Мария Кугель беседует с Иной Друвиете, главным идеологом латвийской языковой политики

Латвия отказывается от русского языка в школах. Изменения коснутся даже детских садов. Русскоязычная община в Риге, где больше всего русских школ, ответила протестами. "Огонек" изучил проблему и поговорил с идеологом нынешней школьной реформы в Латвии

Президент Латвии Раймондс Вейонис подписал поправки к двум законам об образовании, согласно которым школы национальных меньшинств, большинство из которых русские, уже со следующего года постепенно переходят на латышский язык обучения. С 2021/22 учебного года с 1-го по 6-й класс на государственном языке будет преподаваться не менее половины предметов, с 7-го по 9-й класс — 80 процентов, с 10-го по 12-й класс обучение будет вестись только на латышском языке, за исключением родного языка и литературы. Закон касается как государственных, так и частных школ, а также детских садов меньшинств. Против законопроекта в Сейме проголосовала только оппозиционная фракция партии "Согласие", опирающаяся на русскоязычных избирателей.

Русские в Латвии крупнейшее этническое меньшинство — 495 528 человек, или 25,4 процента населения (данные 2017 года). Но в данном случае корректнее говорить о "лингвистическом меньшинстве": русский считают языком домашнего общения белорусы, украинцы и представители других национальностей, ранее входивших в состав СССР. И с такой поправкой цифра будет уже иная — в стране живут 68 202 украинцев и 45 798 белорусов. 37,2% населения назвали русский язык родным (правда, это данные переписи 2011 года).

Сейчас, по данным Министерства образования и науки, в стране действуют 94 муниципальные школы с русским языком обучения: 54 из них находится в Риге, 9 в Даугавпилсе (латышских школ более 600). С 1-го по 9-й класс часть предметов преподают на латышском, часть на русском и часть с использованием обоих языков. В средней школе, с 10-го по 12-й класс, 60 процентов предметов ведется на государственном языке, на нем же сдаются и выпускные экзамены.

Идея реформы была выдвинута "Национальным объединением" в октябре прошлого года, законопроект принимался в спешке, его прохождение сопровождали протесты русской общины Латвии. Министр образования Карлис Шадурскис, впрочем, объявил, что ни на какие компромиссы не пойдет.

Последовала и реакция. Госдума РФ уже пригрозила Латвии экономическими санкциями за дискриминацию национальных меньшинств (латвийский министр иностранных дел Эдгар Ринкевичс напомнил, что реформа — внутреннее дело Латвии). На минувшей неделе акция протеста в Риге против "внутреннего дела" собрала более тысячи человек. Мэр Риги и лидер латышской партии "Согласие" Нил Ушаков заявил, что партия собирается опротестовать закон в Конституционном суде...

Автором реформы считается Карлис Шадурскис. В 2004 году он на посту министра добивался ее принятия в виде, близком к нынешнему, но потерпел неудачу из-за широких протестов русскоязычной общины Латвии. Однако Шадурскис скорее политический драйвер реформы. Ее содержательное наполнение во многом обеспечила Ина Друвиете, архитектор латвийской языковой политики, сменившая Шадурскиса на посту министра образования в 2004 году (она занимала этот пост до 2006 года, а затем — несколько месяцев — и в 2014-м). Ина Друвиете была депутатом Сейма нескольких созывов, возглавляла комиссии по образованию и по правам человека, а ныне является проректором Латвийского университета. "Огонек" побеседовал с Иной Друвиете о языковой реформе школ.

— Госпожа Друвиете, в чем смысл реформы?

— Чтобы объяснить нынешние перемены в латвийской системе образования, надо начать с событий 30-летней давности, когда в 1988 году латышский язык был наделен статусом государственного, а первый Закон о языке 1989 года гласил, что во всех латвийских учебных заведениях следует обучать латышскому языку. Так была прекращена практика, при которой в школах с русским языком обучения латышский рассматривался как факультативный предмет (на самом деле в русских школах Латвийской ССР латышский язык был предметом обязательного обучения со 2-го класса.— "О"). В 1992 году поправки к Закону о языке предписывали более строгие нормы введения латышского языка во все учебные заведения. Были также основаны учреждения по надзору над языковой политикой, в первую очередь Центр государственного языка и Государственная языковая аттестационная комиссия, которая, в частности, занималась вопросом совершенствования знаний латышского у учителей.

