Интервью с лидером группы ДДТ Юрием Шевчуком

Недавний фестиваль «Наши в городе. Музыка свободы», состоявшийся на Дворцовой площади в Петербурге, посетило около 100 тыс. человек. Повод для массовки был — совпали «полукруглые» даты: Ленинградскому рок-клубу — 35 лет, петербургскому «Нашему радио» — 15. Даже на фоне таких специалитетов, как Юрий Каспарян из «Кино» с симфоническим оркестром, группа «Пикник» при золотых погонах и физкульт-промышленный театр «АВИА», безусловным хедлайнером были ДДТ. Юрий Шевчук здесь действительно был «нашим» для всех, и — да, это действительно музыка свободы. От лирики песен «Дождь, «Ветер» (посвящения ушедшим участникам Рок-клуба) и грандиозной «Это все» до более острых моментов было рукой подать. И, как оказалось, нерв, резкость и ирония прежних времен удивительным образом сходились с временами нынешними.

Центральной и заточенной под историю частью выступления ДДТ стало попурри из старых песен. Но их и сейчас можно воспринимать хоть буквально, хоть между строк: «Захлебнется общий рынок в дырке нашего нуля», «На папиных “вольвах” мальчики-мажоры», «Все просто отлично, пусть бесятся наши штампованные враги». То ли афоризмы, то ли сводки информбюро. Песня «Ты не один» и вовсе была прямо посвящена дальнобойщикам, борющимся за свои права. Не обошлось и без чисто концертного сюра: под клич «Эй, начальник!» в «Родине» на флангах сцены начали собираться городские «ответственные лица» при милиции. Юрий Шевчук к этому моменту уже распелся во всю Дворцовую, а выступление затягивалось — непорядок.

Впрочем, ДДТ — это скорее революция мысли и духа свободы, нежели штурм Зимнего. Слушать, думать — и, может быть, станешь мудрее. В околофестивальной суете МАКС ХАГЕН сумел задать несколько вопросов ЮРИЮ ШЕВЧУКУ.

— В этом году Ленинградскому рок-клубу исполнилось 35 лет. Как он сейчас соотносится с новыми временами, на ваш взгляд? Если глянуть, то вроде снова есть и генеральная линия партии, и враги кругом. И все тот же рок-н-ролл где-то посреди этого.

— Я в шутку говорю, что Рок-клубу исполнилось 350 лет. Приятно, что город пошел навстречу «старой гвардии» и всем людям, которые раньше жили в Рок-клубе, и устроил концерт на Дворцовой. Жаль, что времени нам дали мало. Я мечтал о том, чтобы все сыграли. Все, кто выжил. Конечно, вся эта история была революцией духа. Когда я периферийным парнем из далекой Башкирии приехал в Питер и впервые попал на концерт на Рубиншейна, 13, где играли все легендарные группы, это было нечто. Я почувствовал, что нахожусь именно там, где должен находиться. Замечательное ощущение зарождавшейся свободы, ветра перемен! Сейчас, конечно, другие времена — откат идет. Но мы — кто может — поем, играем и говорим, в общем-то, о тех же вещах, что и тогда. Внутри нас самих мало что изменилось. Обстоятельства меняются — но ничего страшного. Если мы закончим наши славные карьеры в «квартирниках», с которых и начинали — ну, что делать... (Смеется) Мы же столько пережили всего. И царей, и императоров, и систем политических разных. Человек все равно без свободы жить не может, без какой-то творческой правды. Она ему будет необходима в любые времена. И хорошая, искренняя песня тоже. Так что здесь я совершенно спокойно отношусь ко всему. Мы многое проходили. Пройдет и это, если цитировать старика Экклезиаста.

— Как вы выбирали песни для такого случая?

