Что скрывается за фасадом госкапитализма

Свои креветки и пармезан. Комсомол и налог на тунеядцев. Райисполком как бизнес-партнер и успешные с виду, но дотационные сельхоз- и промпредприятия. Белоруссия выглядит рабочей моделью того, к чему идет государство российское — если не учитывать, что все советское живет здесь только благодаря России.

АЛЕКСЕЙ БОЯРСКИЙ

БССР 2.0

Если выехать из Москвы по Минскому шоссе (M1) и мчаться, никуда не сворачивая, можно попасть в альтернативное настоящее: так было бы и у нас, если бы советский строй не рухнул. Переход в другую реальность незаметен, ведь легковушки на границе между Россией и Белоруссией почти не останавливают даже для проверки документов. То, что мы на территории другой страны, я понял лишь по рекламе казино на билбордах. И по советским символам, которых в таком количестве нет больше нигде в бывшем СССР. Вдоль дорог непрерывно мелькают ухоженные обелиски. Въезжающих в столицу встречает висящая на растяжке золотая звезда и монумент "Город-герой Минск". Стоит сказать, что урбанонимы в Белоруссии остались практически нетронутыми. Правительственные учреждения в центре Минска — на улице Ленина, рядом улица Карла Маркса, есть проспект Дзержинского и т.д. Памятники Ленину тоже все на своих местах. И везде красные флаги с горизонтальной зеленой полоской и вертикальным орнаментом. Белоруссия оставила себе флаг БССР, разве что серп и молот убрали, да немного изменили орнамент. Герб тоже мало отличим от советского. "Вы мне что, советские копейки подсунули?" — недоверчиво всматривается в герб на монетке пожилая кассирша в витебском музее, впервые увидевшая металлические деньги, введенные 1 июля в оборот в рамках деноминации — раньше в независимой Белоруссии их не было.

Надписи на местной мове, продублированные на русском, здесь везде, но услышать мову на улице практически невозможно. Родной язык для большинства граждан — русский. Делопроизводство в стране — на русском. Сопредседатель движения "Разам" Александр (Алесь) Макаев говорит со мной только на белорусской мове, но признается, что стал использовать ее лишь десять лет назад — "возвращаясь к национальным истокам".

Улицы и в Минске, и в Бресте, и в Витебске, и вообще по всей стране, включая мелкие поселки, очень чистые. На клумбе перед отелем в Минске высаживают цветы блондинки в рабочей одежде. Южный гастарбайтер повстречался единственный раз — он торговал специями на рынке в Бресте. Ровный асфальт без колдобин — даже в селах. Автомобилей по сравнению с Россией очень мало, да и вообще народу на улицах немного — в рабочее время в Минске пусто, как в Москве в 1980-х. Архитектура не блещет изысками, но даже типовые дома выкрашены разным цветом, что делает городскую среду более нарядной. Брошенных домов, которые сплошь и рядом встречаются в российских деревнях, в Белоруссии я не увидел ни одного. И ни одного заросшего бурьяном поля.

В Минске мы жили в гостинице "Виктория", прямо напротив резиденции президента. Стоя на тротуаре, я с десяти метров спокойно сфотографировал притормозивший на повороте "лимузин N1" на мобильный телефон. В стране явно очень спокойно.

И цены после деноминации, какие могли бы быть сегодня в нераспавшемся СССР: килограмм яблок в магазине — 1 р. 32 коп., тарелка борща в столовой — 78 коп. При том что средняя месячная зарплата — 700 белорусских рублей, или $350 — соотношение, близкое к советскому.

Пашущие поля и убирающие улицы тракторы исключительно марки "Беларус", ЖК-телевизоры в гостиничных номерах — Horizont ("Горизонт"). Не говоря уже о продуктах питания — почти все местные. Не менее двух десятков сортов водки на полке супермаркета — и ни одной иностранной бутылки, даже российской.