В 1995 году началось повсеместное внедрение билингвального образования: в каждом учебном заведении с преподаванием на языке меньшинств два предмета в основной школе и три предмета в средней следовало преподавать на государственном языке. В 1999 году Министерство образования ввело для школ национальных меньшинств четыре стандартные модели обучения на выбор. Школа также могла разработать и лицензировать собственную модель. Эта система применяется и по сей день. Большинство школ выбрало так называемую третью модель (с минимальным удельным весом преподавания на латышском.— "О"). В 2004 году в средней школе была введена пропорция 60:40, где 40 процентов предметов преподается на языке меньшинств. С 2008-го была внедрена единая для всех школ система выпускных экзаменов на государственном языке. Таким образом, сейчас речь идет не о реформе, а об очередном этапе последовательного преобразования школы.

— В начале 2000-х начались массовые протесты русскоязычного населения против языковой реформы в русских школах. В результате полный переход средних школ на латышский язык обучения был заменен на более мягкий вариант. Как вы считаете, будь протесты сегодня более массовыми, отказалось бы правительство от своих планов?

— Ни на одном из этапов заявленные программы необоснованно не смягчались, и всегда соблюдалась упомянутая мной последовательность. (На самом деле в 2004 году Сейм во втором чтении принял поправки о полном переводе общеобразовательных предметов на латышский язык — это предписывали переходные правила кабмина 1999 года. Но президент Вайра Вике-Фрейберга заявила, что не подпишет закон в таком виде и обратилась к политикам не использовать детей для продвижения своих политических интересов.— "О".)

— Вы как ученый-социолингвист считаете, что сохранение русского языка в школах угрожало бы в дальнейшем латышскому языку?

— Вы хотите знать, не лучше ли было бы сохранить систему, при которой в средней школе существовало бы два раздельных образовательных пространства? Определенно нет, поскольку мы обеспечили полноценное освоение как родного, так и государственного языка в 1-9-х классах. По окончании основной школы каждый молодой человек в Латвии проходит проверку на знание латышского. И результаты, как мы знаем, улучшаются из года в год. Выпускник средней школы имеет возможность получить в Латвии высшее образование, которое финансируется бюджетом только на государственном языке, или выйти на рынок труда, где в большинстве профессий действуют языковые критерии. Мы знаем, что в Латвии из-за демографического состава населения сохраняется языковая самодостаточность русскоговорящих жителей, и реальная повседневная практика не обеспечивает полноценного развития навыков латышского. Однако как для учебы в вузе, так и для включения в рынок труда человек должен владеть латышским на так называемом академическом уровне.

Но есть и второй аспект, пожалуй, даже более значимый: нельзя допустить, чтобы дети из разных этносов в Латвии впервые встречались только в вузе или на работе. Сами школьники препятствий для этого не видят: им зачастую даже трудно понять, зачем делить средние школы по принципу фактического языка обучения. Чтобы прекратить эту крайне опасную для общества, искусственно поддерживаемую долгие годы сегрегацию, нам нужно подумать о создании единой школы на государственном языке. При этом государство готово финансировать дошкольникам и школьникам, принадлежащим к меньшинствам, возможность получения знаний родного языка и предметов, связанных с культурой, на родном языке. Думать надо не столько о языке, сколько о том, как обеспечить нашим детям совместное обучение. В латышских школах уже сейчас учится 10-15 процентов детей из семей, в которых языком домашнего общения является русский.

— Ну, во-первых, добровольный выбор школы не позволяет говорить о сегрегации. Во-вторых, защитники русских школ опасаются, что фактически реформа может привести к маргинализации школ национальных меньшинств — в них учителя, которые плохо знают государственный язык, будут учить на латышском детей, которые тоже его не знают...

— Нам приходилось бороться с мнением, что двуязычие угрожает когнитивному развитию, деятельности мозга, что оно влияет на владение родным языком. Доказано как раз обратное, и сегодня против двуязычия как концепции не возражает практически никто. Система не угрожает способности детей освоить на высоком уровне и родной язык.

— Но русский первоклассник, приступая к учебе на латышском, находится в неравном положении по отношению к первокласснику-латышу.

