Актеры спектакля «Князь» — о критике и «штанах, надетых через голову»

Спектакль «Князь» — без сомнения, главный хит уходящего театрального сезона. О нем спорят, им восхищаются, его ненавидят. В преддверии завершающих летних показов (театр «Ленком», 13 и 14 июля) “Ъ-Lifestyle” встретился с исполнителями ролей Константином Богомоловым, Александром Збруевым, Еленой Шаниной и Александрой Виноградовой. В этом разговоре — все, что вы хотели знать о «Князе», но стеснялись спросить.

О КРИТИКЕ

Константин Богомолов (князь Тьмышкин): Я не реагирую на любой отзыв о спектаклях. Я реагирую на хамство или какую-то откровенную дичь, исходящую от людей, которые, как я полагаю, несут зло собой, своими действиями. И я считаю нужным и правильным таким людям отвечать, не подставлять другую щеку, а, наоборот, бить морду.

Александр Збруев (Рогожин): В жизни очень многое меняется. Вспомните Вахтангова. Разойдясь со Станиславским, он сделал свою «Принцессу Турандот». Спектакль не приняли, буквально пинали ногами. Или Мейерхольд. Он тоже ушел от системы Станиславского. Создал свой театр. И его же тоже не принимали. Орали, топали ногами. Сегодня то же самое творится на спектаклях Богомолова. Кто-то во время действия может выкрикнуть: «Это не Достоевский», хлопнуть стулом и выйти из зала. Вечная история, она происходит с людьми из века в век. Все привыкли к тому, что должно быть. Да не должно быть. Но смотреть на одни и те же вещи можно по-разному.

Елена Шанина (Аглая): Что касается критики. Костя — человек, режиссер, серьезно и глубоко образованный. Он не мальчик, который надевает штаны через голову, и все говорят: «Вау». Нет! У него все очень продуманно, обоснованно, все имеет смысл. Его единственная проблема — найти собеседника, равного себе. Или хотя бы внимательного, любопытного, готового слушать. А с готовностью слушать у нас очень плохо. Аргументы против для меня непонятные. «Это не классика», «это не Достоевский!». Но что мы знаем про это?

Александра Виноградова (Настасья Филипповна): Меня радуют как позитивные, так и негативные отзывы. Люди, посмотрев спектакль, самовыражаются каждый в своем ключе и кто во что горазд. Многие очень интересно раскрываются. Мне даже кажется, что авторы некоторых статей увидели в спектакле больше, чем было заложено. То же самое с негативными текстами. Люди становятся прозрачными, выражая свое мнение. Я лично никак не воспринимаю ни те, ни другие статьи. Я себя не ассоциирую со своим персонажем. И потому читаю статью не о себе, а о спектакле в целом.

О ПРИНЦИПАХ РЕЖИССЕРА БОГОМОЛОВА

Константин Богомолов (князь Тьмышкин): Я хочу, чтобы актеры не изображали, что они на сцене живут и умирают. Чтобы они смирились перед невозможностью сделать то, что хочется сделать. Чтобы они прекратили попытки чего-то достичь и добиться какого-то результата на сцене. Чтобы к ним пришло настоящее, большое смирение, равнодушие к залу, успеху, достижению цели, к воплощению чего-то. Чтобы они растворились в тексте. Чтобы не режиссер умер в них, а чтобы они умерли… я бы не сказал — в замысле... В том, что мы конструируем вместе. А если глобально формулировать, я хочу от актеров смирения перед невозможностью понять, постичь и реализовать.

Александр Збруев (Рогожин): Я видел все мхатовские спектакли Богомолова — «Идеального мужа», «Карамазовых», «Юбилей ювелира», «Мушкетеров». Понял его принцип, который многих актеров пугает. Знаю, что многие отказывались работать с ним. Моя точка зрения — театр должен быть разным. Мы привыкли ориентироваться на то, что уже где-то у кого-то видели. Это в нас засело намертво, мы не представляем, как можно играть или воспринимать игру на сцене по-другому. Роль как трафарет. А трафарет, что это такое? Это отсутствие какого бы то ни было открытия. Я думаю, что Богомолов отличается от многих режиссеров тем, что он замечает очень тонкие вещи в любом произведении. То, на чем мы не остановили свое внимание, проглядели, прошли мимо. Как в жизни — часто мы пробегаем мимо самого важного. Богомолов никогда не повторяет приемы других, даже самых талантливых режиссеров. Он вытаскивает те вещи, которые задевают его лично. И в конечном счете они задевают всех, только мы делаем вид, что это не так.

