Как прохладные отношения союзников переросли в холодную войну

4 мая 1948 года с полным основанием можно считать днем объявления Первой холодной войны. В этот день посол Соединенных Штатов в Москве генерал-лейтенант У. Б. Смит на встрече с министром иностранных дел СССР В. М. Молотовым заявил о намерении американского правительства твердо и энергично противодействовать советскому внешнеполитическому курсу. Причем как повод для резкого ужесточения политики США, так и формулировки взаимных претензий и обвинений почти ничем не отличаются от нынешних.

«У маршала Жукова дело не вышло»

Судя по архивным документам, трения между союзниками по антигитлеровской коалиции не прекращались все время ее существования. Помимо самой известной причины разногласий — сроков и места высадки англо-американских войск в Европе для открытия второго фронта — существовало и множество других, о которых жители воюющих союзных государств имели очень слабое представление или вообще не знали.

Осенью 1942 года, например, когда германские войска вышли к Волге и рвались к Грозному и Туапсе, союзники неожиданно прекратили отправку из Великобритании конвоев с оружием, военной техникой и материалами, крайне необходимыми Красной армии («Ослабление СССР с самого начала входило в планы»). Как писал Сталину посол Советского Союза в Лондоне И. М. Майский, главной причиной прекращения поставок была традиционная британская концепция ведения войны:

«Война должна быть в максимально возможной мере "легкой войной" для Великобритании. Конкретно это означает, что разбить Германию на суше в основном должен СССР, Англия же будет оказывать ему в данной борьбе лишь "содействие". Чем позже Англия включится в такое "содействие", тем лучше, ибо тем свежее она придет к финишу и тем легче ей будет играть руководящую роль на будущей мирной конференции. Наоборот, под этим углом зрения выгодно, чтобы СССР пришел к финишу возможно более ослабленным и истощенным».

Другой проблемой, крайне раздражавшей советское руководство, был вопрос об иранской нефти. Прекрасно зная, что СССР и Красная армия крайне нуждаются в дополнительных источниках сырья для производства горючего, американские и британские представители делали все, чтобы иранское правительство не позволяло советским организациям начать разработку нефтяных месторождений на севере Ирана. Хотя советское руководство, понимая опасения союзников, не раз заверяло, что не собирается аннексировать эти нефтеносные территории.

Еще одной проблемой, как признавали все участники переговоров, постоянно отравлявшей отношения союзников, был польский вопрос. Обнаружение расстрелянных польских офицеров в Катыни, послевоенные границы Польши и ее государственное устройство порождали порой крайне неприятные трения.

Спорным вопросом было и то, кому из союзников следует брать Берлин.

23 августа 1948 года Сталин принимал послов трех недавних союзных держав. Но говорил он в основном с американским послом в Москве генерал-лейтенантом У. Б. Смитом, который во время войны был начальником штаба верховного главнокомандующего войсками союзников в Европе генерала армии Д. Эйзенхауэра. Смит в ходе беседы напомнил о том, что СССР в самом конце войны ввел союзников в заблуждение о своих истинных намерениях.

«Смит,— говорилось в записи беседы,— заявил, что, когда советские войска вступали в Берлин, союзники свои главные усилия направляли к юго-востоку, чтобы отрезать немцев от их национального редута и скоординировать с советскими войсками усилия в этом направлении. Генеральный штаб (Красной армии.— "История") указал, что против Берлина должны быть направлены лишь второстепенные силы. Командование американской армии с этим согласилось. Смит заявил, что Берлин был сначала стратегическим объектом союзников, затем перестал им быть. Союзники могли бы бросить на Берлин 2–3 миллиона солдат, и столица Германии была бы ими взята. Смит заметил, что или союзники были наивны в те годы, или больше доверяли друг другу, но во всяком случае между ними было достигнуто соглашение по этому вопросу».