Бежать за комсомолом

Главный праздник страны, День независимости, 3 июля — годовщина освобождения Минска от фашистов. Мы отправились в Брестскую крепость. У Вечного огня еще с 1970-х — почетный караул. Сейчас здесь стоят девочки и мальчики в пилотках, армейских галстуках, брюках и юбках защитного цвета. У мальчиков настоящие автоматы Калашникова. Мне объясняют, что это юнармейцы-комсомольцы. Вижу у девочки с косичками натуральный комсомольский значок: в форме знамени, красный фон, но без Ленина, а внизу зеленая полоска, вместо ВЛКСМ — БРСМ (Белорусский республиканский союз молодежи). Поговорить с караульным, замершим по стойке "смирно", разумеется, невозможно. А тут как раз возложение венков — замечаю троих молодых мужчин с комсомольскими значками на лацканах синих пиджаков. "Самый главный — первый секретарь Брестского обкома БРСМ Виктор Иванов",— пояснили мне.

Сразу после возложения венков началась суматоха. Я искал Иванова, но он успел уйти. Пока суетился с блокнотом и диктофоном, поймал себя на мысли, что это просто какой-то сон — в 2016 году бежать за комсомолом. Виктора я догнал, но он спешил и поручил первому секретарю Брестского городского комитета БРСМ Денису Селивонику дать мне интервью. По словам Дениса, БРСМ имеет структуру советского комсомола. Сам Селивоник — освобожденный секретарь, то есть комсомол — это его работа. Членов БРСМ в стране около 500 тыс. Пионерия и октябрята тоже есть: члены БРПО (Белорусская республиканская пионерская организация) носят красно-зеленый галстук, октябрята — красно-зеленую звездочку с картой Беларуси вместо головы юного Ленина. Организации финансируются из бюджета, и состоит в них большая часть школьников и студентов. "Юнармеец Н. небрежно маршировал, юнармеец М. отвлекся на посту..." — громким металлическим голосом зачитывает кондуит девочка с косичками под каменными сводами юнармейской караулки.

О молодежи здесь заботятся, как при СССР. Как говорит Денис Селивоник, выпускникам бюджетных мест вузов, а таких более 70%, государство гарантирует трудоустройство по специальности. На самом деле речь идет о фактически советской системе распределения: отучившийся за госсчет обязан два года отработать там, куда родина пошлет. "Чтобы остаться на работе в Минске, заключают фиктивные браки или находят иные причины, чтобы по "семейным обстоятельствам" получить место в столице,— рассказывает минская журналистка Анастасия Бондарович.— Сама я специально расписалась с молодым человеком, с которым у нас, правда, были отношения (потом мы развелись). Иначе могли услать в какую-нибудь сельскую газету. Есть специальности, на которых могут разрешить трудоустроиться самому, и даже не обязательно в госструктуру. Но в любом случае надо принести в вуз справку о трудоустройстве".

Фигура умолчания

В отличие от Казахстана, Азербайджана, Таджикистана, в Белоруссии на улицах не встретишь портреты президента. Всуе имя Александра Лукашенко не произносят, говорят — "тот человек", "сами понимаете кто". Он незримо присутствует везде, равно как и страх. Страх — это то, что не видит турист, но мгновенно улавливает журналист, пытающийся взять интервью. Мы общались с людьми в Минске, Бресте, поселках, с крупными бизнесменами и рыночными торговцами, с работягами и служащими, крестьянами и креативщиками. И ни один не согласился сказать на камеру то, что рассказывал в ее отсутствие о быте, экономике, выборах и о "том человеке", "за которого они не голосовали, а он почему-то набрал больше 90% голосов". "За это у нас сажают", "меня потом найдут в Минском море", "не хочу в Окрестину" (изолятор временного содержания в переулке Окрестина в Минске.— "Деньги") — типичные объяснения.

"Мы в машине врубили Цоя — "Мы ждем перемен", так нас задержали, а водителя посадили на 15 суток якобы за хулиганство,— рассказывает житель Бреста.— Вы не знали, что эта песня у нас считается оппозиционной?"

