Кто победит в торговой войне США и Китая

Месяц назад США фактически объявили торговую войну Китаю. На прошлой неделе КНР нанесла ответный удар, заявив о намерении ввести импортные тарифы на сотню американских товаров, включая соевые бобы. В торговой войне с Китаем США практически обречены на выигрыш. Во всяком случае все козыри у них на руках.

АЛЕКСАНДР ЗОТИН, старший научный сотрудник Всероссийской академии внешней торговли

Хроника торгово-боевых действий

Первый удар в торговой войне между США и Китаем был нанесен президентом Трампом месяц назад, 8 марта. В тот день Трамп подписал указ о введении импортных пошлин на сталь, алюминий и полуфабрикаты из них (25% и 10% соответственно). Хотя причиной введения тарифов назывался прежде всего демпинг Китая, пошлины не были нацелены конкретно против КНР, а распространялись на все страны. Впрочем, позже исключения были сделаны почти для всех союзников США (Канада, Мексика, Австралия, ЕС, Бразилия и Южная Корея).

Почему Трамп ударил сразу по всем, а не по демпингующему и обвиненному США в краже интеллектуальной собственности Китаю? Видимо, есть минимум две причины. Во-первых, Трамп мог показать всем, и в том числе своим союзникам, кто в доме хозяин, и потом милостиво предоставлять исключения. Во-вторых, есть подозрения, что торговый поток может быть перенаправлен в третьи страны.

Еще когда несколько лет назад администрация Обамы ввела антидемпинговые пошлины на некоторые виды стальной продукции из Китая, вдруг произошел резкий рост ее импорта из Вьетнама. Импорт стальной продукции из него в период 2011–2017 годов вырос на 506%, в то время как импорт из Китая упал на 31%. В итоге американский импорт стальной продукции из Вьетнама и Китая к 2017-му почти сравнялся, что, в общем, законами физики не запрещается, но выглядит немного подозрительно. Почти так же резко (на 478%) вырос импорт и из Таиланда, впрочем, с более низкой базы.

На первый американский удар Китай практически не реагировал, ограничившись невнятными заявлениями о вреде протекционизма.

22 марта 2018-го Трамп нанес второй удар, подписав меморандум, в котором обязал торгового представителя США Роберта Лайтхайзера рассмотреть введение тарифов на китайские товары объемом $50 млрд в год. В отличие от тарифа на импорт стали и алюминия из Китая на считаные миллиарды в год это уже серьезная цифра:

весь импорт из Китая в США в 2017-м составил $505 млрд, таким образом, под ограничение подпадает около 10% всего китайского импорта.

Обоснование санкций — кража интеллектуальной собственности и требование передачи технологий при инвестициях в Китай.

23 марта Китай объявил об ответных мерах. В китайский список вошло 128 американских товаров. Импортный тариф 15% предполагалось наложить на 120 товаров, среди них фрукты и сухофрукты, орехи, вино и стальные трубы, тариф 25% — на свинину и алюминиевый металлолом. Китайские ответные меры оказались довольно мягкими, они затронули лишь около $3 млрд импорта из США в год (весь импорт из США в Китай в 2017-м составил $130 млрд).

3 апреля последовал шаг США. Администрация опубликовала для обсуждения список примерно из 1300 товаров из Китая, на которые предлагается наложить дополнительный импортный тариф 25% (если изначально был 0%, будет 25%, если было 10%, будет 35% и т. д.).

Всего, как и заявил Трамп ранее, ограничительные меры затрагивают приблизительно $50 млрд импорта в год. Дедлайн для приема поправок к списку — 23 апреля, окончательные слушания — 15 мая. По истечении 60 дней после опубликования список должен быть окончательно сформирован и представлен Трампу. Другими словами, пока это всего лишь довольно растянутая по времени угроза, а не реальные действия.

4 апреля Китай ответил уже более серьезно. Он объявил о намерении ввести импортные тарифы на 106 товаров из США, но гораздо более значимых, чем ранее. В список вошли такие крупные позиции, как соевые бобы, самолеты, химическая продукция и автомобили. В пресс-релизе Минторга КНР указывается, что уровень тарифа будет соответствовать американским 25% и также будет затрагивать приблизительно $50 млрд импорта в год (конкретная дата введения тарифов, впрочем, не называется, окончательное решение еще не принято).