Нам пришлось две танковых армии перебросить в район Потсдама с тем, чтобы эту немецкую армию, которая хотела отрезать Жукова, поместить в котел

Но Сталин заметил, что никакого обмана не было:

«Одно совершенно верно — что как мы, так и союзнические войска, после того как войска Германии стали поворачивать на юг, считали Берлин стратегически второстепенным пунктом. Так это было по плану. На этом основании мы пустили на Берлин только войска Жукова; маршала Рокоссовского направили против Буша на северо-восток; маршала Конева пустили на Бреславль (Бреслау.— "История"). Такие были приказы. Если Смиту нужно, то он, тов. Сталин, может эти приказы ему показать. Но что потом случилось? У маршала Жукова дело не вышло. Его наступление захлебнулось. Более того, целая армия немцев была пущена в обход войск Жукова с юго-запада. Нам пришлось тогда дать новый приказ Коневу: две танковых армии снять с юго-западного направления и перебросить в район Потсдама с тем, чтобы эту немецкую армию, которая хотела отрезать Жукова, поместить в котел, окружить ее и облегчить Жукову продвижение на Берлин. Рокоссовскому было сказано, чтобы он своим левым флангом повернул на юго-запад с тем, чтобы Конев и Жуков создали кольцо западнее Берлина. Этот план удался, Берлин был окружен. Он, тов. Сталин, вовремя не сообщил об этом Эйзенхауэру. Все тогда делалось второпях, но он, тов. Сталин, все рассказал Эйзенхауэру позже. Немецкая армия, которая хотела окружить Жукова, попала в плен. Около 1/3 ее было перебито. Таким образом, Берлин из простого пункта превратился в важный пункт. Здесь обмана не было».

Но некоторое время спустя, как свидетельствовала запись беседы, Сталин вновь вернулся к вопросу о взятии Берлина:

«Товарищ Сталин заявил, что если объективно смотреть на вещи, то Берлин был в зоне нашей оккупации. Морально мы его должны были взять, мы обязаны были это сделать. Во-вторых, у наших союзников тогда войск было мало против Гитлера, всего лишь 70–80 дивизий. Им трудно было свою зону оккупировать и Берлин взять. А у нас было 280 дивизий, и мы могли проделать такую операцию, как взятие Берлина. Вот две объективные причины.

Смит сказал, что при подсчете дивизий союзников надо учитывать тот факт, что численность этих дивизий была в два раза большей, чем численность советских дивизий. Кроме того, у союзников в то время было 6 тыс. тяжелых бомбардировщиков и 7 тыс. других самолетов. Союзники могли тогда выполнить любую задачу в отношении германской армии.

Товарищ Сталин заметил: "Едва ли"».

«Не передавать этих колоний никому»

Как бы то ни было, но до тех пор, пока союзники нуждались друг в друге, все спорные вопросы удавалось решать или обходить. Но после того, как СССР помог союзникам победить Японию, ситуация начала меняться не в лучшую сторону. Менее чем через две недели после капитуляции Японии, 14 сентября 1945 года министр иностранных дел СССР В. М. Молотов и госсекретарь Соединенных Штатов Д. Ф. Бирнс в Лондоне среди прочих вопросов обсуждали и будущее итальянских колоний. Советский Союз хотел получить под свое попечение Триполитанию — часть итальянской Ливии. Вопрос о том, может ли рабоче-крестьянское государство, с момента своего основания выступавшее против колониализма, обзавестись подконтрольной территорией в Африке, в этот момент как-то отошел на второй план. Важнее было то, что раздел итальянских колоний во время войны с союзниками обсуждался.

«Советское Правительство,— сказал Молотов Бирнсу,— исходит из того, что колонии, взятые у побежденных стран, должны быть под контролем Совета по опеке. Но Советское Правительство предпочитает и советует поручить опеку над каждой из итальянских колоний одному из государств—членов Совета по опеке. Советское Правительство хотело бы испытать свои силы, осуществляя опеку под контролем Совета по опеке хотя бы над одной из бывших итальянских колоний».

Бирнс убеждал Молотова, что управление колонией — тяжелая задача:

«Соединенные Штаты,— говорилось в записи беседы,— выполнили свой долг в отношении Филиппин. Выполнение этого долга оказалось бременем для Соединенных Штатов. Ему, Бирнсу, неясно, как Советский Союз при своей огромной территории сможет управлять миллионным арабским населением».

Но Молотов настаивал на своем:

«Советский Союз хочет показать, что он сможет лучше это сделать, чем итальянцы».

