Смех на голову
Во сколько шутки обходятся экономике
Как и любой объект серьезного общественного интереса, экономика с некоторых пор стала полем для упражнений шутников. Естественно, эту тему затрагивает масса анекдотов. В анекдоты превращаются даже нешуточные реальные истории с той или иной экономической подоплекой — благодаря остроумию и находчивости, свойственным их героям.
Банк Англии в гостях у миссис Тотнем
Примером шутки с экономической подоплекой (и политическим резонансом) может служить история 1810 года, придуманная и реализованная развеселыми ребятами, писателями Теодором Хуком и Сэмюэлем Бизли. Задача и интрига состояли в том, чтобы в одночасье сделать один из лондонских домов объектом масштабного коммерческого интереса.
Дом, выбранный авторами шутки, располагался в богатом районе по адресу Бернерс-стрит, 54 и принадлежал некоей миссис Тотнем. Дом напротив сдавался, и друзья могли его использовать, чтобы наблюдать шоу.
26 ноября, ровно в пять утра, в дверь к миссис Тотнем постучался трубочист. Заспанная хозяйка, с которой он вступил в переговоры, заявила, что никого не вызывала, тем более в такую рань, и что с каминной трубой у нее все в порядке. Однако очень скоро свои услуги ей предложили еще 12 трубочистов. Затем прибыл уголь — его на больших тележках привезли несколько торговцев топливом. Всех этих непрошеных гостей хозяйка немедленно прогнала.
Потом миссис Тотнем на нескольких повозках была доставлена различная мебель, дальше сюжет украсил богато убранный гроб. Подтянулись кондитеры с десятками изготовленных на заказ свадебных тортов, тему развили 2500 малиновых пирожных.
Парад товаров и услуг набирал обороты. Улицу заполонили врачи, юристы, торговцы рыбой, ковроделы и обувщики, изготовители париков и очков. Некоторые намеревались продемонстрировать образцы продукции, другие доставили готовые заказы на крупные суммы, третьих вызвали для оказания услуг.
Апофеозом стала доставка 12 роялей, а также комнатного органа. Таким образом, в этом фарсе была задействована значительная часть экономики Лондона — и производство, и торговля. Более того, Бернерс-стрит выступила в роли площадки рыночной конкуренции — на узкой улочке то там, то здесь разгорались конфликты, дело дошло до рукоприкладства. Кризис перепроизводства, проявившийся на отдельно взятой Бернерс-стрит, был ослаблен дерущимися, которые уничтожили часть товаров.
Между тем шутка вышла на самый высокий уровень.
На Бернерс-стрит прибыли лидеры не только лондонской, но и, без преувеличения, британской экономики. В том числе такие тяжеловесы, как глава британской Ост-Индской компании и управляющий Банком Англии.
Экономический блок представлял также министр финансов. В группе высокопоставленных наблюдателей находились мэр Лондона, герцог Йоркский и даже архиепископ Кентерберийский.
После полудня район Бернерс-стрит был блокирован зеваками, а также представителями бизнеса, которые все еще надеялись доставить свой товар миссис Тотнем. Все это время приятели-писатели сидели у окна и умирали со смеху, наблюдая это светопреставление.
Когда все улеглось, Теодор Хук — инициатор шутки — получил от Сэмюэля Бизли гинею (приятели заключили пари — Бизли поначалу сомневался, что дело выгорит). Затем Хук приступил к завершающему этапу. Он от своего имени отправил продавцам и производителям 4 тыс. писем с извинениями — Хук явно хотел оставить след в истории в роли великого шутника-манипулятора.
Однако сюжет требовал достойного финала, и уже от имени миссис Тотнем Теодор Хук составил совершенно серьезное послание управляющему Банком Англии. Дама приглашала высокопоставленного чиновника посетить ее дом. И коль скоро управляющий только что лично убедился в ее состоятельности, говорилось в письме, она, миссис Тотнем, желала бы обговорить условия, на которых могла бы поместить в Банк Англии весьма значительную сумму.
Расчленение Наполеона Бонапарта
Однажды шутка спровоцировала настоящий биржевой кризис. 21 февраля 1814 года в порту Дувра сошел на берег человек, одетый в британскую военную форму и отрекомендовавшийся полковником Дю Бургом. Полковник имел информацию, что Наполеон убит, и выказал желание срочно отправить соответствующую депешу в британское Адмиралтейство.