В целом стороны пока лишь обменялись двумя слабыми ударами и двумя относительно серьезными угрозами, и видимо, конкретный торг будет проходить в ближайшие недели за закрытыми дверями.

Тем не менее китайская ответная угроза оказалась довольно ощутимой, и отказаться от нее будет сложно без утраты лица, что особенно болезненно для такого лидера, как Си Цзиньпин. Однако жесткий ответ Китая (если он реализуется) нанесет больший ущерб собственной экономике, чем американской.

Почему Трамп наступает?

Протекционистская политика Трампа вызвала резкую критику как в стане демократов, так и среди сторонников-республиканцев. 7 марта ушел в отставку Гэри Кон, экономический советник Трампа, известный своими мейнстримными взглядами выходец из инвестбанка Goldman Sachs. Причина — несогласие с Трампом по вопросу введения пошлин. Очевидно усиление сторонников протекционизма и жесткой политики в отношении Китая в экономическом окружении Трампа — министра торговли Уилбура Росса и Питера Наварро, главы Национального совета по торговле.

Не поддержали введение пошлин и конгрессмены. Трамп ввел пошлины на сталь и алюминий без согласия законодателей, воспользовавшись редко используемой ссылкой на национальную безопасность, угроза которой позволяет ему вводить торговые ограничения (была использована всего дважды, последний раз в 1981-м). Конгрессмены уже пригрозили принять собственный закон, фактически лишающий Трампа возможности вводить пошлины. Жесткими критиками введения пошлин являются многие формальные сторонники Трампа, в том числе спикер Палаты представителей республиканец Пол Райан.

Дружным хором против введения пошлин высказалось и подавляющее большинство академических экономистов, указывающих на пагубность протекционизма для экономики.

Почему Трамп проигнорировал критику из рядов собственной партии? Ответ прост: сам он не вполне республиканец. Трамп раздражает истеблишмент не только своим экстравагантным поведением. Его экономические и социальные взгляды весьма далеки от традиционного республиканского канона. Он — гибридный республиканец, сочетающий республиканские взгляды с популистскими и даже социалистическими.

Трампу нравятся планирование семьи (он не против абортов) и ненавидимое республиканцами социальное обеспечение. Традиционные республиканцы терпеть не могут конфискации собственности государством (так называемый eminent domain) и очень любят свободу торговли. У Трампа противоположные взгляды. Он не возражает против eminent domain, и при этом он ярый протекционист.

Традиционный республиканец совсем другой. Это WASP — белый протестант англо-саксонского происхождения, богатый сторонник политики свободных рынков. Его взгляды вполне уживаются, например, с аутсорсингом — перенесением рабочих мест в промышленности за границу, где труд значительно дешевле, чем в США. Следствием этого является падение реальных доходов среднего класса в Америке. Зато у крупных транснациональных корпораций растет прибыль, им выгодны дешевая рабочая сила и дешевый импорт. С позиций республиканского истеблишмента введение тарифов на импорт — ересь.

Как отмечает один из известнейших американских философов Джордж Лакофф, нетрадиционные для республиканца взгляды Трампа во многом объясняются его бэкграундом. Трамп не работал в бизнесе, ориентированном на импорт. Будучи девелопером, он строил отели, казино, офисные и жилые здания, поля для гольфа. То есть, как сказали бы экономисты, работал в неторгуемом секторе. Он строил и за границами США, пользуясь дешевым трудом, но не мог свои стройки импортировать.

Психологически, как отмечает Лакофф, Трамп близок к американским владельцам мелкого бизнеса — собственникам пиццерий, кафе, парикмахерских, автомоек и т. п., а также к профессионалам из среднего класса — архитекторам, юристам, докторам. Для них высокие тарифы и протекционизм не проблема.