Англичане хотят оставить итальянские колонии за собой, французы предлагают передать их Италии, а Советский Союз требует их для себя

Два дня спустя, 16 сентября 1945 года Молотов, беседуя с Бирнсом, вновь напомнил ему об итальянских колониях и письме предыдущего госсекретаря Э. Р. Стеттиниуса о предоставлении СССР подопечных территорий. Но и Бирнс настаивал на своем:

«Бирнс отвечает, что он не знаком с письмом Стеттиниуса. Он, Бирнс, может лишь сказать, что Соединенные Штаты не требуют для себя никаких территорий. Соединенные Штаты интересуются лишь поддержанием мира. Он, Бирнс, считает, что залогом сохранения мира является единство между Великими Державами. Он, Бирнс, думает, что весь мир ждет от Союзников таких действий, которые будут свидетельствовать об их стремлении к сохранению мира. Он, Бирнс, уже пояснял Молотову, по каким мотивам Американская делегация выдвинула свои предложения относительно распоряжения итальянскими колониями. Англичане хотят оставить итальянские колонии за собой, французы предлагают передать их Италии, а Советский Союз требует их для себя. При этих обстоятельствах самым лучшим решением будет решение о том, чтобы не передавать этих колоний никому.

Молотов говорит, что Американское Правительство обещало поддержать требование Советского Союза о предоставлении ему подопечных территорий.

Бирнс отвечает, что если один обещал другому дом в городе, то это вовсе не означает, что первый принял на себя обязательство дать второму любой дом в городе, например самый богатый, который был бы выбран вторым».

Советский Союз платил союзникам той же монетой. В занятой советскими войсками Румынии 6 марта 1945 года было создано правительство во главе с другом СССР П. Грозу. Сталин считал, что имеет полное право сделать это, поскольку сферы влияния в послевоенной Европе разграничены на Тегеранской и Ялтинской конференциях и Румыния входит в советскую.

Но у Соединенных Штатов возникли возражения. Бирнс говорил о недемократичности румынского правительства, созданного путем жесткого давления на короля Румынии, на каждой встрече с Молотовым. А во время беседы 20 сентября 1945 года предложил компромиссный вариант:

«Бирнс видит,— говорилось в записи их беседы,— что Молотов убежден в том, что румынский народ поддерживает Правительство Гроза. Но, поскольку речь идет о Правительстве США, представитель США в Румынии информирует Правительство США, что Румынское Правительство пользуется ограниченной поддержкой, так как оно отказалось сотрудничать с представителями других партий. Если бы Бирнс помышлял о том, чтобы создать правительство, недружественное Советскому Союзу, то он не занимал бы такой дружественной позиции к Советскому Союзу и к советскому народу, какую он занимает сейчас. Но Бирнс хочет сказать, что если он говорит, что Правительство США не может признать нынешнее Румынское Правительство, то это не означает, что Правительство США стремится к созданию в Румынии правительства, враждебного Советскому Союзу. Бирнс уверен, что можно было бы создать другое Правительство в Румынии, в котором были бы представлены все демократические партии и которое было бы дружественным Советскому Союзу».

Но Молотов был непреклонен. И отвечал, что в правительство Румынии входит достаточное количество партий помимо коммунистической и его поддерживает народ. То же, что СССР в Румынии, англичане и американцы делают в Греции и в Италии, и советское правительство им не мешает.

«Расширение сферы советского влияния»

Противоречия усиливались буквально с каждым днем. Американцы решили управлять оккупированной Японией без участия союзников. И игнорировали все советские заявления на этот счет. В свою очередь, СССР не шел на компромиссы в вопросах о Корее. Потом были бесконечные споры по вопросам о репарациях с побежденных стран, о содержании и сроках заключения с ними мирных договоров.

Но основным вопросом, отравлявшим отношения бывших союзников, были и оставались сферы влияния. 4 апреля 1946 года, когда Сталин в первый раз принимал назначенного послом в СССР У. Б. Смита, генерал от имени американского президента Г. Трумэна, по сути, предложил отказаться от раздела Европы на американскую и советскую области интересов:

«США сознают силу Советского Союза и восхищаются ею, и они также полностью сознают свою собственную силу. США готовы пойти навстречу, и даже больше, чем навстречу, в деле удовлетворения Советского Союза по всем международным вопросам. США не хотят видеть в мире образования различных группировок, таких, например, как группировка восточно-европейских стран во главе с Советским Союзом и западно-европейских — во главе с западными странами».

