"Я люблю насупленные фильмы"
Алексей Герман о новой работе
«Я ее почти доделал, остался месяц. Думаю, премьера состоится либо в начале следующего, либо уже в конце этого года. Нужно все сделать правильно, избежать ошибок и серьезно подготовиться к прокату.»
— Съемки "Довлатова" закончены, когда картина выйдет в прокат?
— Я ее почти доделал, остался месяц. Думаю, премьера состоится либо в начале следующего, либо уже в конце этого года. Нужно все сделать правильно, избежать ошибок и серьезно подготовиться к прокату.
— Как возникла идея "Довлатова"?
— Идея была не моя, первоначально она возникла у Кати, дочери Сергея Довлатова. Кате очень понравился фильм "Бумажный солдат", и она написала продюсеру Артему Васильеву: мол, если соберутся экранизировать Довлатова, пусть это попробую сделать я. Было это, по-моему, в 2008 году. Потом случилось много всякого, я занимался другим фильмом, доделывал "Трудно быть богом", снял еще одну картину. В какой-то момент мы вернулись к разговору и подумали: может быть, не делать экранизацию, а сделать такую вольную автобиографию. Вольную, потому что это не документалистика, там есть реальные события, настоящие герои, но есть и выдуманные — просто образы времени.
— Быстро нашли актера на главную роль?
— Он нашелся моментально. Во многом это плод наших многолетних усилий по формированию актерской базы. Я на протяжении десяти лет очень плотно занимаюсь тем, что называется пошловатым словом "кастинг". Мы посмотрели в огромное количество артистов в разных городах и уже примерно понимали, что есть, а чего нет. Параллельно начали искать за границей, а дальше все ходы записаны, потому что понятно, где можно искать, где нельзя. Ясно, что надо было сконцентрироваться на Восточной Европе — Польша, Болгария, Сербия, Румыния. Плюс Армения и Израиль. И в итоге мы нашли актера в Сербии. Милан Марич — выдающийся артист, великий. Фактически сразу, через 40 минут проб, стало понятно, что Довлатов — это он. Потом мы его привезли в Питер, заставили есть сало: он очень мускулистый, а нам надо было, чтобы он не был таким. Пока он отъедался, набирал вес, совершенствовал русский, мы искали герою дочку и жену. В итоге жена тоже иностранная артистка, из Польши, только дочка петербурженка. Все получилось хорошо, они совпали, но было смешно, конечно, когда из семьи по-русски нормально говорит только дочка. Тем не менее я понял, что это вообще не имеет значения: если хороший актер, мощный — язык и национальность не важны.
— Съемки проходили трудно?
— Все съемки тяжелые. Я в таком физическом состоянии после них, что еле передвигаюсь. Но, я думаю, с этим фильмом будет все в порядке. Я уже даже знаю, на самом деле.
— Чувствуете?
— Предыдущая картина оказалась слишком интеллектуальной, сложной для части отечественных критиков. Не все умные, я же не виноват. «Довлатов» получился более дружелюбный. Я уже вижу по реакции, что кому-то картина нравиться будет больше, кому-то, может, меньше¸ но все с ней будет хорошо. Я не сказал бы что она легкая, я вообще-то не люблю легкое искусство. Просто она другая.
— Место рождения диктует такую нелюбовь?
— Просто я люблю насупленные фильмы, люблю испытывать границы киноязыка. Я снимал картины о разных вещах, начиная от футбола и заканчивая писателем. Я всегда пытаюсь двигаться в разных направлениях. Пошел в одну сторону, повернулся, пошел в другую сторону, перевернулся. Это самое важное, потому что хуже всего для режиссера — бесконечное самоповторение, совершенствование себя самого. Если мы посмотрим на великих — все они ходили в разные стороны.
— Вам Довлатов близок?
— Если бы он не был моим писателем, я бы не снимал про него кино. Мне кажется, что, когда снимаешь фильм о писателе, должна быть некая внутренняя эмпатия. Важно ощущение возможности идентифицировать себя с ним, за что-то зацепиться, понять систему мыслей. Я примерно понимаю систему мыслей и взаимоотношений поколения того города, из-за папы в том числе. В принципе ты героев должен любить, это обязательное условие для кинематографа.
— Вы снимали в Петербурге, в родном городе работается лучше?
— Я люблю работать в Питере, он больше настраивает на работу. А Москва, наоборот, отвлекает. Питер для работы, а для жизни он опасен: всасывает, уводит тебя в такую медитативную замкнутость, ты перестаешь взаимодействовать с миром, и это не очень хорошо.