А для низов американского среднего класса, чьи реальные доходы достигли пика в конце 1970-х и с тех пор перестали расти, протекционизм вообще может казаться решением проблемы: во всем виноваты китайцы и мексиканцы, укравшие у американцев рабочие места. Именно низы среднего класса, часто с презрением называемые реднеками,— ядро электората Трампа. И именно на них рассчитана его политика.

Плюс условные лавочники из среднего и мелкого бизнеса, чувствующие, что традиционные республиканцы из истеблишмента оказались «слишком далеки от народа» и выродились де-факто в династические кланы плутократов.

Аналогичная претензия в династичности и плутократии предъявлялась и демократам тем же леваком Берни Сандерсом, но там бунт против истеблишмента не был столь удачным.

Таким образом, Трамп просто выполняет свои предвыборные обещания перед электоратом. А это важно, так как предвыборная кампания 2020-го уже де-факто началась, и для Трампа очень важна поддержка избирателей из штатов «Ржавого пояса» (Мичиган, Огайо, Пенсильвания), сильно пострадавших от аутсорсинга производства в Китай.

Может, Трамп не так уж и неправ?

Несмотря на дружный остракизм Трампа со стороны истеблишмента (как демократического, так и республиканского), академических кругов и прессы, возможно, его политика не столь уж и ошибочна.

Экономический ущерб от отдельных протекционистских мер — далеко не самоочевидная вещь. Шаблонная фраза университетских экономистов о вреде протекционизма годится для ответа на вопросы журналистов, но в реальности все несколько сложнее.

Например, после вступления в силу соглашения NAFTA о свободной торговле между США, Мексикой и Канадой в 1995-м начался процесс массового аутсорсинга американских компаний в промышленные кластеры на севере Мексики из-за огромной разницы в оплате труда в двух странах и удобной логистики. В результате с 1998 по 2005 год некоторые штаты США из «Ржавого пояса» потеряли более 20% рабочих мест в промышленности. Удар по некоторым штатам вне деиндустриализированных штатов «Ржавого пояса» оказался не менее сильным.

Всего, по данным American Federation of Labor and Congress of Industrial Organizations, в результате NAFTA Америка лишилась около 700 тыс. рабочих мест в промышленности и смежных отраслях (еще больше рабочих мест ушло в Китай после его вступления в ВТО в 2001 году).

Было ли сокращение торговых барьеров в рамках NAFTA благотворным для экономики США? Вполне мейнстримные ученые, работающие с привлечением всех математических методов современной эконометрики, не так уж сильно уверены в этом.

В одной из недавних работ на эту тему отмечается, что позитивный эффект для общего благосостояния (welfare gain) от заключения NAFTA для США находится на грани погрешности — 0,08%. (Lorenzo Caliendo, Fernando Parro. Estimates of the Trade and Welfare Effects of NAFTA. NBER Working Paper No. 18508. Dec. 2014; «Парадокс глобализации» Дани Родрик).

Если общий эффект толком непонятен, то распределительный эффект вполне убедителен — некоторые группы (все тот же средний класс, особенно его нижний сегмент) однозначно проиграли.

Чем ответит Китай?

Несмотря на поток критики США от экономической войны с Китаем, вероятно, потеряют немного (если она не примет совсем уж масштабные формы). Во всяком случае, в противостоянии с Китаем у них гораздо больше козырей, чем у Пекина.

Во-первых, экономика США значительно меньше зависит от внешней торговли (экспорт к ВВП — 11,9%), чем Китай (19,2%). Во-вторых, торговая позиция Китая с США просто не дает Пекину широких возможностей для реагирования. Китайский импорт в США составил в 2017-м $506 млрд против американского импорта в Китай на $130 млрд (дефицит США в торговле с Китаем — $375 млрд). В ситуациях торговых войн при прочих равных выигрывает тот, у кого дефицит.

Тщательный анализ показывает еще более глубокую уязвимость КНР.

На данный момент наиболее чувствительная китайская угроза — это объявленная 4 апреля возможность введения тарифа на американские соевые бобы.

Это крупнейшая позиция в американском агроэкспорте — $22 млрд в 2017-м, $23 млрд в 2016-м, около половины из них, $12 млрд,— экспорт в Китай. Это серьезно.

