Почему водовозы даже в XX веке не исчезли с российских улиц

В 1826 году началась реконструкция московского водопровода, и у жителей Первопрестольной появилась надежда на удешевление водоснабжения. Но ни эта, ни следующая реконструкция, завершившаяся в 1858 году, не изменили ситуации. Ведь в 1859 году водопроводная вода стоила в 20 раз дороже той, что по старинке доставляли в бочках водовозы и водоносы.

Светлана Кузнецова

"Уступать воду в дома за особую плату"

Лето 1858 года состоятельные московские домовладельцы провели в тревоге. Работы по реконструкции Мытищинского водопровода наконец-то подошли к концу, и многие кредитоспособные жители рассчитывали на появление водопровода в их домах.

"Но,— вспоминал инженер-генерал барон А. И. Дельвиг, руководивший этими работами,— по малому количеству поднимаемой в 1858 г. мытищинской воды в столицу запрещено было проводить ее в дома; только излишняя, не разбираемая, большей частью в ночное время, в фонтанах вода уступалась в бани. Хотя количество воды и по преобразовании водопроводов было все еще недостаточно для Москвы, но я предвидел возможность в некоторых случаях уступать воду в дома за особую плату".

Однако цена подключения к общественному водопроводу оказалась столь высока, что за три следующие года лишь 20 домохозяев и 32 "заведения" смогли позволить себе эту роскошь. И "одомашненная" вода была золотой — 20 копеек за ведро, тогда как водовозы просили одну копейку. Так что московские водовозы не остались без работы. Яуза и Москва-река, более 30 городских прудов и колодцы были в их распоряжении. Правда, о речной воде еще в 1804 г. "Вестник Европы" отзывался нелестно:

"Москва лежит при соимянной ей реке, очень мелкой, текущей медленно... Всякий может вообразить весьма легко, какова должна быть в ней вода, а особенно весною, летом и во время осени, когда с гор, полей, с нескольких сот московских улиц, из множества разных фабрик, красилен, бань, построенных на берегах ее, беспрестанно текут в нее бесчисленные потоки, с собою всех родов нечистоты влекущие".

А в большинстве колодцев, которых в Москве насчитывалось более пяти тысяч, как и в трех сотнях частных прудов, вода была непитьевой. Поэтому до появления водопровода платежеспособным жителям столицы водовозы доставляли свежую и здоровую воду из лучших колодцев. А после — из появившихся фонтанов и точек водоразбора, число которых благодаря реконструкции 1858 года возросло до двадцати шести.

""Басейня" уже была обо всем осведомлена"

"Еще до утра плетутся они на своих "водовозных клячах", громыхая бочками, к водоразборным будкам,— писал о московских водовозах XIX века историк Г. В. Балицкий,— поднимая здесь шум и ругань, щедро разливая воду и устраивая невозможную слякоть; затем начинается посещение клиентуры. Подъехав, пока в доме все еще спят, водовоз поднимает страшный стук, будит прислугу, гремит ведрами и торопится объехать всех клиентов, пока не проснулась городская жизнь. Главная мука для водовозов — это многоэтажные дома: им приходится по неудобной черной лестнице бесконечное число раз таскать наверх полные ведра. Водовоз является и местной газетой: при хороших отношениях с прислугой он сообщает ей слышанные у водоразборной будки новости — о пожарах, кражах, драках и скандалах, потребовавших полицейского вмешательства".

Об этих водоразборных будках как источнике не только воды, но и информации вспоминал и писатель Н. Д. Телешов:

"Невдалеке от нашей квартиры, на широкой площади, помню, стояла высокая круглая башня из красного кирпича, высотою с двухэтажный дом. От нее шли какие-то отводы и трубы, к которым подставлялись бочки, как ручные, так и конные.

