Историю России вытесняет история власти
Вольное историческое общество оценило «прошлое», которое лишает страну будущего
История России все больше трактуется как история власти и в итоге из науки превращается в идеологию. Для преодоления этой тенденции потребуется деполитизация истории, чтобы она стала «историей свободы» через «третью волну десталинизации» и отказ государства от монополии на трактовку прошлого. К такому выводу пришли ученые Вольного исторического общества (ВИО), презентовавшие сегодня доклад «Какое прошлое нужно будущему России», подготовленный при поддержке Комитета гражданских инициатив (КГИ) Алексея Кудрина.
«Образы выдающегося прошлого вытесняют остальное, включая образы будущего. Страна становится идеологической, а ее идеология — исторической»,— говорится в докладе ВИО, подготовленном при поддержке КГИ. Авторы доклада отмечают, что «прошлое остается полем холодной гражданской войны, а в проблемных зонах почти нет решений, одни задачи», в программных документах и выступлениях первых лиц государства, чиновников присутствуют «откровенно идеологические установки», «открыто» обсуждается перспектива «введения государственной идеологии и отмены соответствующего конституционного запрета».
При этом особый интерес к истории возник у власти. Ученые ВИО отмечают в стране «двойной процесс: реабилитацию идеологии в политической культуре и сознании общества, а также мощное усиление позиций истории в общем идеологическом контексте». Образы «выдающегося прошлого» важны были и для советской идеологии, но «при всей реакционности политической системы СССР у нее была идеология свободы: мировая и отечественная история представала как великая история борьбы прогрессивного человечества за освобождение угнетенных». А «в новой, свободной России от этой идеологии мало что осталось», констатирует ВИО.
Из официального «исторического канона» изымаются ключевые линии и эпизоды «борьбы за свободу», герои восстаний становятся «разбойниками либо заблудшими либералами, не способными ни на что, кроме деконструктивного, чисто символического протеста». «Европейский вектор, мучительная, но продуктивная вестернизация — все это стыдливо прячется ради декларативной, но практически не раскрываемой по смыслу самобытности», а «история российской власти подается во всем блеске ее непогрешимости, подвигов руководства и окормления народа». Между тем именно в СССР стали возможны «шестидесятники», диссиденты, «прорабы перестройки», подготовившие либеральные реформы 1990-х годов. Но 1990-е названы «лихими», и теперь их упоминают исключительно для легитимизации «новой эпохи», начавшейся в 2000-м году,— в логике «от противного»: был хаос — наступил порядок, был безответственный лидер — появился ответственный». Однако в идеологическом плане, уверены ученые ВИО, «отрицание 1990-х — это одновременно отрицание демократической и либеральной традиции, подготовившей эпоху реформ.
ВИО зафиксировало, что «буквально за считанные годы произошел резкий разворот от модернизации к традиции, от прогрессизма к консерватизму с охранительным и даже реакционным уклоном»: «Историко-мифологический бренд “Сталин” становится одним из ключей к доминирующей идеологии». В силу этого «за последнее десятилетие был сломан хотя бы условно существовавший со времен перестройки общественный консенсус по поводу репрессий». Не менее «симптоматичными» историки считают сюжеты «с установкой памятников Ивану Грозному»: «Когда не получается прямо реабилитировать опричнину и ГУЛАГ, то возвышают Грозного и Сталина». Правда, все это «пока существует в виде тенденций, не возобладавших, но уже отчетливых», уточняют историки.
Для начала, по их мнению, нужно «расширить границы истории», иначе «неизбежна дальнейшая архаизация массового сознания, чрезвычайно губительная для креативного потенциала нации». А потому неизбежна «третья волна десталинизации» (после хрущевской оттепели и горбачевской перестройки). В ВИО понимают, что «так просто государство не сдаст образ жестокого правителя, символизирующего всепроникающее, но защищающее от внутренних и внешних “врагов” государство». Однако историки уверены, что «объективное понимание истории нужно и самой государственной власти, если рассуждать в терминах ее самосохранения».