— Практика показала, что дети очень быстро осваивают второй язык. Результаты централизованных экзаменов даже 9-х классов, не говоря уже о средней школе, практически не выявляют разницы между выпускниками латышских школ и школ меньшинств. Результаты по точным наукам практически так же высоки, как по предметам с высоким содержанием вербального материала, таким как история и география. Так что этот аргумент оказался нежизнеспособным — язык не препятствие для получения знаний.

— Теперь дошкольное образование национальных меньшинств тоже должно стать двуязычным. Это было необходимо?

— В 2014 году на посту министра я всячески популяризировала идею, что в детских садах детей нужно содержать вместе. Идеальной моделью, на мой взгляд, была бы организация отдельных групп по языку обучения при общей среде пребывания.

Общение детей между собой, игры должны происходить на государственном языке. В группах, где есть русскоязычные дети, должны постоянно присутствовать воспитательница и нянечка, которые говорили бы с ними на латышском.

В 5-летнем возрасте при подготовке к школе дети должны осваивать язык в таком объеме, чтобы в 1-м классе быть в состоянии изучать на нем некоторые предметы.

— Русскоязычные родители, дети которых посещают латышские школы, говорят, что те забывают русский язык.

— Хочется спросить: почему подобные претензии они не высказывают в Германии или в Великобритании, например, где обучение в школах ведется только на государственном языке?

— Не совсем так, в той же Германии есть школы, к примеру, для сорбов...

— Это совершенно другое дело! В случае сорбов мы говорим об уникальном меньшинстве, сохранившемся в нескольких селениях. Они учатся не только на родном языке, а используют билингвальную систему, похожую на нашу. Двуязычие и многоязычие не ведут к утрате человеком своего этнического наследия. Если в семье осознанно поддерживается освоение ребенком родного языка не только с помощью общения в семье, но и посещением театров, освоением всего богатства культуры, чтением литературы, то утратить национальную идентичность невозможно.

— Вы упоминали, что анализировались разные модели образования в школах меньшинств. Почему была выбрана именно такая модель? В Эстонии, как известно, образование только на русском сохраняется до 9-го класса.

— Моделей билингвального образования в мире, наверное, пара сотен, так что имеет смысл говорить о господствующих тенденциях. Латвийская модель сейчас наиболее близка к той из них, которую называют "переходный билингвизм", но с тем уточнением, что переход на латышский язык в нашем случае происходит не стопроцентный. Что касается эстонского опыта. В Эстонии билингвальное обучение начали вводить практически только с 2007 года, когда мы находились на четвертом этапе его внедрения, и там существует регион с особым языковым регулированием (Ида-Вирумаа с преференциями для русского языка.— "О"). При этом Эстония столкнулась с прогнозируемой, на наш взгляд, проблемой: те, кто окончил школу, скажем, в Нарве или Кохтла-Ярве, не освоили эстонский язык на конкурентоспособном уровне и не участвуют во внутренней трудовой миграции, им трудно найти работу, к примеру, в Таллине или Тарту. Это один из редких случаев, когда латвийская ситуация лучше эстонской. Хотя этнодемографическая ситуация в Латгалии позволяет предположить, что в тамошних школах возможна проблема с латышским языком, поскольку в приграничных районах латышей живет 5-10 процентов. Но благодаря усилиям школьных администраций и учителей даже в дефицитной языковой среде выпускники владеют латышским хорошо. Даугавпилсская гимназия традиционно держится в первой десятке латвийских школ по результатам централизованных экзаменов.

— Сейчас вводится пропорция 80:20. Следующим этапом будет полный переход на латышский язык обучения в основной школе?

— Таких планов нет. Мы не ставим целью построение единообразного общества. Мы знаем, что русский язык, культура невероятно богаты. Что произойдет через 50-60 лет, как изменится мир, мы не знаем. Но сейчас, учитывая и этнодемографический состав населения, и функцию языка не только в Латвии, но и в региональном и мировом пространстве, я не вижу возможности всю латвийскую систему образования полностью перевести на государственный язык. Не будем забывать, что и в латышских школах сейчас активно вводится многоязычие, в них изучается английский и другие языки Евросоюза, преподается даже японский и китайский.

Мария Кугель, Рига