— Хотели сыграть побольше нового. Но меня еще организаторы концерта попросили тряхнуть стариной. Отрепетировали блок старых рок-н-роллов — «Милиционер в Рок-клубе», «Конвейер», «Мама, я любера люблю» — песен, с которыми мы жили в стенах этой альма-матер. Так как Борис Гребенщиков не смог выступить на фестивале, я попросил его разрешения спеть песню «Рок-н-ролл мертв». Она именно сейчас очень актуальна, как мне кажется.

— На моей памяти это второй раз, когда ДДТ выступает на Дворцовой…

— Как раз с ребятами вчера вспоминали. В 1993-м, когда было 290 лет Петербургу, мы здесь играли. ДДТ были на самом пике. По тем временам был очень большой концерт — десятки тысяч людей. Люди умудрялись даже забираться на Александрийский столп, на крыши кругом — помните, может, эти кадры… У меня, правда, тогда было очень неспокойно на душе. Давка была, милиции было мало — город не был готов. И мы сыграли шесть медленных песен подряд, чтобы народ успокоить, чтобы давка утихла. Помню, я тогда до утра звонил всем знакомым, не случилось ли трагедии — масса народа была неуправляемой. Думали, что придет тысяч пять, а оказалось — чуть не сто тысяч. Это было нечто. Мы на следующий день буквально молились, чтобы все обошлось. Потом сомневались: может, лучше на таких мероприятиях и не играть.

— Какой эпизод у вас ассоциируется с Рок-клубом в первую очередь?

— Конечно, наш первый концерт здесь. 25 января тысяча девятьсот… восемьдесят седьмого года. В прошлом веке, в общем. (Смеется) Нас принимали в члены этого замечательного общества. Ну, не в члены даже (как-то это странно звучит), а в семью. Мы переживали ужасно. Это был концерт памяти Жоры Ордановского из группы «Россияне», он пропал без вести. Мы там выступали и пели как раз все эти же песни. После концерта в гримерку ввалились просто все. Цой, Гребенщиков, Костя Кинчев, Майк Науменко — и разом: «Да вы молодцы ребята! Нашли свою фишку!» Это, наверное, было самое главное. Никогда не забуду эти дружеские объятия и доброту. Здорово, это было чувство сопричастности. И потом мы так и жили вместе на одной «земляничной поляне».

— На концертах вы всегда желаете людям добра и любви. Но, по-моему, уровень ненависти сейчас зашкаливает настолько, что становится непонятно, как обратиться к лучшим чувствам…— О лучших чувствах мы сейчас говорим гораздо больше, чем в старые времена. Пожелания добра и любви в наши дни звучат даже несколько революционно. Ищем какие-то точки соприкосновения, которые будут не разъединять, не разрывать страну и людей окончательно. Не «духовные скрепы», которые сейчас постулируются, не внешние плакаты псевдопатриотические, а нечто важное, точное и… нежное, что есть в каждом человеке.

— Вас не напрягает, что те песни, с их социальным зарядом и резкостью, снова обрели актуальность?

— Конечно. Как раз сейчас с ребятами крепко задумались об этом. Мы подошли к новой программе «ДДТ — История». И какую песню ни возьми: что «Революция», что «Пластун», что «Предчувствие гражданской войны» — все очень актуально звучит. Даже пресловутая песня «Осень»: «…Что же будет с Родиной и с нами?» О чем это говорит… О том, что Россия — великая, удивительная и таинственная страна. Здесь даже поговорки не работают: в одну воду можно войти и дважды, и трижды, да и вообще сколько захочешь. В этом есть какая-то… вечность, какое-то колесо Сансары. Как я сказал в каком-то интервью, мы будем крутиться в этом колесе, пока от своих грехов не освободимся, — а это путь уже серьезного перерождения, он очень долгий.

— Как у артиста, который прямо выражает свою точку зрения, у вас не возникало опасений попасть в ситуацию Макаревича или Гребенщикова, которые вдруг оказывались «нежелательными элементами»?