Креветки, водка и другая экономика

"Здесь не было своего Чубайса,— рассказывает белорусский предприниматель Александр Кнырович.— Поэтому 80% активов сегодня находится в государственной собственности. Сельское хозяйство государственное на 95%". Разделения колхозных земель на паи, как в других странах — выходцах из СССР, не произошло. Колхозы-совхозы превратились в РСУП (республиканское сельское унитарное предприятие) или ОАО, но с пакетом акций у государства, потому и сейчас в обиходе называются колхозами. Государство дает колхозам топливо, удобрения, технику, а потом гарантированно выкупает по госценам продукцию. За каждым молокозаводом закреплено свое хозяйство, которое никому, кроме этого молокозавода, поставить молоко не имеет права. При этом квоты на экспорт молока как сырья выдает непосредственно администрация президента. "За всеми хозяйствами следит райисполком,— рассказали мне мужики в селе Драчково под Минском.— Без его разрешения теленка не зарежешь, за численностью поголовья следят на высшем уровне". Пальмовое масло, как рассказали эксперты, используют лишь при выпуске молочной продукции, поставляемой в Россию, да и то только если импортер этого специально требует, чтобы снизить цену.

Считается, что Белоруссия выиграла, заместив на российских прилавках европейские продукты после введения антисанкций. По словам представителей продуктовых производств, объемы-то они нарастили, но денег в валюте получают меньше, чем раньше,— из-за падения российского рубля. "Мы закупаем все в долларах, в том числе вашу нефть",— пояснили мне.

Отдельная тема — импортозамещение в режиме переупаковки санкционных товаров. Шутки типа "Белоруссия — родина пармезана и креветок" в ходу по сей день. Но мы нашли место, где действительно производят пармезан: ОАО "Пружанский молочный завод" в Брестской области. Сыродельный цех этого госпредприятия на вид явно не советских времен. "Построен в 2009 году, оборудование австрийское — все на государственные деньги",— рассказывает начальник цеха Елена Корсюк. По ее словам, до 2014 года завод поставлял в Россию 70% выпуска сыра, а теперь — более 90%. Всего здесь производят 40 сортов, из них 16 — элитные. В том числе и пармезан. Нас угостили пармезаном разной выдержки: два месяца, шесть месяцев, год, три года. Действительно вкусно. "Массово мы производим и поставляем в Россию пармезан пока только двухмесячной выдержки — остальные слишком дорогие получаются",— говорит Елена Корсюк.

"Два года назад у нас резко подорожали креветки. Люблю их в бане с пивом, но теперь даже мне дорого,— сокрушается владелец магазинчика в Бресте.— А потому, что все, что сюда привозилось, сразу к вам отправлялось". Предприятие по переработке креветок мы нашли в городе Береза Брестской области. На вывеске значилось: "СП "Трансоэкспресс" ООО "Березовский цех по переработке креветок"". Тут их и правда перерабатывают — очищают от панциря. Но когда мы пришли, производство стояло. "Два месяца не работаем, не наловили мы креветку",— пошутила женщина в административном крыле цеха. Креветки, конечно, используются импортные. Однако, вот ведь анекдот, всего в 20 км от этого цеха мы наблюдали ловлю настоящей белорусской креветки. Мужик с креветницей (такая сетка на прямоугольном проволочном каркасе типа "телевизор" с замотанным в середине хлебным мякишем) стоял на канале прямо рядом с Березовской ГРЭС. Он опускал креветницу в воду, держал какое-то время, а затем поднимал вполне товарных десятиногих. "Мелочь на наживку для рыбы пойдет, а вот таких можно сварить,— он перекладывает улов в банку.— На продажу, конечно, нереально, но килограмма два, чтоб сварить для себя, удается наловить". По его словам, креветок он тут ловил еще в детстве, в 1980-х. Для охлаждения ГРЭС используется вода из соседнего озера: холодная поступает по одному каналу, горячая уходит обратно в озеро по двум. В эту теплую воду когда-то и запустили креветок. Ребята из местных сделали проект их промышленного разведения, но пока инвестиции найти не могут.

В социалистическом белорусском государстве разрешен мелкий и средний частный бизнес. Создать с нуля крупные предприятия нереально, а те, кому в свое время все-таки удалось приватизировать госактивы, либо вынужденно разделили управление с государством в лице исполкома, либо просто с собственностью расстались. Как? По словам Александра Кныровича, на владельцев приватизированных предприятий заводили уголовные дела и заставляли вернуть их государству. Например, так произошло в 2015 году с приватизированным в 1999 году ОАО "Мотовело" (производитель велосипедов "Аист", мотоциклов "Минск") — главному акционеру Александру Муравьеву инкриминировали нанесение ущерба и нарушение условий инвестиционного договора.