На шуточный характер послания указывали драматичные подробности, которыми оно изобиловало. Там говорилось буквально следующее: «Досточтимому адмиралу Фоли. Дувр, 1 час пополудни, 21 февраля 1814 года. Сэр, должен вам сообщить, что Пьер Дюкан из Кале, капитан корабля L’Aigle, только что высадил меня в Дувре с тем, чтобы я передал в столицу известие благоприятнейшего характера. Я поклялся честью, что экипажу L’Aigle не будет причинено ни малейшего вреда. Если экипаж возьмут в плен, мне надлежит немедленно известить вас об этом с тем, чтобы вы приняли все меры к его освобождению. Моя озабоченность не позволяет мне сказать больше того, что следует ниже. Союзники одержали окончательную победу.
Наполеон был взят в плен отрядом казаков, которые немедленно его убили, разрубили на куски и поделили их между собой. Генерал Платов уберег Париж от разрушения и сожжения.
Все государи союзных стран уже здесь. Везде вывешены белые флаги, и мир обеспечен. Так как я спешу, прошу вас рассмотреть мое известие, которое содержится в этом послании. Имею честь, ваш покорный слуга полковник Р. Дю Бург, адъютант лорда Кэткарта».
Игроки на Лондонской фондовой бирже поначалу шутку оценили, посмеялись и принялись продавать то, что называлось тогда «обеспеченными правительством акциями», а сейчас называлось бы гособлигациями. Дело в том, что, ожидая поражения Наполеона, они с 19 февраля скупали эти акции. Расчленение тела Наполеона казаками навело биржевых игроков на мысль о преждевременности покупок.
Однако операция продолжалась. Шутник, а им был капитан британской армии Шарль Рэндом де Беранже (он же таинственный полковник Дю Бург), мчался в Лондон, останавливаясь в каждой гостинице и распространяя слухи о смерти Наполеона. Может, и не шутка, решили запутавшиеся спекулянты, когда эти слухи до них дошли, и снова начали покупать облигации. Операцию увенчала демонстрация в центре Лондона трех французских офицеров с белыми кокардами на головных уборах (знак роялистов). Одним из этих офицеров был, естественно, де Беранже. Все-таки шутка, решили спекулянты. Тем более правительство подтвердило, что Наполеон жив. Началась повторная распродажа акций. В итоге шутка с казаками, расчлененным Наполеоном и французскими офицерами-роялистами стоила Лондонской бирже £1,1 млн в течение дня. Спекулянты то покупали облигации, то продавали, и снова покупали и продавали.
Власти тут же начали расследование — стали выяснять, кто крупно нажился на этой мистификации. Обнаружилось, что это адмирал Томас Кохрейн и его приближенные. Надо сказать, что адмирал Кохрейн был знаменитым британским флотоводцем — сам Наполеон удостоил его прозвища Морской волк.
На колебаниях курса облигаций 21 февраля заработали:
Томас Кохрейн — £139 тыс., Эндрю Кохрейн (дядя адмирала) — £141 тыс., Ричард Батт — £224 тыс., Джон Холлоуэй — £20 тыс.
Булка с изюминкой
Россия, естественно, тоже предлагает примеры забавных историй с экономической подоплекой. Граф Федор Толстой по прозвищу Американец, по свидетельству современников, не всегда правильно говорил по-русски. Но острил неплохо. Однажды он зашел к своей престарелой тетке. «Как вовремя! — обрадовалась тетка,— подпишись-ка, душа моя, свидетелем на этой бумаге». «Охотно»,— ответил Толстой. И подписался: «При сей верной оказии свидетельствую тетушке свое нижайшее почтение». Так остроумный граф испортил гербовый лист стоимостью несколько сотен рублей.
Некий князь был должен Толстому по векселю значительную сумму. Срок платежа давно прошел, было несколько отсрочек, но вексель оставался непогашенным. Наконец терпение Американца лопнуло и он послал должнику записку вежливого содержания: «Если вы не выплатите мне долг свой сполна в недельный срок, то я не пойду искать правосудия в судебных местах, а отнесусь прямо к лицу Вашего Сиятельства».
Русские купцы вынуждены были, ведя дела, проявлять остроумие и находчивость в неизбежных контактах с высокопоставленными чиновниками. Здесь можно упомянуть случай со знаменитым булочником Иваном Филипповым. Графу Арсению Закревскому, который был военным генерал-губернатором Москвы с 1848 по 1859 год, каждое утро подавали к чаю сайки от Филиппова. Однажды Закревский обнаружил в сдобе таракана и, понятно, пришел в ярость: «Это что за мерзость? Булочника ко мне, быстро!» Доставили Филиппова. «Это что?! Таракан?!» — мечет громы и молнии губернатор и тычет в лицо Филиппову сайку с запеченным насекомым. Филиппов отвечает — дескать, не извольте беспокоиться, тут все очень просто. «Что просто?» — продолжает гневаться Закревский. «Это изюминка-с»,— смиренно сообщает Филиппов и съедает кусок булки с тараканом. «Врешь, мерзавец, саек с изюмом не бывает! Пошел вон!» Филиппов идет вон, переходит на бег, вбегает в пекарню, хватает решето изюма и вываливает в саечное тесто. Через час он лично доставляет генерал-губернатору сайки с изюмом.
