Акио Кавата — о своем опыте общения с президентом Узбекистана

Узбекский лидер глазами японского дипломата

Акио Кавато, приглашенный профессор Высшей школы бизнеса МГУ, бывший посол Японии в Узбекистане

Последний раз я виделся с президентом Каримовым в августе 2004 года, когда уже собирался домой, покидая свой пост посла Японии в Узбекистане. Это было протокольное мероприятие в президентской резиденции, а я сопровождал на переговорах японского министра иностранных дел госпожу Иорико Кавагути. Запомнилась деталь: когда японская делегация по завершении встречи уже прощалась с главой Узбекистана, я нечаянно выронил из рук листок бумаги. А когда собрался его подобрать, проклиная себя за неловкость, президент Каримов, которого на Западе называли беспощадным деспотом и азиатским автократом, нагнулся передо мной, поднял бумажку и молча передал ее мне. Неужели диктатор может нагибаться перед иностранным чиновником? Я почувствовал его симпатию ко мне и после этого ни разу плохо не говорил о нем. Но у этого эпизода была и своя предыстория.

Авторитарность в узбекском обществе всем (кроме узбеков) известна. "Уважать старших" является повседневной притчей в этой древней стране. И в этом отношении узбеки чувствуют близость к японцам. Хотя даже мне, японцу, приверженность узбеков традициям и поведенческим условностям казалась порой чрезмерной. Помню, при вступлении в должность посла на церемонии вручения президенту Узбекистана верительной грамоты, подписанной нашим императором, я, исполнив формальности и передав документы, допустил невинную, казалось бы, оплошность — засунул руку в карман. И тут же поймал на себе взгляд Каримова: президент это заметил и ему это не нравилось. Таков был первый урок: для этого лидера любая формальность — не пустой звук, он не пропускает мелочей. И в этом потом мне не раз пришлось убедиться.

На крупные мероприятия с участием президента, например, часто приглашали всех иностранных послов, которым потом приходилось ожидать появления первого лица по часу и больше. Это было частью ритуала, но мой коллега, посол одной западной державы, всего этого не мог терпеть и стал открыто критиковать сначала существующие в стране порядки, а потом и сами западные страны — за их экономическое содействие "такому" Узбекистану. Мой коллега не понял главного: другого Узбекистана нет — есть именно такой.

Япония в то время была вторым крупнейшим донором грантов и льготных кредитов для Узбекистана, и я спокойно исполнял японскую официальную линию: активно способствовать экономическому развитию этой страны с целью установления самостоятельного государства (это послужит политическому интересу Японии) и содействовать становлению демократии путем постепенного экономического развития (это на благо узбекского народа).

В то время я прилагал особенные усилия для осуществления проекта строительства новой ветки железной дороги, которая должна была соединить северную и южную часть страны через горы, сократив зависимость от существовавшей ветки, проходящей через территорию Туркменистана. Я как беззаботный пацифист думал только об улучшении хозяйственных связей между севером и югом страны, уговаривая упрямых японских чиновников профинансировать строительство дороги (сумма японского финансирования должна была составить примерно 200 млн долларов, дело продвигалось с большим трудом, и я добился добра от Токио только к концу своей посольской командировки, успев подписать контракт). Президент Каримов мыслил шире, и именно этот проект можно считать отличным примером его дальновидности и умелости как лидера страны.

Шел 2002 год, американские войска уже сражались в Афганистане, и резон у Каримова был стратегический: если Узбекистан предложит американцам новый маршрут логистики через свою территорию, то страна сможет получать серьезные доходы за его использование. Так и получилось: после завершения строительства эта железная дорога тут же стала одной из ключевых артерий снабжения для сил западной коалиции в Афганистане.

Предоставляя гранты и льготные кредиты, я почти каждые четыре дня выступал по узбекскому телевидению (от этого рейтинг узбекских телепрограмм, впрочем, не очень повысился). И вот однажды весной 2004 года из администрации Каримова позвонили моему секретарю: мол, президент хочет наедине повидаться с японским послом.

Срочность приглашения интриговала, и, разумеется, я сразу же приехал в резиденцию, подготавливаясь душевно к разным сценариям. Я ждал, держа руки подальше от карманов. Когда Каримов вошел, телевизионные камеры окружили нас, и спустя 20 минут эта сцена уже фигурировала в эфире как самая важная новость дня.

Стала понятна цель внезапного свидания: президент хотел показать своему народу, что у него есть такой верный друг Япония, отношения с которой остаются партнерскими и доверительными. Такая демонстрация была для него важна, поскольку в это время Каримов собирался изменить курс своей внешней политики — уйти от чрезмерного сближения с США.

