Завершается Каннский кинофестиваль

70-й Каннский фестиваль подходит к финалу. Его предварительные итоги, включая результаты российского кино, рассматривает Андрей Плахов.

Одним из последних в конкурсе показали фильм Франсуа Озона "Двуличный любовник". Это пример образцового дизайнерского мастерства, режиссерского остроумия и отменной работы с актерами (Жереми Ренье, Марина Вакт и Жаклин Биссет в изящном камео). Хлоя — 25-летняя смотрительница парижского Музея современного искусства во дворце Токио. В процессе бурного романа с психоаналитиком Полем она обнаруживает существование его брата-близнеца: они столь же схожи внешне, сколь контрастны по нравам и поведению. В какой-то момент начинаешь догадываться, что раздвоение — это скорее внутренняя проблема самой Хлои, а возможно, и Озона, в эксцентричной форме рассказавшего про свое одиночество и тоску о "тайном брате". Зрителю тут не приходится скучать: фильм бравирует бурными постельными сценами и с помощью камеры заглядывает в женское лоно, отслеживая происходящие в нем процессы — от оргазма до капризов вызревания плода. Балансируя между эротическим триллером и психоаналитической комедией, "Двуличный любовник" в итоге слишком глубоко погружается в специфичную медицинскую проблематику, частенько забывая при этом об элементарном правдоподобии.

Уже подмечено, что практически все конкурсные фильмы в рейтинге Screen International получили рекордно низкие оценки от международной прессы — ниже трех баллов. Такой "фестиваль двоечников" случается нечасто, зато уже не первый раз совпадает с юбилеем: так, крайне слабым оказался конкурс 50-го Каннского в 1997 году. Гипотеза о том, что и нынешний будет "не ах", зародилась у меня еще до начала фестиваля и подкреплялась фактами с каждым его днем. Наивная уверенность, будто список авторитетных режиссерских имен обернется коллекцией шедевров киноискусства, окончательно истаяла. Безупречных фильмов практически не было, и даже лучшим из них чего-то не хватало для ударного эффекта или божественной гармонии. Тем радостнее отметить, что российское кино оказалось на передовых позициях, и с ним, несмотря на переживаемые всем известные трудности, дело обстоит не так безнадежно.

"Нелюбовь" Андрея Звягинцева — единственный фильм, получивший совокупную оценку выше трех баллов,— с самого начала занял вакантную нишу лидера конкурса. Перед премьерой "Кроткой" Сергея Лозницы распространились слухи, что это куда более радикальное кино, а в сравнении с ним "Нелюбовь" — почти что Эльдар Рязанов. И вот "Кроткая" показана: впечатление сильное и при этом отвергающее любые сравнения за их полной неуместностью.

Фильм Лозницы — публицистическое высказывание о современной России или, точнее, о постсоветском пространстве, о достоевских безднах, которые разверзлись на этой территории и с роковой неизбежностью заполняются злом. Центром притяжения на этом заколдованном пространстве испокон веков является тюрьма — огромное здание, охраняемое и обслуживаемое безотказной, никогда не дающей сбоев бюрократической машиной. Здание, куда невозможно попасть и откуда нельзя вырваться: в этом имеет полную возможность убедиться Кроткая, главная героиня картины, приехавшая сюда в поисках потерянного в тюремном лабиринте мужа.

Кроткая, скупо, но мощно сыгранная Василиной Маковцевой, проходит все круги кафкианского (или сорокинского) ада, который представляет собой мегапроекцию отечественной флоры и фауны, истории и культуры. Мы встречаем здесь побитых жизнью и готовых бить первого встречного ментов, падших женщин и бандерш, сводниц и сводников, персонажей криминального "малинника" и штатных борцов то ли за права человека, то ли как раз с этими правами. Все они населяют зону, окружающую тюрьму и фактически с ней сливающуюся в единый фантасмагорический образ тотального беспредела.

Амбициозный глобализм этой структуры заставляет Лозницу резко порвать с хорошо знакомыми ему документальными традициями и пойти по рискованному пути гротеска, проложенному многими великими и менее великими, в том числе и Рязановым в позднем периоде "Старых кляч". Так что предложенное сравнение с "Нелюбовью" поворачивается вспять, а появление Лии Ахеджаковой в образе фальшивой правозащитницы выглядит знаковым, хотя и не вполне справедливым: по сути, актриса играет жестокую пародию на самое себя.

В "Кроткой" собрано много замечательных актеров разных школ — "Коляда-театра", Театра.doc и других: назовем Марину Клещееву, Розу Хайруллину, Бориса Каморзина, Валериу Андриуцэ. Сказать, что из них получился слаженный ансамбль, будет неправдой, и скорее верно то, что режиссер сознательно стремился к эклектике: это особенно заметно в театрализованном, по-брехтовски аранжированном финале. Смотреть это кино трудно, даже мучительно, потому что это не фильм в чистом смысле, а сон о больной стране, которая беспробудно спит и видит себя изнасилованной — и не хочет проснуться, потому что явь еще страшнее ночного кошмара.

"Кроткая" вызвала смешанные реакции, однако не следует путать их с провалом, как поспешили отрапортовать некоторые российские медиа, специализирующиеся на разоблачении "русофобии". На моей каннской памяти много реальных провалов, в данном же случае можно говорить о том, что появился новаторский, спорный по своим художественным решениям фильм, который не может быть сразу всеми принят. Такими были на 50-м Каннском фестивале "Забавные игры" Михаэля Ханеке. Кстати, соотечественники тоже не раз упрекали замечательного режиссера в "австрофобии", во многом подтолкнув его к тому, чтобы перебраться работать во Францию. Лозница, впрочем, уже давно живет не на экс-территориях СССР, а в Германии, но при этом работает, как большинство международных режиссеров, в системе копродукций. В создании "Кроткой" финансово участвовали кинокомпании Франции, Нидерландов, Литвы, Латвии, Польши, Украины и России.

Зато можно говорить практически о полном единодушии реакций на "Тесноту" Кантемира Балагова — еще одну российскую картину, участницу конкурса "Особый взгляд" и претендентку на дебютный приз "Золотая камера". Работа 25-летнего режиссера из Кабардино-Балкарии, ученика Александра Сокурова, впечатляет одновременно зрелостью и свежестью. Историю еврейской семьи, зажатой в тесноте многонационального Кавказа и пережившей военно-бандитские турбуленции 1990-х годов, Балагов рассказывает как гость из будущего, обладающий талантом и сверхчувствительной камерой для того, чтобы проникнуть в самую сердцевину этой драмы. И вне зависимости от того, как именно распределятся в воскресенье награды, это полновесный фильм-открытие — из тех, о которых мечтали, большей частью тщетно, участники и гости 70-го Каннского фестиваля.