У этих водовозов и у дворников здесь было нечто вроде клуба, который назывался "басейня". Здесь, у этой "басейни", ранним утром получались самые свежие новости, обычно достоверные; откуда они приходили сюда — неизвестно, но помню, что во время турецкой войны 1877-1878 годов, когда я был еще школьником, мне не однажды ранним утром, перед уходом в училище, сообщал наш дворник, только что вернувшись с "басейни", самые потрясающие новости — о переходе русских через Дунай, о взятии знаменитой крепости Плевны, о переходе через Балканы — и проч. Газеты доставлялись значительно позже, а "басейня" была уже обо всем осведомлена".

И о пожарах лучше водовозов никто рассказать не мог, так как они обязаны были по требованию полиции подвозить воду к месту происшествия, получая от города плату. Например, известно, что в Воронеже власти покупали бочку воды по 15 копеек. Из воронежских архивов узнаем и о других тонкостях водовозного промысла:

"1) К занятию лично подвозом воды допускаются все лица мужского пола не моложе 17 лет, но содержание обозов не возбраняется и лицам женского пола.

2) Желающий заниматься в городе подвозом воды обязан представить свой паспорт в Городскую Управу, которая, записав место его жительства, выдает ему один металлический ярлык за N, который прибивается на дуге с задней ее стороны. Паспорт хранится в Управе в течение всего времени, пока представившее его лицо занимается водовозным промыслом.

3) Ярлык дает право заниматься подвозом воды только тому лицу, на имя которого он выдан, или его работнику за ответственностью хозяина. Ярлыки действительны только на тот год, на который выбраны, и возобновляются ежегодно не позже 10 января.

4) Лошади допускаются только здоровые и вполне годные для извозного промысла.

5) Бочки для воды должны быть размером не меньше 15 ведер, покрашенные масляной краской, причем верхние отверстия в бочках должны быть закрываемы настолько плотно приходящимися деревянными покрышками, чтобы вода не расплескивалась. Емкость бочек должна быть обозначена на задней стороне их.

Примечание: употребление для покрытия отверстий в бочках рогож, тряпок, соломы и т. п. строго воспрещается...

8) За доставку воды на дом водовозы получают плату по добровольному соглашению с нанимателем.

9) Подвозить речную воду, выдавая ее за водопроводную, строго воспрещается".

"Он уже водовоз-аристократ"

В Петербурге по цвету водовозной бочки можно было определить происхождение воды: в белых — из Невы, в желтых — из Фонтанки, а в зеленых — из каналов. Вода из 1231 колодца предназначалась только для скота.

Как и в Москве, лишь в несколько десятков домов Петербурга, находившихся на берегах Невы и Фонтанки, вода была проведена в дом по трубам. Две трети полумиллионного города в середине XIX века носили воду на своих плечах. Лишь у небольшой части петербуржцев была собственная лошадь. Так что и в северной столице тысячи домов обслуживались водовозами. Почти все они являлись тверскими крестьянами, и работа в Петербурге была для них отхожим промыслом. Жили артелями по 12-20 человек, снимая какой-нибудь подвал в центре города, поближе к состоятельной клиентуре. Кроме снабжения водой они кололи дрова, затаскивали их в кухни, выносили помои, возили или таскали прачкам из богатых домов корзины с бельем на берег, получая за все от 7 до 15 рублей в месяц с хозяйства.

"Чтоб быть водовозом,— объяснял А. П. Башуцкий, писатель, сын петербургского коменданта,— нужно обладать вещественным капиталом от 40 до 125 рублей для первоначального обзаведения. Пеший водовоз должен иметь на зиму салазки, к которым, в виде оглоблей, привязана веревка и на которых утвержден обрез или чан; на лето — двухколесные дровенки с лежащею на них небольшою бочкою или несколькими анкерками. Конный водовоз имеет всю эту снасть в большем размере, потому что он не сам ее возит, а владеет лошадью.

Если бочка его выкрашена, что очень редко,— если лошадь его может еще иногда пройти двадцать шагов рысью и послужною ведомостью своею не докажет 15 лет постоянной работы, если, наконец, он сам имеет одежду, похожую немного на армяк и что-нибудь вроде шляпы,— тогда он уже водовоз-аристократ...