Когда люди покупают билеты на «Князя», хочется спросить, что именно они хотят увидеть. Нужно быть готовыми к Богомолову. Он предлагает новое прочтение романа, но импульс ему дал Достоевский. Зрители, испорченные бесконечными шоу и плохим кинематографом, не хотят думать. А ведь те проблемы, которые озвучены в «Князе», мы с ними встречаемся каждый день, читаем о них в газетах. Но почему-то не хотим увидеть со сцены. Я понимаю, тяжелая жизнь. Люди хотят отвлечься, развлечься. Они так себя ограждают от реальности. Человек поумнее ограждает себя иронией. Но ирония — это забор, она хороша до определенного момента. В «Князе» Богомолов не иронизирует. Он предельно серьезен. А по поводу того, что его не все понимают, знаете, это ведь не его проблема.

Елена Шанина (Аглая): Посмотрев разные спектакли Константина Богомолова, пообщавшись с ним, я поняла, что это режиссер, который работает со смыслами, а не с сюжетами. Я сама не очень люблю театр, в котором мне читают по ролям хорошо знакомую пьесу. Мне это уже неинтересно. Здесь нужно прочитать роман «Идиот» до того, как попадешь в театр. Никаких сомнений в том, что на сцене абсолютный Достоевский, не будет.

Внутренне стыдные, запрещенные вещи, о которых может говорить только большой талант. Такой, как Достоевский. Но люди не хотят знать: «Нет, что вы, что вы, не может быть». Смелость Кости (хотя это даже не смелость, а потребность читающего человека) — в том, чтобы вскрыть их, открыто поговорить о слабости человеческой природы, ее физиологичности, преступности и трагичности.

Александра Виноградова (Настасья Филипповна): Богомолов преподавал на моем курсе в ГИТИСе. Но по-настоящему мне удалось его узнать только сейчас. Я впервые столкнулась с таким методом работы и таким способом существования. Я с огромным удовольствием репетировала. Для меня это было время открытия самой себя.

О САМОМ СЛОЖНОМ

Константин Богомолов (князь Тьмышкин): Что мне удается или не удается в качестве актера — не мне судить.

Александр Збруев (Рогожин): Перед тем как происходит окончательное распределение ролей, Богомолов сначала устраивает своего рода кастинг. С каждым разговаривает отдельно. Я помню, когда он выбирал актеров в спектакль «Борис Годунов». Я шел к нему и не знал, о чем пойдет речь. Я знал, кто я, знал, сколько мне лет, знал, что я могу, а чего не могу. Было любопытно поговорить с ним с глазу на глаз. Он вскользь рассказал мне о том, как именно хочет ставить. Подчеркнул, что все соображения предварительные и все может поменяться. И вдруг, когда мы уже прощались, сказал, что роль Годунова — моя. Я удивился, не скрою. Не очень ждал. И так происходит всегда. И с «Князем» так было. Марк Анатольевич Захаров, с которым мы работаем десятки лет, знает, что могут его артисты. А каждый артист думает, что он может не только это. Но чтобы доказать, нужно сначала получить ту самую роль. Не знаю, кому из нас что удается сделать у Богомолова, но во мхатовских спектаклях актеры очень хорошо работают. И это заслуга режиссера. Он не подчиняет себе, это не происходит насильно. Уже разговаривая с артистом, он представляет, как этот артист будет играть в его спектакле. Все его спектакли — это абсолютно авторский театр.

Репетировать с ним очень интересно. Подход у него не трафаретный. Были случаи, когда артист говорил: «А вот здесь надо вот так». Богомолов на это отвечал: «Нет, как раз это совсем не нужно, это исключено». Он всегда объясняет, чего хочет. Он тебя настраивает. Как гитару настраивают, прежде чем спеть песню. Большое внимание уделяет интуиции, верит в нее. Эту интуицию он потом «оформляет» через актера в спектакль. Для меня лично это абсолютно новое качество режиссуры. И оно мне интересно.