Малому бизнесу тоже непросто. "В Белоруссии из 60 тыс. заключенных где-то 12-18 тыс.— предприниматели,— рассказывает Александр Макаев.— У нас придумали очень интересную статью в Уголовном кодексе РБ — "Нанесение ущерба в особо крупных размерах без признаков хищения". Из-за нее бизнесмены боятся брать госконтракты. Хотя это касается любых хозяйственных отношений, а не только госконтрактов".

Государство вроде бы поддерживает белорусских производителей. "У меня есть бар,— рассказывает Александр Кнырович.— По закону я обязан иметь в ассортименте 14 сортов белорусской водки, а также местный коньяк, виски и шампанское. При этом государство ограничивает наценку на местный крепкий алкоголь — не больше 60%. Поэтому сегодня по всей стране рюмка водки (50 г) стоит меньше $0,5".

Давление на торговлю импортной одеждой-обувью тоже связывают с поддержкой отечественного производителя. В этом году у торговцев стали требовать сертификаты на товар. А с этим проблемы. Основной маршрут турецкого и китайского импорта — через Россию. Российские поставщики сертификаты либо не дают вообще, либо дают такие, которые местные органы признают липовыми. При проверке это грозит конфискацией товара. Путей три: официально сертифицировать завезенную партию в Белоруссии, что для мелкого торговца в принципе нереально; купить тоже липовый, по сути, сертификат на родине, но это поднимет стоимость товара слишком сильно; просто перестать торговать импортом. "Мы перешли на текстиль местных производителей,— рассказывает продавец в палатке на рынке "Лагуна" в Бресте.— Причем именно государственных фабрик, у частных тоже проблемы с сертификатами". В результате хозяева местных мелких швейных производств тоже рискуют разориться. "Ваши оптовики уже загрузились, а их автобус остановили и товар из-за отсутствия сертификатов конфисковали,— рассказывает хозяйка швейного производства и фирменной точки на оптовом рынке белорусского текстиля "Старый город" в Бресте.— Ну и кто после этого к нам поедет закупаться?"

Коррупционеров в Белоруссии сажают не церемонясь, но если всех управленцев пересажать, кто же будет работать? Был найден элегантный выход. Посаженный за взятки бывший заместитель генпрокурора Белоруссии Александр Архипов отсидел всего половину срока, а потом в январе 2016 года был помилован с условием, что он возглавит и поднимет колхоз — Архипов стал директором РСУП "Петровичи" в Минской области.

Мы специально приехали в "Петровичи" посмотреть, как бывший прокурор на пути исправления командует колхозом, однако в конторе его не застали. "Он или в полях, или уже домой в Минск уехал,— пожали плечами мужики.— Слышали, говорите, что поднял колхоз? Да полгода всего прошло. Пока только половину народа разогнал, да новых из Гомельской области завез. А вообще, конечно, чувствуется, что жесткий мужик".

Колхоз-миллионер

Президента Лукашенко в России нередко называют председателем колхоза-страны. Фраза из советского фельетона "Наш колхоз — миллионер: должен государству 2 млн" довольно точно отражает ситуацию в белорусской экономике.

1 июля в стране прошла деноминация. Белорусские деньги потеряли четыре нуля: введенные в обращение новые купюры образца 2009 года меняются на старые, образца 2000-го, из расчета 1:10000. Провести деноминацию планировали еще семь лет назад, тогда и напечатали банкноты. Но из-за инфляции, достигшей в 2011 году пика в 109%, обмен денег отложили. "Инфляция в 2014 году была 16,2%, в 2015-м — 12%, в 2016-м ожидаем 12%, на 2017 год запланировано 9%, потом 7%, дальше 6%, к 2020 году надеемся достичь 5% инфляции. Для экономических агентов этот шаг (деноминация — "Деньги") будет подтверждением уверенности в том, что мы идем намеченным путем",— рассказал зампред правления Нацбанка Республики Беларусь Дмитрий Лапко.