Водовоз трезв, ему пить есть на что,— но не для чего; за несколько часов хмельного сна он и семья его будут наказаны нищетою; если же он пьяный вздумает идти на работу, то вряд ли воротится; вы знаете, как трудны спуски к каналам, как тяжело черпать, как скользко от намерзлой воды около плотов и прорубей и каковы грязные лестницы?!

А сколько раз он спасал несчастных! Нет почти часа в дне, от раннего утра до позднего вечера, когда бы на плотах и пристанях не было одного, двух водовозов; человек оступился или кинулся в безумии... водовоз тут, и он спасен".

Без водовозов во многих российских городах невозможно было обойтись осенью и весной, когда в них наступали так называемые грязные каникулы: из-за непролазной распутицы передвижение по немощеным улицам почти прекращалось.

"Принимают в себя разные нечистоты"

Петербург, считавшийся более европейским городом, чем Москва, бесспорно, проигрывал Первопрестольной в качестве питьевой воды. В северной столице заботившиеся о своем здоровье горожане не мыслили хозяйства без "водочистильни". О петербургской воде в 1843 году историк и писатель И. И. Пушкарев писал:

"Тому, кто не посещал Петербурга, странно, может быть, покажется, что при таком изобилии вод жители еще нуждаются в хорошей воде. Одна почти Нева и Фонтанка, при самом ее устье, доставляют воду, совершенно способную для употребления, но отделяющиеся от Невы каналы, при нечувствительной покатости своей, принимают в себя разные нечистоты, и в наиболее населенных частях города вода в весеннюю оттепель делается вредною для здоровья".

Цена водоочистительной машины зависела от ее размера. Удобными считались двухведерные "аппараты". Но не всем они были по карману. И в книгах по ведению хозяйства стали публиковать способы их изготовления собственными руками:

"Возьмите большую кадку или бочку, пальца на два или на три над дном вверните втулку (для того чтобы если в воду попадется песок, то он оставался бы на дне, а через втулку лилась вода совершенно чистая) и разделите бочку на три части; в верхнюю, куда наливается вода, положите слой крупного песку даже с камешками, потом слой березового угля крупно истолченного и наконец опять слой крупного песку; во второе отделение мелкого просеянного песку, а третье нужно оставить для стока воды уже очищенной. Песок для этого, конечно, должно употреблять хорошо перемытый, а уголь как следует прогоревший, без всякого запаха и вкуса.

Стоит раз постараться хорошо устроить такую машину, и за ней уже не потребуется никакого особенного ухода; довольно чистить ее три раза в год: кадку просушивать, песок перемывать, а уголь класть новый".

Но во второй половине XIX века жить в крупном городе без водопроводной воды, профессионально очищенной промышленными фильтрами, уже считалось варварством. Никакие ломовики-водовозы не в состоянии были обеспечить цивилизованное функционирование городского организма.

На первом международном гигиеническом конгрессе, состоявшемся в 1852 году в Брюсселе, ученые заявили, что для поддержания чистоты в городе и городских жителей нужно 200 л воды в день на человека. В Филадельфии в это время на каждого американца приходилось 250 л.

И хотя после капитального переустройства Мытищинский водопровод стал доставлять Москве более 500 тыс. ведер воды в сутки, в 1860 году на одного москвича в день пришлось лишь по ведру с четвертью мытищинской воды (15 л)! Причиной этому были многочисленные пожары 1859 и 1860 годов — вода уходила на них. В Петербурге лишь в частях, наиболее хорошо снабженных водой, максимальное потребление воды в сутки достигало семи ведер на человека, то есть около 84 л. В Нью-Йорке на одного жителя тратилось 568 л воды, в Марселе — 470, в Париже — 250, в Женеве — 200 л.