Когда актер привыкает играть определенным образом — это плохо. Нужно каждый раз начинать заново. Евгений Павлович Леонов, например, это умел

Когда актер привыкает играть определенным образом — это плохо. Нужно каждый раз начинать заново. Евгений Павлович Леонов, например, это умел. Был у нас очень хороший спектакль «Иванов». Леонов переставлял слова в тексте роли. Последние делал первыми и наоборот. Так он как будто присваивал себе чеховский текст. Суть не менялась, но роль становилась совершенно его.

За всеми нами тянется хвост прежних ролей и зрительской любви... Но надо знать, что это хвост. И все, что говорят тебе знакомые, делить на десять. Ты сам себе должен дать ответ, ты туда или не туда идешь.

Елена Шанина (Аглая): Почти все актеры, особенно актеры из хороших театров, много лет существуют в определенной театральной системе, выработанной их театром. И вдруг им говорят: нет, и еще раз нет. Не потому что плохо, а потому что не здесь. Спектакль «Князь» — это не шоу, мы никого не развлекаем. В какие-то моменты часть зрителей начинает терять нить происходящего на сцене, покашливать, например. И уверяю вас, как опытной актрисе, мне не стоило бы труда справиться и с кашлем, и с хождениями по залу. Но мне категорически запрещено это делать. И знаете, это очень тяжело — «не играть». Хотя мне всегда именно этого и хотелось, не хватало мужества ничего не раскрашивать, не интонировать, не делать эффектных пауз.

Александра Виноградова (Настасья Филипповна): Актеры часто встают на знакомые рельсы, включают знакомые интонации и прочее. У Кости первое требование — каждую секунду на сцене осознавать себя. Как в жизни, так и на сцене — отойти от знакомых проявлений, не идти за организмом, находиться здесь и сейчас. Это самое сложное, но и самое интересное. Мне кажется, я очень хорошо понимаю, чего он хочет от актера. Какой-то контакт на интуитивном уровне. Несмотря на очень жесткий рисунок, его актер должен быть максимально живым и свободным. Это очень новая и очень интересная для меня история.

О ГЕРОЯХ

Константин Богомолов (князь Тьмышкин): Я не могу описать своего героя. Я не делаю на сцене героев и не ваяю персонажей. Можете вы описать Збруева? На сцене Збруев. И в этом спектакле это гораздо более реальный Збруев, чем тот, которого вы, вероятно, видели до сих пор.

Александр Збруев (Рогожин): Наверное, меня задевает, что не все зрители принимают меня в этой роли. Хотя, если по нутру, эта роль — моя. Я ее хорошо понимаю.

В нас во всех — и в вас тоже — сидит 35 разных характеров. Таких, о которых вы даже не представляете. Они могут проявиться в экстремальных ситуациях.

Я не могу описать своего героя, потому что ответ будет про чувства. А чувства словам не равны. Я, когда выхожу на сцену в этой роли, думаю: хорошо бы перестать в этот момент быть артистом. Вообще слово «играть», оно меня сегодня пугает. Мы все играем, в жизни тоже. Какое-то притворство во всем. Человек приспособляется к обстоятельствам. Наверное, от этого никуда не деться. У каждого своя правда. И кого-то в свою веру обращать глупо.

Когда говорят «любовь»... вы можете объяснить, что это такое? Нет. Это либо есть, либо нет. Я понимаю своего героя, я его оправдываю, потому что он не мог иначе поступить. А почему не мог — здесь целая цепочка объяснений. Хорошо Марк Анатольевич как-то сказал: «В американском кино все отрицательные герои очень привлекательны, второй и даже третий план есть всегда».

Елена Шанина (Аглая): Я счастлива играть в этом спектакле не только потому, что это подарок для актрисы моего возраста; оказаться не просто в процессе, а еще и в авангарде! (Смеется.) Получить возможность не зависеть от своего возраста. Здесь это не важно.

