейшей выставке от лондонского арт-центра Barbican "Watch Me Move" (см. материал "К большому оживлению" во "Власти" от 16 ноября). На "Watch Me Move" был только один мультипликатор, сформировавшийся и всю жизнь проработавший в России,— Юрий Норштейн. "Союзмультфильм" показывает 700 экспонатов (особая гордость — настоящие куклы Чебурашки и Крокодила Гены), крутит мультфильмы в специально отведенных местах и устраивает встречи с художниками и режиссерами. Безусловно, сюда стечется небольшой, но убежденный в своей правоте сектор современных родителей, которые не без оснований считает продукцию "Союзмультфильма" альтернативой многочисленным мультсериалам.
Выставка "Авиация. Утро новой эры" занимает две площадки, и одна из них интригует особенно: в самолете Як-42 на площади Промышленности развернется экспозиция архивных материалов о конструкторе Яковлеве и его эпохе. Историю авиации от Российской Империи до Империи Зла покажут в павильоне "Карелия". В отсутствие музея авиации на Ходынском поле, окончательно разобранного и вывезенного три года назад, эта выставка порадует многочисленных поклонников разнообразной железной птицы.
Этот исторический триптих выглядит заявкой на первенство культурно-образовательно профиля на ВДНХ. И действительно, в сложном для бизнеса, теряющем очки и экспоклиентуру активе легче всего сделать что-то вроде музейного городка. Проблем тут две. Во-первых, отсутствие общего видения, которое позволило бы, например, провести аналогии между авиацией, сделавшей мир плоской геометрической картинкой, и авангардным орнаментом с выставки про моду. Во-вторых, видно, что не ВДНХ для выставок — потому что им там удобнее, потому что они доступны и так далее, а выставки для ВДНХ: они становятся инструментом раскрутки крайне неопределенного пространства, идеального как декорация для массовых зрелищ типа фестивалей света. И моду, и "Союзмультфильм" можно было бы показать сильно ближе к центру без ущерба для содержания.
Тут мы сталкиваемся еще с одной интереснейшей вещью, которую принято обозначать как genius loci, дух места. В принципе дух места истребим, что мы видим на примере успешных проектов, связываемых с именем Сергея Капкова. Но работа с московскими парками была очищением пространства от классово неблизких и экономически неинтересных элементов. Такая работа на ВДНХ тоже ведется, но в другую сторону: руководство выставки судится с владельцами так называемого дворца Якубова, легальной и частной постройки, возникшей в середине двухтысячных якобы как личный дом Якова Якубова — бизнесмена, владельца ресторана "Прага" и других активов в центре. Борьба с богатыми показательна для ВДНХ, потому что на самом деле проблемой тут является не нищета, а роскошь, как новая, так и тесно связанная со временем создания комплекса.
Над расшифровкой кода ВДНХ работали лучшие гуманитарные умы второй половины прошлого века, и неудивительно: саморефлексия тогда не приветствовалась, и взглянуть на себя со стороны было для строителей, скульпторов и художников непозволительной роскошью
В своей книге "Культура Два" историк архитектуры Владимир Паперный рассказывает интересную историю о том, как на ВДНХ, которая изначально называлась ВСХВ, устанавливали памятник Сталину. Руководители строительства ("почти все они были из НКВД", отмечает Паперный) потребовали, чтобы главный конструктор выставки Сергей Алексеев залез внутрь статуи и проверил, не заложили ли в нее бомбу вражеские силы, на тот момент — вредители и шпионы. Алексеев опустился внутрь не с пустыми руками, но захватил небольшую гипсовую модель статуи и поместил ее в полую отливку. Паперный видит здесь магическое отождествление статуи и человека: если бы со статуей что-то случилось, то, согласно общепринятым стереотипам мышления сталинской эпохи, и вождю угрожала бы смертельная опасность. Памятник демонтировали в 1954 году, для ВСХВ началась новая жизнь, уже в качестве ВДНХ, но ни новые павильоны 1960-х, основанные на рациональном подходе к архитектуре, ни превращение выставки в вещевой рынок в 1990-е не смогли ничего поделать с основой конца 1930-х. Она до сих пор присутствует на ВДНХ в виде идеологических конструкций вроде мощного лобастого быка, вздевающего рога к небу на павильоне "Животноводство", символа плодородия, или фонтана "Дружба народов" — утверждения радостного единства советского народа в его национальном многообразии. Номинально Сталина на выставке нет, но его инженерно-идеологическое присутствие и есть та ось, на которую наверчена специфическая харизма ВДНХ. Именно первоначальный комплекс памятников до сих пор сохраняет привлекательность для многочисленных толкователей, даже несмотря на то, что оригинальных трактовок ВСХВ как целого уже сделано предостаточно. Над расшифровкой кода ВДНХ работали лучшие гуманитарные умы второй половины прошлого века, и неудивительно: саморефлексия тогда не приветствовалась, и взглянуть на себя со стороны было для строителей, скульпторов и художников непозволительной роскошью — все равно как сегодня в кульминации триллера ответить на телефонный звонок и разрушить тесную связь с иллюзией. Например, художник-концептуалист Андрей Монастырский в середине 1980-х годов увидел в ВДНХ "мандалу" и "Кащеево яйцо советской власти" — целую систему, почти духовное учение, согласно которому вместо классов в СССР было что-то вроде индийских каст.
Привлекательность этого вглядывания в памятник тоталитаризма — большая проблема для будущего музейного городка. Любая реставрация только расчищает все новые и новые слои советского, но возвращение красоты в стиле эклектики не будет привлекательной стороной нового ВДНХ. Наоборот, эклектика превращает в кашу все вокруг себя, что мы уже видим по чрезвычайно широкому профилю находящихся здесь учреждений,— и океанариум, и павильон РОСИЗО, главного хранилища советской живописи, и исторический парк "Моя история" (отметим удвоение слова "история" — это как одинаковые переменные в обеих частях уравнении, их можно опустить), сделанный на основе мультимедийных выставок от Московской патриархии в Манеже.