Максим Гришанин, первый вице-президент «Транснефти», о конфликте со Сбербанком и причинах провала мирового соглашения.

— Апелляция вынесла решение по вашему спору со Сбербанком за десять минут. Как это получилось?

— Мы не видим, чтобы суд реально оценил обстоятельства дела и привел мотивировку, почему он трактует одни и те же факты диаметрально противоположно, нежели суд первой инстанции. Второе — в арбитражных судах судьи назначаются в результате электронного отбора в соответствии с их квалификацией. Но в нашем случае никакого автоматического назначения с учетом специализации не было, состав сформировал лично председатель Девятого апелляционного арбитражного суда, включив себя самого и своего заместителя, специалиста по административным, а не гражданским делам. Никто из них до этого споры по производным финансовым инструментам не рассматривал. Третье — апелляционный суд вообще не учел позицию «Транснефти».

— Вы закрыли сделку, потеряв 66,5 млрд руб., в середине 2015 года, а в суд пошли только в начале 2017 года. Почему?

— Во-первых, нам нужно было проанализировать еще раз сложную сделку. Во-вторых, привлечь консультантов, которые могли бы разъяснить природу сделки и грамотно составить исковое заявление. Когда мы начали общаться с рынком, все сказали, что Сбербанк действовал недобросовестно. Но когда мы стали обращаться к немногим существующим в стране экспертам, которые могли бы помочь обосновать правовую позицию, сделать соответствующие расчеты для суда и т. д., выяснилось, что большинство этих людей либо зависят от Сбербанка, либо даже если не зависят, не хотят с ним ссориться. Месяцев восемь мы искали юристов и экспертов.

— Апелляция применила эстоппель, в частности потому, что вы в ходе сделки повысили барьерное условие по опциону с 45 до 50 руб., то есть, по мнению суда, понимали риски исполнения контракта.

— Мы сделали это по совету Сбербанка. Когда у нас курс рубля начал неконтролируемо расти, Сбербанк сказал: «Ну давайте мы вам поможем в очередной раз и поднимем барьер». Мы ответили: «Хорошо, мы же вам верим, давайте». Мы суду все документы об этом представили.

— Апелляция и Сбербанк также утверждают, что в декларации о рисках, которую банк вам прислал за восемь дней до сделки, все обстоятельства раскрывались и содержалось условие, по которому все предыдущие материалы по сделке отменялись и заменялись этой декларацией.

— Вот смотрите: с февраля по декабрь 2013 года мы обсуждали эту сделку, Сбербанк консультировал, плавно приводя нас этой сделке. И все это нужно было забыть? К нам приезжал главный экономист Сбербанка и объяснял, как все будет хорошо, как нефть никогда не опустится ниже $80, как курс рубля не поднимется выше 40 руб./$. Мы не согласны, что они раскрыли нам все риски. В декларации о рисках — да, указан риск 10%.

— Это риск того, что будет пробит барьер?

— Нет, 10% риска того, что, скажем так, будет риск. Там так сформулировано… Они просили нас подписать эту декларацию в течение двух суток, мы это сделали. Уже потом мы начали смотреть, а собственно 10% риска чего. Сбербанк здесь зашел с разных сторон, недобросовестно используя наше доверие к крупнейшему банку страны.

— У вас есть предположение, почему Сбербанк настаивал на заключении сделки?

— Заработать хотел очень.

— Но он же не мог предвидеть развитие ситуации с курсом рубля…

— А мы не знаем! Я не исключаю, что в какой-то момент они понимали, что вероятность резкого изменения курса может быть высокой. Кроме того, Сбербанк в суде сообщил о заключении в тот период времени ряда сделок со своими кипрскими структурами. Я думаю, что Сбербанк в то время заключил спекулятивные сделки с рынком. А потом решил эти сделки захеджировать — но как? За счет российских компаний, у которых есть средства. Я думаю, Сбербанк не представил информацию об этих сделках в суде, потому что они ни по структуре, ни по суммам, ни по типу с нашей никак несопоставимы и были заключены в массе своей до заключения нашей сделки. То есть нас просто использовали для прикрытия неясных операций с офшорными структурами.

— Сбербанк и представители финансового сообщества утверждают, что решение суда в пользу «Транснефти» подорвет рынок хеджирования валютных рисков.

— Во-первых, это не была сделка по хеджированию валютных рисков. Сбербанк так представлял ее нам, а на самом деле это был спекулятивный финансовый инструмент. Но, подчеркну, ни один рынок еще не рухнул от того, что на нем сформировались прозрачные правила поведения. Например, «Платинум-Недвижимость» выиграла суд против Банка Москвы по аналогичному инструменту, разве что-нибудь рухнуло? Причем тот же самый Девятый апелляционный арбитражный суд, который сейчас принял решение в пользу Сбербанка, в том деле встал на сторону «Платинум-Недвижимости», написав в своем решении, что действия банков по предложению заведомо неподходящих клиенту производных финансовых инструментов недобросовестны. И эта позиция затем была подтверждена в Верховном суде. Или разве после решения суда первой инстанции по нашему делу рынок хеджирования валютных рисков в России рухнул?

— Представители ЦБ выступали в поддержку Сбербанка.

— Ну, конечно, они же его акционеры. У них здесь абсолютно понятный конфликт интересов, потому что ЦБ, с одной стороны, акционер, а с другой — регулятор, который не отрегулировал.

— Обсуждаете ли вы мировое соглашение с банком?

— После рассмотрения дела в первой инстанции было предложение Сбербанка заключить мировое соглашение, мы его получили официально за два дня до рассмотрения дела в апелляции. К тому моменту к вопросу урегулирования присоединился и один из вице-премьеров РФ. За день до апелляции руководство «Транснефти» обсудило ситуацию с Белым домом. Нас убедили, что оптимальным вариантом будет мировое соглашение между сторонами и что банк будет также ходатайствовать об отложении заседания.

После этого в апелляционной инстанции мы попросили отложить рассмотрение дела для анализа мирового соглашения и переговоров. Однако представители Сбербанка заявили: ничего обсуждать не надо, это было не мировое соглашение, мы то ли ошиблись, то ли перепутали и давайте рассматривать дело по существу. После чего коллегия судей за десять минут вынесла решение.

— Какие условия предлагал Сбербанк?

— «Транснефть» должна признать, что Сбербанк полностью прав, и тогда впоследствии мы будем дружить. Текста в этом мировом соглашении было на полстраницы.

— Гипотетически, если кассация вынесет решение в вашу пользу, вы готовы к переговорам по мировому соглашению?

— Всегда лучше разговаривать, чем ссориться. Переговоры всегда имеют смысл.

— Если «Транснефть» проиграет…

—- Если «Транснефть» проиграет, мы будем идти дальше — до Верховного суда, это совершенно понятно. Если мы везде проиграем — для нас как компании последствия очевидны, но в целом просто будет потерян шанс создать цивилизованный рынок производных финансовых инструментов в нашей стране.

Интервью взял Юрий Барсуков