Девочка, которую совратили, навсегда останется совращенной девочкой

Мой последний монолог в спектакле — я сижу на стуле и даже не смотрю в сторону Настасьи Филипповны. Просто говорю: да, у меня такой муж, да, я его такого полюбила, чего вы к нам лезете. Настасья Филипповна делает губки бантиком и начинает сюсюкать. И Тьмышкин тает. И остается с ней. Перепутанность возрастов, о которой все столько говорят. Я ее просто принимаю. Девочка, которую совратили, навсегда останется совращенной девочкой. С детства рассудительная, правильная Аглая — она с самого начала старуха.

Александра Виноградова (Настасья Филипповна): Это совершенно новый взгляд на Настасью Филипповну. Обычно в ней видят роковую женщину-красотку, полубожество, магическое существо, которое всех пленяет. Но почему пленяет, мне никогда не было понятно. И я никогда не хотела ее играть. Казался неестественным сам образ. И вдруг Костя предложил концепцию, которая меня убедила. Настасья Филипповна, по сути, является испорченным ребенком. И я не играю возраст. Я играю проявления человека, который застрял в развитии. В силу того, что ужасные вещи с ней еще и повторялись, к ее характеру добавился чудовищный цинизм. Ее манера говорить, она же издевательская, а вовсе не возрастная. Это такой способ уйти от реальности. Я ее оправдываю, понимаю, и мне безумно ее жаль. Больше того, у нас много общего. И Костя увидел это раньше меня. По поводу того, что я выхожу на сцену в купальнике... По правде говоря, я не люблю смотреть на голых людей на сцене. Мне не кажется это эстетичным... Рассматривать подробности кожи, вот это вот все. Но так как я абсолютно доверяю режиссеру, если он решил, что мне нужно выйти на сцену в купальнике, окей, я выйду. Меня никак это не смущает.

О СМЫСЛАХ СПЕКТАКЛЯ

Константин Богомолов (князь Тьмышкин): Насилие над детьми... это настолько очевидная тема у Достоевского, настолько частая, настолько на переднем плане, что ничего вычитывать и вычленять было не надо. На мой вкус, это основная тема и мотив «Идиота». Для меня это было абсолютно очевидно.

Александр Збруев (Рогожин): Есть такие вещи, которые объяснить невозможно. Я знаю одно: надо поменьше играть, побольше чувствовать. И автора, и соавтора, и режиссера. Он делает спектакль. Он его монтирует. О чем спектакль? Не буду говорить. Он для меня очень многогранен. Приходят в голову банальные слова, и их не хочется произносить. Я отвечу вот как. Это спектакль, который не похож на все остальные спектакли. В том числе на остальные спектакли Богомолова.

Елена Шанина (Аглая): Я боюсь четко определять, о чем наш спектакль. Там много смыслов. Для меня лично в этом спектакле важна тема насилия. Насилия старости над юностью, силы — над слабостью. Все дети рождаются ангелами, а потом с нами что-то происходит, каждого из нас ломают по-разному. Кого-то — родители, других — люди, которые странно себя повели. Почему все так трясутся над Аглаей, например? Достоевский написал, что она хотела отравиться еще в 13 лет, но об этом в театре и кино не упоминают. Она суицидна. И Костя сумел это вычитать. Откройте сейчас Facebook, там все обсуждают тему детских самоубийств. И когда мы выпустили спектакль, я стала натыкаться на это на каждом шагу... Ничего не меняется.

Александра Виноградова (Настасья Филипповна): Одна из тем, которую поднимает этот спектакль, мне очень близка и понятна. Дети не являются особенными или святыми, тем более — неполноценными или недоразвитыми людьми. Бывают хорошие дети. Бывают дети неприятные. Как и взрослые люди. Мне близок такой подход. К детям нужно относиться адекватно. Для меня нет разницы — 5 лет человеку или 65. Понятно, что с пятилетним человеком я не буду обсуждать личную жизнь или Достоевского, но мы найдем тему, интересную обоим. И будем общаться без сюсюканья и особого отношения только потому, что человек младше меня. Да, он беззащитен, и в случае чего я могу ему помочь. Но он все равно такой же человек, как и я.

Наталья Витвицкая