К такому повороту его, видимо, подталкивали обстоятельства. Американские войска, которым было предоставлено право использования авиабазы Ханабад, укрепились до такой степени, что не допускали в зоны своей дислокации узбеков, американские НПО стали вольготно проповедовать в Узбекистане демократию, призывая к смене режима, а президент Буш давал понять, что не собирается помогать экономическому строительству Узбекистана в таком масштабе, как последний рассчитывал.

Помню, во время той экстренной встречи Каримов спросил меня: "Господин посол, вы сразу после взрыва перед посольством Израиля (в Ташкенте) сделали рискованный шаг — несмотря на напряженную ситуацию, съездили в Фергану, оставив в силе предварительную договоренность о своем выступлении в Ферганском университете. Вы рисковали умышленно, чтобы показать своему правительству, что ситуация в Узбекистане стабильная и не надо останавливать поток туристов и так далее?" "Да, точно, господин президент",— ответил я (и не солгал). Я уверял президента, что японская активная политика в отношении Узбекистана останется без изменения. Это Каримову очень понравилось. Наверно, это было именно то, что президент хотел услышать из уст японского посла.

К концу разговора, правда, я почувствовал, что таким образом все закончится тем, что узбекский президент использует Японию. И попытался заговорить (хотя и без инструкций из Токио) о других материях. "Господин президент,— начал я,— относительно ситуации с правами человека в вашей стране..." Дальше я хотел продолжить мысль: есть критика на Западе. Если что-нибудь будет предприниматься для их улучшения, то это будет облегчать позицию Японии.

Но продолжить у меня не получилось: как только я произнес слова "права человека", президент нахмурился, и, мне показалось, подул холодный ветер. Подумалось: это как в театре Кабуки — сцена вдруг потемнела, и с низким гулом барабана вот-вот появится оборотень. Но ничего такого не было: президент Каримов просто вышел из комнаты и не вернулся. "Можно уходить?" — спросил я у министра иностранных дел, который все время сидел рядом. Тот с легкой улыбкой кивнул головой — аудиенция была окончена.

Этот эпизод хорошо свидетельствует о том, как президент Каримов высоко ценил самостоятельность своей страны и как он ненавидел вмешательство какой-либо иностранной силы. Что касается западной демократии, он с пониманием и почти с завистью относился к ней, но одновременно предостерегал своих подчиненных, что демократия является преждевременной роскошью для Узбекистана, ибо стоит потерять контроль, как ситуация в обремененной проблемами стране может обернуться страшной борьбой за передел имущества. С чем и я согласен.

За 25 с лишним лет правления президент Каримов успел сделать многое. Прежде всего, наладить государственную систему, несмотря на наличие сильных региональных кланов, построить самостоятельную экономику, преодолев чрезмерную зависимость от экспорта хлопка. Сумел он и выработать самостоятельную внешнюю политику (включая подготовку нескольких сотен профессиональных дипломатов за короткое время), сохраняя дистанцию от США и в то же время избегая чрезмерного крена к России либо к Китаю. В этом тяжелом процессе он должен был пожертвовать многим. В том числе и в семейной жизни, устранив своего единственного сына и старшую дочку от власти и привилегий. Он думал не о семье — о стране.

Несмотря на разные недостатки, президент Каримов и его соратники за минувшие годы успели завершить важный этап государственного строительства — становление. Лидерам следующих поколений будет проще: они более современны и менее зависимы от клановых обязательств. Они хранят традиции, но при этом восприимчивы к переменам.

Сегодня, когда прилетаешь в Узбекистан с восточного направления, удивляешься, глядя с высоты, упорядоченности полей и ухоженности Ферганской долины, а когда уже на земле посещаешь заводы и фабрики, узбекские менеджеры производят хорошее впечатление своим пониманием работы. В начале августа я был в Узбекистане, принимая участие в поездке одной японской делегации. Ташкент в течение последних лет стал гораздо красивее. Узбеки умеют своими руками создавать новые ценности.

Мне отрадно сознавать, что моя страна к этому причастна. Япония оказала существенное экономическое содействие странам Центральной Азии во главе с Узбекистаном — общая сумма японских грантов и инвестиций составляет около 5 млрд долларов. А Азиатский банк развития, где Япония играет одну из лидирующих ролей, предоставил еще большую сумму льготных кредитований. Таким образом, Япония всегда остается альтернативой для стран Центральной Азии, помогая избежать чрезмерной зависимости от какой-то одной державы.

В заключение хочу выразить свое глубокое соболезнование в связи с кончиной президента Каримова. И хотя люди забывчивы и заслуги бывших лидеров помнят недолго, я убежден: установленное им общее направление — курс на самостоятельность государства и процветание людей — будет наследовано. Пусть ваша душа будет в покое, Ислам Абдуганиевич.