Однако введением тарифов на соевые бобы Китай может наказать сам себя — существенно повысить внутреннее производство он вряд сможет из-за дефицита сельскохозяйственных земель, разве что за счет вытеснения другой агропродукции.

Соевые бобы используются в основном как фураж для свиноводства, а цены на свинину в Китае — традиционно политически чувствительный вопрос (хотя вал инвестиций в отрасль в последние месяцы привел к падению цен, цены на свинину в стране традиционно довольно волатильны из-за особенностей производственного цикла, эпидемий и т. п.).

Наладить закупки у других производителей Китаю тоже вряд ли удастся, так как мировой рынок соевых бобов — это, по сути, дуополия с доминированием США и Бразилии, а Китай — крупнейший импортер с долей рынка 60%. Если Китай захочет резко увеличить объем покупок у Бразилии, ему придется платить больше, сильно больше. Плюс урожаи в Бразилии приходятся на другой сезон, а это совсем другая логистика, неудобная и невыгодная Китаю.

Аналогична ситуация и с дальнемагистальными самолетами. Здесь тоже дуополия с доминированием американским Boeing и европейским Airbus. Китай может переключиться на закупки Airbus, однако производство самолетов — долгий высокотехнологичный процесс, и Airbus технически не сможет в течение нескольких лет как минимум существенно увеличить производство. Соответственно, вытесненные китайцами потенциальные покупатели ограниченного количества самолетов вынуждены будут делать заказ у Boeing.

Кроме того, Китай, который сам по себе тот еще протекционист, все время давил на Airbus и Boeing, обязывая их передавать ему технологии. Если Airbus останется один на китайской поляне, рычагов давления на компанию у КНР не останется.

Вообще, товары, импортируемые из США Китаем, в основном технологически сложные (как те же самолеты), поэтому наложение на них торговых ограничений может повредить собственно развитию китайской экономики. Одно из исключений (кроме уже упомянутой агропродукции, где доминируют соевые бобы) — автомобили.

В теории это неплохой объект для ответных мер. Это, во-первых, продукт конечного, а не промежуточного спроса, соответственно, влияние на развитие китайской промышленности (которой нужны высокотехнологичные промежуточные американские товары) будет практически нулевым. Во-вторых, есть вполне понятные альтернативы для импортозамещения.

Однако и с автомобилями есть проблемы.

Во-первых, Китай и так использует высокие пошлины в отношении многих товарных позиций американского импорта: например, он держит пошлину 25% на импорт американских легковых автомобилей (у США аналогичная пошлина — 2,5%). Но, так как Китай применяет эти меры в рамках соглашения ВТО, никто в протекционизме его не попрекает.

Во-вторых, американские автомобили, экспортируемые в Китай,— это в основном продукция германских автопроизводителей, имеющих заводы в США. Соответственно, введение дополнительных пошлин на них — это удар не только по США, но и по Германии. А она тоже может ответить.

Теоретически у Китая есть и внеэкономическая опция, например сократить покупки или вовсе распродать американские гособлигации в составе ЗВР КНР. Однако тут возникает похожая проблема. Во-первых, распродать большой объем чего бы то ни было довольно сложно без существенных потерь по цене. Во-вторых, на вырученные деньги надо что-то купить взамен. А этого чего-то на суммы в сотни миллиардов долларов не так уж много.

Можно, конечно, купить десятилетние гособлигации Италии или Испании, приносящие сейчас меньше 2% в год, а при масштабном спросе вообще доходность может опуститься в пол, но вряд ли это лучшая замена, чем американские десятилетки, приносящие сейчас 2,8% и при этом более надежные. Можно купить и высокодоходные облигации Венесуэлы, Шри-Ланки, Мозамбика или Пакистана, но этого добра в китайских резервах и так хватает.

Таким образом, каких-то серьезных опций для ответа на действия США у Китая не так уж много. Если только он не захочет сохранить лицо, пусть и в ущерб собственной экономике. Зато для Трампа моральный и электоральный эффект будет вполне ощутимым при вполне сносных экономических издержках, если таковые вообще будут.