После отмены крепостного права население двух российских столиц стало стремительно расти — помещики и крестьяне снялись с насиженных мест. Для постройки современного водопровода в Петербурге создали Акционерное общество санкт-петербургских водопроводов, которое в 1866 году от продажи водопроводной воды в дома получило первую прибыль, превысившую 54 тыс. рублей — размер гарантии, которую предоставила городская дума обществу при его создании. 1,5 млн ведер воды в сутки поставляло общество водопроводов петербуржцам.

В Москве соорудили еще три небольших водопровода, подававших воду из буровых скважин на окраинах города, но это прибавило всего 240 тыс. ведер. И в конце века московские власти, признав, что Мытищинский водопровод не может доставить городу необходимое количество воды, решили строить Москворецкий водопровод, выбрав для водонасосной станции место около деревни Рублево.

На Рублевской станции поставили английские фильтры, а во время весенних и осенних паводков вода еще и очищалась сернокислым алюминием, благодаря чему в 1 куб. сажени воды оставалось лишь 14 бактерий, тогда как в неочищенной речной воде их было 3406.

К 1911 году из 17 872 московских домовладений в 6929 домов была проведена вода — по 12 копеек за 100 ведер. На каждый домовый водопровод устанавливался водомер.

В случае пожара домовладелец мог расходовать воду без учета водомером и без потери напора, так как перед водомером делался отросток с запломбированной задвижкой. Для осмотра домовых водопроводов и для снятия показаний с водомеров существовал штат контролеров, которые обязаны были осматривать каждый водопровод не менее одного раза в месяц.

Остальным жителям вода доставлялась водовозами из водоразборов по 12,5 коп. за 100 ведер, которые также были оснащены объемными водомерами. Водовозы приобретали марки в кассе городской управы или в ее отделениях. Для сбора погашенных марок и для наблюдения за правильностью работы водомеров на водоразборах имелся один контролер. Водоразборы функционировали днем и ночью, и потому при каждом из них было по два сборщика марок. Беднейшему населению вода отпускалась бесплатно в ручную посуду из специальных ручных кранов, которые не были соединены с водомерами.

Так что и в начале XX века с московских улиц не исчезли водовозы.

"Развозка воды по домам и квартирам представляет в Москве весьма выгодный промысел, коим промышляют свыше 1000 водовозов,— писал краевед и писатель А. А. Бахтиаров.— Воду развозят не только на лошадях, но и на себе "вручную". Некоторые водовозы содержат от 10 до 25 лошадей. Возкой воды в Москве занято от 800 до 1000 лошадей, и при каждой лошади — водовоз. Кроме того, несколько сот водовозов развозят воду на себе, "вручную". И наконец, многочисленные "водоносы" и "водоноски", которые таскают воду обычным способом — при помощи коромысла".

И до мировых стандартов потребления воды в дореволюционной России не могли дотянуться. В 1911 году среднесуточный расход воды на москвича был пять ведер. Но ситуация в других городах империи была еще ужаснее. В путеводителе по Уралу авторы честно признавались:

"Крупным недостатком Екатеринбурга является отсутствие водопровода, и питьевая вода обывателям с достатком доставляется из городских ключей водовозами, а беднота пользуется водою либо из городского пруда, либо р. Исети, в высшей степени загрязненными".

К 1913 году лишь в 192 населенных пунктах России были водопроводы. Но это отнюдь не означало, что в домах этих городов были краны с водой. Санитарные врачи выбивались из сил, чтобы убедить власти не делать из водопровода доходный бизнес хотя бы в первые годы его существования — ради здоровья людей, как считали они, городской бюджет может и понести убытки.

Проблема заключалась в том, что цена воды в провинциальных городах могла снизиться с 25 коп. за 100 ведер, если бы россияне потребляли ее в больших количествах. Владельцы водопроводов мечтали о цифре семь ведер в день на человека. Но низкооплачиваемое большинство не могло позволить себе такое количество воды, а многие и не знали зачем. Получался замкнутый круг. А пару ведер в день можно было принести на себе или их привезут водовозы, которые еще долго пели о том, что "без воды — и ни туды и ни сюды".