Ольга Филина — о тех, кто уже почувствовал на себе действие «закона Яровой»

«Огонек» выяснил, как работает первая вступившая в силу поправка из «закона Яровой»

Пока все ждут, когда «закон Яровой» — пакет антитеррористических поправок к российскому законодательству за номерами 374-ФЗ и 375-ФЗ,— вступит в силу в полном объеме (а это должно случиться в июле), стоит напомнить, что одна из его частей уже работает. Статистика правоприменения этой части с августа 2016 года внушительна: более 500 дел доведено до суда, более 200 из них получили огласку, более 4 млн рублей штрафов взыскано с частных лиц и организаций. Что удивительно, содержание этой уже работающей части закона максимально далеко от IT-сферы, с давлением на которую ассоциируется инициатива Ирины Яровой. Оно касается не технократов, а… верующих.

— Закон впервые в России ввел определение того, что называется «миссионерская деятельность»,— поясняет Владимир Ряховский, почетный адвокат России, член Совета при президенте России по развитию гражданского общества и правам человека.— И прописал, кто может распространять свое учение среди интересующихся людей с целью вовлечь их в свои ряды, а кто нет. Соответственно возникли понятия «незаконная миссионерская деятельность», «незаконные миссионеры» и так далее. Мы в «Славянском правовом центре» совместно с Институтом Европы РАН проанализировали все случаи применения этого закона за неполные два года, которые он работает: выяснилось, что ни одного экстремиста, а тем более террориста, он не коснулся. Зато породил массу кафкианских процессов в отношении самых безобидных верующих.

Авторы исследования поделились с «Огоньком» некоторыми яркими примерами, и картинка впечатляет. Впрочем, судите сами.

В Ноябрьске, крупном городе Ямало-Ненецкого автономного округа, пастора евангельских христиан-баптистов оштрафовали за организацию детской площадки около Дома молитвы: полиция обнаружила киоск с религиозной литературой внутри Дома и сочла, что дети могли подвергаться «незаконной миссионерской деятельности», читая эти книги.

В Ивановской области муж с женой помолились перед едой в присутствии нескольких знакомых — их молитву сочли незаконной миссией, а саму пару — «незарегистрированной религиозной группой».

В Бийске несколько адвентистов навестили местную администрацию, чтобы рассказать о себе и своей деятельности, но акт знакомства администрация восприняла как «незаконную миссию» и подала в суд…

— Нет уже практически ни одного протестантского течения, которого бы это не коснулось: вот, скажем, у меня община 50 человек, и почти каждое воскресенье к нам на службу приезжает наряд полиции,— рассказывает на условиях анонимности московский пастор официально зарегистрированной протестантской церкви, одной из тех, кого с 500-летием Реформации поздравлял лично Владимир Путин.— Здравствуйте, мол: поступил звонок по «02», проверка документов. Ну и дальше вопросы: «А что это у вас люди из Украины делают?», «А откуда у вас деньги на аренду?», «А чего вы книгами торгуете?», «А нет ли у вас новичков?»… Мы стоим, отвечаем. Потом сотрудники МВД начинают долго рассматривать книги: везде ли написано полное название нашей организации, как положено по закону. Если ничего интересного не находят, уйдут, чтобы прийти в следующий раз. А заканчиваются эти визиты просто: в какой-то день вместо людей в форме в дверь стучатся люди в штатском, просят «пустить помолиться». Если не пускаешь — снимают все на камеру и заявляют о «хулиганстве» со стороны верующих, если пускаешь — опять же все снимают, а потом привлекают нас по «закону Яровой» за незаконную миссионерскую деятельность: мол, мы их вовлекали в свои ряды. И плати штраф…

Своя доля штрафов достается и мусульманам. В Воронеже, например, пытается оспорить наказание по «закону Яровой» 46-летний Рагим Фараджов, переехавший в российский город из Азербайджана еще в 1989 году, владеющий строительной фирмой и до сих пор не замеченный ни в чем подозрительном. Он, на свое несчастье, решил организовать молельную комнату для себя и друзей-мусульман, где бы верующие могли совершать намаз, никого не смущая. В мае прошлого года на одну из молитв к ним нагрянуло РОВД с обыском: искали экстремистскую литературу. Когда ничего не нашли, составили на Рагима административный приговор по «закону Яровой» и оштрафовали на 5 тысяч рублей за незаконное миссионерство. Потом приехали снова и снова оштрафовали — и так пять раз. Когда молиться стало невозможно, Фараджов пошел по судам: хочет доказать, что никого не «вовлекал» в ислам, а создание молельных комнат — дело неподсудное…

Да что там христиане и мусульмане. За введенное новым законом «незаконное миссионерство» достается даже йогам и любителям гимнастики. Во всяком случае, уже дважды штрафы выносились преподавателям цигуна, хоть те и оговаривали, что «мы не религия», а одна из оштрафованных «гимнасток» прямо называла себя православной.