По мнению руководителя белорусского научно-исследовательского центра Мизеса Ярослава Романчука, деноминация — чисто психологический сюжет: показать западным кредиторам, что все хорошо. Но поскольку никаких принципиальных изменений в экономике нет, нули будут опять прирастать. "Пока инфляцию сдерживают выжиманием налогоплательщиков — поднимают оплату коммунальных услуг, отменяют льготы. Прижимают и предпринимателей: поднимают налоги, арендные ставки. У нас же государство — главный арендодатель. У органов есть план по сбору штрафов. Ввели налог на тунеядцев: теперь человек, не имеющий официальной зарплаты или дохода, не платящий с него налогов, должен государству ежегодно что-то около $200. По новому указу нашего президента, если ты стукнул на соседа, который не платит налоги, тебе положена премия $100-400. Ищут любые новые источники доходов, даже обсуждается легализация проституции",— рассказывает Романчук.

По словам Ярослава Романчука, президент Лукашенко, как и российское руководство, надеется, что нефть подорожает. 15% ВВП Белоруссии — "энергетический грант" от России: разница между мировыми ценами на нефть и газ и теми, по которым их поставляют в Белоруссию, дает около $10-12 млрд в год. 30% чистой прибыли от экспорта нефтепродуктов, полученных из российской нефти на белорусских НПЗ, остается в стране. "У нас две отрасли — доноры: переработка нефти и добыча калия,— говорит Романчук.— Остальные дотируются за их счет. В том числе и молочная отрасль. За счет госдотаций убыточным колхозам белорусские продукты в московском магазине такие дешевые. Даже дешевле, чем в Белоруссии. Наблюдаются случаи "реэкспорта": наши граждане едут в Россию, покупают белорусские молочные продукты, а потом продают здесь. Но дотируют российскому покупателю эти продукты не белорусский госбюджет, не белорусские налогоплательщики, а российские — это у них забрали нефтяные деньги".

Убыточны и промышленные предприятия, в том числе МАЗ, БелАЗ. "Идея сохранить советское наследие вначале сработала в плюс — было достаточно просто дозагрузить мощности, а продукция находила своего покупателя. Но сегодня в руках государства это все уже неконкурентоспособно,— объясняет Александр Кнырович .— Например, телевизоров "Горизонт" в советское время производили 500 тыс. в год, в прошлом году из импортных комплектующих собрали 24 тыс., а сейчас вообще производство остановлено". По словам Ярослава Романчука, в убыток работает и Светлогорский целлюлозно-бумажный комбинат, перерабатывающий макулатуру (план по ее сбору спускают во все школы).

Впрочем, есть еще одна прибыльная отрасль, помимо нефтянки и калия: IT. "Легальный экспорт IT-услуг — $850 млн, нелегальный, думаю, в пять раз больше",— говорит Романчук. Александр Кнырович объясняет это просто: в IT нет средств производства, которые можно отнять. Знаменитая игра World of Tanks разработана белорусской студией Wargaming.net, выходцы из Белоруссии создали мессенджер Viber — центр разработки находится в Минске, а весной 2016 года Facebook купила белорусского разработчика приложения MSQRD ("Маскарад"). "Мы здесь работаем, но деньги здесь не держим. Я официально не работаю и доходов не имею — в соответствии с новым законом считаюсь тунеядцем и заплатил положенный налог",— рассказал один из владельцев компании офшорного программирования, заодно похваставшись часами Breguet за $20 тыс.

В этих условия ВВП падает, а внешний долг растет. "В 2014 году ВВП был $76 млрд, в 2015-м — уже $55 млрд,— рассказывает Ярослав Романчук.— В 2008 году у нас был практически нулевой уровень внешнего долга, а сегодня он уже около $40 млрд. Это кредит МВФ, прямой кредит России и кредит Евразийского фонда содействия развитию в рамках ЕАЭС, то есть, опять же, считай, деньги от России".

У государства много ликвидных лотов для приватизации, рассуждает эксперт. Но скорее всего, Александру Лукашенко просто простят долги, да еще и новый кредит дадут — в таких маневрах и заключается его искусство политика. В противном случае белорусская стабильность того и гляди обернется дефолтом — как это было в России в 1998 году. Тоже, кстати, после деноминации.