История тут же становится широко известна, и на следующий день в булочной Филиппова нет отбоя от покупателей, желающих попробовать новый продукт.
Часто подобные истории, связанные так или иначе с экономикой, становились расхожими анекдотами в пересказе главных героев (которым изначально было не до веселья) — благодаря их остроумию.
Иван Смирнов, московский коммерсант, вспоминал, как покидал Россию в 1840-х годах с помощью все того же грозного генерал-губернатора Закревского: «По моей торговле галантерейным товаром мне требовалось ездить раз в год в Париж. После нескольких поездок жизнь мне тамошняя так понравилась, что я решил туда совсем переселиться.
По тому времени сделать это было надо умненько. После февральской революции (1848 года во Франции.— “Ъ”) стали косо смотреть на отъезжающих и делать всякие затруднения при выдаче заграничных паспортов.
Нам, торговцам, нельзя было чинить препятствий, но простым путешественникам приходилось платить за паспорт пятьсот рублей ассигнациями. Хоть и купец я, а не мог сомневаться в том, что если Закревский проведает про мое намерение навсегда оставить Россию, то мне могут грозить большие неприятности. С помощью добрых людей мне удалось втихомолку перевести мой капитал за границу и оставить ликвидацию моих дел надежному приятелю. Оставалось только получить паспорт. Я подал прошение, и мне был назначен день получения. Выдавались паспорта тогда лично графом Закревским. Не без душевного трепета иду к нему наверх. Ну, разумеется, заставил ждать. Это у него уж было такое правило — проморить. Вхожу в кабинет. Посередине стоит Закревский и держит в руке мой паспорт.
“Ты Смирнов?”— спрашивает. “Я, ваше сиятельство”,— отвечаю. “Ты едешь в Германию и Францию?” “Точно так, ваше сиятельство”. “Вот твой паспорт, братец. Помни,— продолжал он, возвысив голос,— что ты едешь в страны, где безбожники и бунтовщики потрясли все основы. Помни, что ты верноподданный русского царя. Говорю тебе это не как генерал-губернатор, а как отец”».
Обратная связь
Американские президенты, экономические программы которых представляют особый интерес для избирателей, стараются высказываться на эти темы остро и в юмористическом ключе — гражданам это нравится.
Например, Гарри Трумэн сетовал: «Мне нужен однорукий экономический советник. А то мои постоянно говорят: с одной стороны, с другой (on one hand and on the other.— “Ъ”)…»
Линдон Джонсон как-то выступил не менее остроумно: «Вы никогда не задумывались, что произносить речь об экономике — все равно что мочиться себе в штанину? Вы чувствуете, что это горячо, а больше так никто не чувствует».
Избиратели радуются, ухмыляются, довольные, и в ответ придумывают про президентов анекдоты, опять же с экономической составляющей.
«После длительных переговоров мировые лидеры Билл Клинтон и Борис Ельцин отдыхают. Борис говорит Биллу: “Знаешь, Билл, у меня большая проблема, прямо не представляю, что делать. У меня 100 телохранителей и один из них — предатель. И я не знаю который”. “Тоже мне проблема,— отвечает Билл.— У меня 100 экономических советников, которых я должен постоянно выслушивать перед тем, как принять какое-то решение, и только один из них говорит правду”. “Но это вроде бы такая же ситуация, как у меня“,— замечает президент Ельцин. “Да,— говорит Клинтон.— Но в моем случае это каждый раз разные люди”».
Вообще, анекдоты как вид творчества избирателей показывают, что их интерес к экономике дает весомые плоды: люди весьма хорошо подкованы в этих вопросах.
«Социализм. У вас две коровы. Государство забирает одну и отдает кому-то другому.
Коммунизм. У вас две коровы. Государство забирает обеих, а вам дает молоко.
Фашизм. У вас две коровы. Государство забирает обеих, а молоко вам продает.
Военная диктатура. У вас две коровы. Государство забирает обеих, а вас расстреливает.
Капитализм. У вас две коровы. Вы продаете одну и покупаете быка.
Чистая демократия. У вас две коровы. Ваши соседи решают, кому достанется молоко.
Представительная демократия. У вас две коровы. Ваши соседи выбирают кого-то, кто решает, кому достанется молоко.
Американская демократия. Правительство обещает дать вам двух коров, если вы проголосуете как надо. После выборов президент подвергается импичменту за спекуляцию коровьими фьючерсами. Пресса называет это “Cowgate“».