— Ни в одной стране с развитым правом законодатель не пытался определить и ограничить «миссионерскую деятельность»,— резюмирует Владимир Ряховский.— Похожие правовые новеллы можно встретить только в Казахстане, Узбекистане, Туркменистане: удивительно, что Россия переняла этот опыт. Совет по правам человека, представители большинства религиозных организаций выступали против принятия закона (достаточно вспомнить резкое заявление главы Духовного управления мусульман Татарстана Камиля хазрат Самигуллина: «Это ущемление наших прав и унижение мусульман»), в Совете Федерации пытались его блокировать — и ничего не помогло.

На все четыре стороны

История с принятием этого закона действительно достойна удивления. Его добавили к «пакету Яровой» во втором чтении, когда все внимание было приковано к судьбе айтишников и новелла про миссионерскую деятельность просто не занимала СМИ. Профильному комитету Госдумы — по делам общественных объединений и религиозных организаций — не дали закон на экспертизу, разрабатывался он в строжайшей тайне и принимался в чрезвычайной спешке. Какие-либо разъяснения по применению отсутствовали даже после его принятия, и правоохранители сначала аккуратно, потом увереннее начали экспериментировать в раскрытии нового вида злодейств сами, руководствуясь оперативным чутьем.

— Буква этого закона, которая, конечно, далека от совершенства,— это еще полбеды,— полагает Роман Лункин, глава Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН.— Важен контекст, в котором он принимался. В рамках нашего проекта «Энциклопедия религиозной жизни России» мы постоянно исследуем ситуацию с отношением к верующим в субъектах РФ. В последние два года, совпавшие как раз с принятием закона, проявилась тенденция: местные власти, губернаторы отказываются кропотливо заниматься религиозной политикой (увольняют своих советников по данной теме, упраздняют совещательные органы), передавая все полномочия по контролю за религиозной сферой силовым ведомствам буквально с такой формулировкой: «Это не мое дело, пусть ФСБ или МВД разбираются». Что это на практике значит? Когда вами по умолчанию должны «заниматься» силовики, вы тут же приобретаете репутацию правонарушителя, некоего подозрительного субъекта.

Это мы и наблюдаем повсеместно: презумпция невиновности религиозных объединений, по сути, отменена, по «закону Яровой» они все — потенциальные миссионеры-экстремисты.

Миссионерский закон «удачно» наложился на целый ряд общественных страхов: перед «иностранными агентами», перед чужаками как таковыми, перед «оранжевой революцией», перед масонскими заговорами и сектантами. Обывательское сознание получило многофункциональную юридическую дубинку, чтобы разбираться с «асоциальными элементами». И, честно говоря, если бы этого закона не существовало, его стоило бы придумать — только чтобы понять, каково на самом деле отношение к свободе совести и той же вере в стране массового православия.

Разить «дубинка», как показала практика, может на все четыре стороны. Первое и самое простое направление удара — это новый пункт КоАПа, согласно которому религиозная организация, не указавшая на молельных домах и выпускаемой литературе/аудио- и видеопродукции своего полного названия, должна заплатить штраф от 30 до 50 тысяч рублей. На прошлой неделе, например, в Алтайском крае оштрафовали пятидесятников, которые в ходе благотворительной акции раздавали литературу без маркировки: правоохранителей не смутило, что литературой был «Новый завет».

— У меня масса дел, где мы оспариваем штрафы за отсутствие полного наименования религиозной организации на мечети,— рассказывает Марат Ашимов, мусульманский правозащитник, член коллегии адвокатов «Республиканская юридическая защита» в Мордовии.— Шесть процессов, по счастью, выиграли…

Второе направление удара — это, собственно, миссионерская деятельность. Чтобы ею легально заниматься, член религиозной организации, зарегистрированной в Минюсте России, должен иметь специальный документ о наличии у него «полномочий миссионера» — документ составляется в свободной форме и выдается руководящим органом религиозной организации. Сложность в том, что до сих пор непонятно, кого считать членом и представителем религиозной организации, а кого просто верующим, имеющим по Конституции право открыто исповедовать свои убеждения. Но даже если всех верующих (во избежание и в предотвращение) снабдить документами миссионеров, это не станет охранной грамотой: во-первых, в формулировках «свободных документов» легко найти неточности, достойные штрафов, во-вторых, в окружении любого «официального миссионера» можно обнаружить сочувствующего человека без «документа» (родственника, друга), который помогал миссии уже своим сочувствием, а значит, являлся членом незарегистрированной «религиозной группы» и будет оштрафован.

— Текст поправок, вошедших в «пакет Яровой», не содержит указаний на то, как следует их трактовать. А трактуются они весьма вольно,— замечает Константин Андреев, член московской коллегии адвокатов «Защита» и экспертного совета комитета Государственной думы по делам общественных объединений и религиозных организаций.— За время существования закона наработалась правоприменительная практика, ужесточившая все до предела.

Третья неприятность — угроза конфискации молельных домов, оформленных на частных лиц. Уже упоминавшемуся Рагиму Фараджову на самом деле повезло: он устроил молельную комнату в нежилом помещении. Если бы устроил в жилом, комнату могли конфисковать за «нецелевое использование», так как «закон Яровой» запрещает вести миссионерскую деятельность в таких местах. Параллельно запрещается, кстати, и перевод жилого фонда в нежилой для осуществления любой религиозной деятельности — так что никаких «квартирных собраний».

