Новая музыка на фестивале "Возвращение"

Фестиваль классика

ХХ фестиваль камерной музыки "Возвращение" вечером в воскресенье завершился торжественным и нежным исполнением "Зигфрид-идиллии" Вагнера с участием легендарного музыканта и дирижера Льва Маркиза. Он приехал в Россию впервые за десять лет, и его выступление за пультом ансамбля солистов фестиваля стало заранее спланированным пиком "Возвращения". Но кульминаций в программе оказалось не одна и не две. За тем, как развивались события фестиваля, наблюдала ЮЛИЯ БЕДЕРОВА.

Список тем как всегда концептуально выстроенных программ юбилейного фестиваля "Возвращение" против праздничных ожиданий вполне мог произвести подчеркнуто элегическое впечатление: "Муки любви", "Эпитафия", "Закат" сообщали скорее о пасмурных или как минимум задумчивых настроениях авторов фестиваля, нежели о сугубой бодрости духа проекта в парадной ситуации. Действительно, 20 лет для "Возвращения", начинавшегося как молодежный и превратившегося в лучший российский фестиваль камерной музыки,— это невероятно много. Особенно если учесть принципиально антипопулистский характер программ, интеллектуальный стиль концепций, тем и трактовок и сам принцип выбора музыки, когда ни одно название не повторяется (хотя исключения бывали). При этом музыки XX и XXI веков в расписании не намного меньше, чем романтических сочинений, что не добавляет программам привлекательного для широкой публики простодушия. Но кроме возрастных причин у элегического звучания юбилейного фестиваля, очевидно, есть и другой понятный мотив.

Сегодня уже не совсем понятно, долго ли еще можно прожить в условиях почти полной индифферентности к фестивалю государственных и частных институций: кроме Московской филармонии (она предоставляет зал), другой опоры у "Возвращения" нет. Третий год фестиваль проводится за счет краудфандинга (это первый такой проект в академической музыке), другими словами, его финансирует сама публика, музыканты играют без гонораров, а к спрятанным в подробных текстах превосходного буклета традиционно саркастическим шуткам в этом году добавилась печально-ироническая: "В 2017-м фестиваль перешел на упрощенку" (имеется в виду, наверное, скорее ясность и простота отношения к ситуации безысходности, нежели какие-то налоговые тонкости).

При этом, когда слушаешь одну за другой неординарные по содержанию и уровню фестивальные программы (или даже одну отдельную), невозможно поверить, что никаким государственным или частным структурам не интересен лучший российский камерный фестиваль, аналогов которому нет и не предвидится. Так просто не может быть, и кажется, что-то здесь надо поправить. Непонятно только — что и где именно.

А пока двадцатое "Возвращение" оказалось таким, каким и должно было быть — нетривиальным, умным, изысканным по репертуарному выбору, элитарным по качеству и стилю исполнения, независимым по смыслу и тону фестивалем, от программ которого невозможно оторваться, при этом их кульминационными точками оказываются не только романтические партитуры, но и по-разному новая музыка.

Именно так, как художественная новация, прозвучали не только виртуозно иронические "Правила любви" 2013 года Сергея Невского или "Равнины" 2002-го Петериса Васкса (немногословный ландшафтный поставангард, особенно деликатный под пальцами прекрасного пианиста Андрея Гугнина в ансамбле с Борисом Бровцыным и Кристиной Блаумане). Но также еще десятниковские "Эскизы к "Закату"", в изысканном стилистическом кружеве которых еще один лидер нового фортепианного поколения, Лукас Генюшас, остроумно приметил петельку Шопена и ловко зацепил ее за утонченную, сдержанно экспрессивную линию (худрук фестиваля и первая скрипка ансамбля Роман Минц), отчего "Эскизы" зазвучали с новым изяществом. И "Эпитафия" Лютославского (1979) в изумительно точном, сфокусированно пылком исполнении еще одного худрука — гобоиста Дмитрия Булгакова в дуэте с блестящим пианистом Александром Кобриным.

Парадоксально новым стал Струнный квинтет памяти Шостаковича Александра Локшина, сочинение 1978 года,— настоящее открытие фестиваля в исполнении Игоря Малиновского, Романа Минца, Сергея Полтавского, Ильи Гофмана и Бориса Андрианова, пронзительно концентрированная русская музыка, сделанная с европейской точностью мысли и выделки и напоминающая о целом круге музыкальных идей советского XX века (от Уствольской до Вайнберга), но бесконечно далекая от того, чтобы показаться вторичной.

Еще одно замечательное фестивальное открытие — Квинтет Ральфа Воана-Уильямса для кларнета, валторны, скрипки, виолончели и фортепиано 1898 года (Антон Дресслер, Станислав Давыдов, Борис Абрамов, Алексей Саркисов, Александр Кобрин), одновременно едкий и страстный филигранный модерн в чудном облике репертуарного шлягера. Много ли на русской сцене звучит музыки знаменитого английского композитора? А в хорошем исполнении?

А нежнейшее Трио вовсе не малознакомого Уильямса, а простого Брамса для валторны, скрипки и фортепиано (чудесно сыгранное Станиславом Давыдовым, Борисом Бровцыным и Яковом Кацнельсоном) как часто и хорошо ли звучит? Почти каждая фестивальная идея и ее интерпретация устроены так, что этот вопрос не может прозвучать неуместно.

Не менее, а возможно, даже еще более новаторским, как будто бы принесенным неведомым свежим ветром и им пронизанным, стало хрестоматийное Ми-бемоль-мажорное фортепианное трио Шуберта в программе "Закат". Регулярная фестивальная публика хорошо знает, насколько важными становятся романтические партитуры в программах "Возвращения". Но каждый раз степень уникальности таких исполнительских событий оказывается едва ли не сенсационной. Подробно и строго нюансированный звук и пластика шубертовской музыки, прозрачная красота ее движений, певучая грация, ритмическая тонкость и сокрушительная цельность гибкой формы в равно аккуратно и смело перевернутом, словно заново создающем музыку балансе трио (когда виолончельная партия кажется главной) в исполнении Минца, Блаумане и еще одной великолепной пианистки мощной команды "Возвращения", Екатерины Апекишевой, для многих показались не только единственно возможной точкой в очаровательно мозаичном тексте фестивального "Заката". Трио стало самым сильным впечатлением и главным событием фестиваля, который создается каждый раз так, что кажется, все происходит вовсе не ради открытий, а только лишь ради самого ансамблевого мастерства — настолько же превосходного и органичного для "возвращенцев", насколько раритетного на русской сцене.