— Я в этом месте уже давно нахожусь. Нас из «ящика» вырезали еще в 2007-м, после моего участия в разных оппозиционных митингах. Где-то и концерты запрещают, но мы к этому относимся философски. Для меня важно петь песни. Я умею заниматься и другими делами, но песни все-таки важнее. Просто работаем и понимаем, что творится, чуем, видим, слышим. Хотя, как Кинчев говорил, рок-н-ролл это не работа. Стало быть, просто живем. Спокойно. Кстати, впервые за много лет этот концерт на Дворцовой решило снять телевидение. И это даже интересно.

— Как-то мы полушутя обсуждали, что у ДДТ самые лучшие альбомы выходят в самые странные времена. Как сейчас работается над новыми вещами?

— Есть материал, да, пишется. Слава Богу, застоя нет. Но думать еще много придется. Некоторых слов не хватает, какой-то стилистики в целом, так что я пока притормозил новый альбом. Мы к нему время от времени возвращаемся, но в нашем возрасте уже не хочется шлепать каждый год какое-то количество куплетов, даже если они и на злобу дня. Как уже говорилось, старые песни абсолютно подходят к этому времени. И писать еще ворох… Надо искать какие-то другие темы, ломать себя, бороться со своими штампами. Это интересная жизнь. Но суровая и нервная. И, скажу я, долгая.

— А в чем именно приходится искать?

— Например, в минимализме. Выросла новая программа «ДДТ — Акустика», где я играю с гитаристом и барабанщиком. Мы пытаемся очистить музыку от всего рева, хрипа и скрипа тех или иных времен. Может, именно из этого и вырастет какой-то свежак. Можно надеяться, но быть уверенным, впрочем, невозможно. Главное все-таки музыка. А с музыкой в мире сейчас такой… «улям», как говорят башкиры (Конец, смерть. — “Ъ”). Не много нового и интересного. Вот, вышел новый Radiohead — хороший, но он не свежее и не лучше, чем какой-то из предыдущих альбомов. Ждешь чего-то и ждешь.

Какие-то вещи происходят все равно. Рок все-таки жив, и фестивали проходят, и концерты, и стадионы собираются. Хотя рок-фестивали сейчас в стране тоже как-то вянут. Мы должны были играть летом на паре фестивалей в регионах, но они не случились из-за финансовых проблем. Тяжело сейчас что-то крупное поднять, именно из-за экономики. Надеюсь, это пройдет. А на корпоративах мы до сих пор не играем. Держимся, старик, держимся за старые добрые принципы.

— На вас часто смотрят как на артиста-арбитра, который гораздо мудрее масс, чья точка зрения может оказывать влияние на широчайшую аудиторию. Самому вам насколько удобно существовать, зная о таком отношении к себе?

— Ну, не знаю. Нашли мудреца. Абсолютно честно могу сказать, что как раз мудрости мне не хватает. Это точно. А арбитр — мне даже неловко это, я в жюри никогда не сидел. Мне всегда всем хочется дать первое место. Или право на истину… Вообще сложно, конечно, думающим людям. С другой стороны, когда было легко? (Смеется)

Мне кажется, что мы живем в очень интересное время. И живем мы в нем уже очень давно. Рано или поздно, думаю, и сама страна помудреет. Все эти выпавшие нам переживания и прыжки из кипятка в молоко, как в «Коньке-Горбунке», будут не зря. Очень много сейчас разговоров и поисков истины, правды и неправды, отношения к пропаганде — все, что происходит, очень интересно. Просто, может быть, об этом не говорится в больших масс-медиа. Дай Бог только, чтобы войны не было, как говорили наши родители. У нас есть песня ерническая — «Третья мировая будет ломовая». Как предупреждение.

Не возникало у вас никогда желания плюнуть на все и уехать куда-нибудь в глушь — просто тихонько пожить?

Каждое утро! Честно! А потом снова надо что-то делать.