Гастарбайтеру верить

Особый разговор — об иностранцах. Им посвящена отдельная, четвертая, «поправка Яровой»: граждане других государств могут миссионерствовать на территории РФ только в том случае, если с ними заключит трудовой или гражданско-правовой договор «на оказание миссионерских услуг» одна из религиозных организаций России. То есть они приезжают по рабочей визе, как любые экспаты, а их проповеднические полномочия действуют только на той территории, на которой зарегистрирована пригласившая их религиозная организация.

— Эта поправка выстрелила сразу, как только была принята,— рассказывает Роман Лункин.— Уже в сентябре 2016 года в Калуге были оштрафованы (на 3 тысячи рублей каждый) двое граждан США — Александр Уитни и Давид Козан, которые приехали в Россию как туристы, но надумали встретиться с другом-пятидесятником, епископом церкви «Слово Жизни» в России Александром Раткиным. Уже на выходе из дома молитвы их ждали сотрудники ФСБ, которые препроводили иностранцев в полицию — для оформления дела по «закону Яровой».

Впрочем, в те времена закон еще обкатывали, штрафы были травоядными и крайней меры — выдворение из страны — не применяли. Сейчас подход жестче: нашумевший случай, например, произошел этой весной со студенткой Приволжского исследовательского медуниверситета Кудзай Нямаребву, приехавшей в Нижний Новгород из Зимбабве. Будучи протестанткой, она снялась в видеоролике, где по-английски приглашала своих однокурсников на вечеринку-знакомство «с африканскими песнями, танцами и молитвами», упомянув, что место для вечеринки предоставила протестантская церковь «Посольство Иисуса». Правоохранители отработали случай по полной: сначала оштрафовали «Посольство Иисуса» на 30 тысяч рублей за неполное наименование их организации в этом ролике, потом еще на 50 тысяч за незаконную миссионерскую деятельность (у Кудзай не было «документа миссионера», а она, мол, очевидно — член организации) и, наконец, взялись за студентку, постановив ее депортировать, так как она въехала в страну по учебной визе, а занимается миссионерством. По счастью, адвокатам Кудзай удалось поднять шум: за девушку вступился вуз (она писала диплом на 6-м курсе), правозащитники, СМИ — в итоге решение о депортации откатили.

— Но это разовый успех, а не тенденция,— сокрушается Константин Андреев.— У меня только за последние полгода четыре таких дела с депортацией верующих иностранных студентов. Исход суда, как всегда с этим законом, зависит от того, кто дело курирует: если полиция, еще есть шанс откатить, если прокуратура — сложнее, а если спецорганы, то пиши-пропало.

Умерить активность правоохранителей попытался уже сам Конституционный суд, в апреле этого года вынесший определение по жалобе тамбовского баптиста Сергея Степанова. Его оштрафовали на 10 тысяч рублей за то, что на своей страничке «В контакте» он разместил приглашение на богослужение других тамбовских пятидесятников, которые, по мысли суда, не давали ему «миссионерских полномочий» на это действие. КС в своем разъяснении призвал суды считать миссией не всякую вероисповедную деятельность, а только содержащую «системообразующий признак», а именно: она должна осуществляться «особым кругом лиц» (не одним лицом), стремящихся распространить информацию о своем вероучении среди лиц «не являющихся участниками данного религиозного объединения», причем в определенных целях — вовлечь этих лиц в число участников. Дойдут ли разъяснения КС до адресатов и как скоро — ясности пока нет.

Как легко догадаться, закон пока не затронул православную церковь: те же афонские монахи, сопровождающие прибытие многообразных святых мощей в Россию и участвующие в крестных ходах (явно миссионерское событие по классификации «закона Яровой»), не оформляются по трудовым визам, ограничиваясь гуманитарными. Против самого закона РПЦ возвысила голос лишь однажды: когда суд во Владивостоке постановил сжечь Библию, которую раздавали протестанты (на Священном писании не было маркировки религиозной организации). Глава юридической службы Московской патриархии Ксения Чернега тогда назвала случай «большим перегибом, вызывающим обеспокоенность».

— Опираясь на наши полевые исследования, я бы сказал, что в целом обеспокоенность законом в среде православных верующих шире, чем принято думать,— считает Роман Лункин.— Многие понимают, что закон создает в обществе страх перед миссией как таковой, перед любым нестандартным словом о вере, а православие милуется как раз потому, что считается чем-то вроде светской государственной религии, от которой ждут только поддержания скреп и отсутствия собственного голоса.

Впрочем, и россиян, похоже, не очень захватывает неуязвимая, но зависимая церковь: как писал «Огонек» в прошлом номере, РПЦ впервые за много лет выпала из тройки институтов — лидеров по доверию в обществе. В обстановке «антирелигиозных кампаний» и «охоты на ведьм» доверие вообще становится редким ресурсом.

Ольга Филина