Предлагался и альтернативный вариант:

«Дело в том,— говорил посол,— что в Америке, так же, как и в Советском Союзе, правительство стоит сейчас перед необходимостью определить свою политику в отношении вооруженных сил с точки зрения далекого будущего. Большое значение для экономического будущего США имеет вопрос о сокращении американских вооруженных сил до абсолютно необходимого минимума. Если американский народ будет уверен в том, что будет найдена база взаимопонимания и сотрудничества с Советским Союзом, то он будет убежден, что эта цель будет достигнута. Но если Советский Союз и США будут относиться друг к другу с подозрениями, то неизбежно возникнет гонка вооружений, чего нельзя допустить».

Президент Трумэн считал, что Сталин прислушается к такому известному участнику войны как Смит и генерал сможет с ним договориться. Советский вождь действительно принял американского посла благожелательно. Но в добрые намерения недавних союзников не поверил, и отношения между двумя державами продолжали ухудшаться.

Ни для кого не является секретом, что коммунистический переворот в Чехословакии потряс Соединенные Штаты и Западную Европу

Через два года У. Б. Смит попросил Молотова о приеме. 4 мая 1948 года он встретился с Молотовым и сказал, что будет говорить не только от своего имени, но и по поручению своего правительства. Посол далеко не сразу упомянул о причине, вызвавшей этот демарш, но четко ее сформулировал, вспоминая о первой встрече со Сталиным:

«Пути развития советской политики вызывают глубокую тревогу. Он вспоминает, что во время беседы с Генералиссимусом Сталиным он сказал, что наиболее актуальным вопросом для американского народа является вопрос о том, как далеко пойдет Советский Союз. Генералиссимус тогда ответил, что Советский Союз дальше не пойдет. Однако с тех пор произошли известные события в Венгрии (венгерские коммунисты, получив в 1947 году на выборах 23% голосов, возглавили правительство.— "История") и (что имеет еще большее значение) в Чехословакии. Трудно себе представить, чтобы эти события могли произойти без прямой или косвенной поддержки со стороны Советского Союза. Ни для кого не является секретом, что коммунистический переворот в Чехословакии потряс Соединенные Штаты и Западную Европу».

«Два года тому назад, говорил посол Молотову,— во время своей первой беседы с Генералиссимусом Сталиным и с Вами я изложил как можно яснее свое мнение по поводу неминуемой реакции американского народа на дальнейшее проведение Советским Правительством политики, которая, по-видимому, имеет своей целью планомерное расширение сферы советского влияния. Я указывал тогда, что сугубо неправильным истолкованием глубоко миролюбивого характера американского народа было бы предположение о том, что этот народ не будет твердо и энергично реагировать на планомерное установление господства одной страны над ее соседями и на ту очевидную угрозу для мирового сообщества, которую таят в себе такие действия...

В то время представлялось очевидным, что указанная политическая линия неминуемо приведет к кристаллизации несоветских районов мира, народы которых по вполне понятным причинам почувствуют, что такие события представляют для них планомерную угрозу...

Европейское сообщество стран и Соединенные Штаты были встревожены тенденциями советской политики и сплотились для взаимной самозащиты, но только самозащиты.

По этой причине мое правительство желает, чтобы я с полной ясностью и откровенностью изложил Вам позицию правительства Соединенных Штатов.

Не должно быть никаких сомнений относительно решимости Соединенных Штатов играть свою роль в этих совместных мероприятиях, направленных на восстановление и самооборону».

«Ха-ха»

Американский посол доказывал Молотову, что его страна не отступит от выбранного курса на жесткое противодействие СССР:

«Политика правительства Соединенных Штатов в международных вопросах стала достаточно ясной за последние месяцы и недели. Эта политика пользуется поддержкой подавляющего большинства американского народа. Она будет и впредь энергично и твердо проводиться в жизнь.

Было бы серьезной ошибкой предполагать, что внутриполитические соображения, как, например, предстоящие выборы, в какой-либо мере ослабят решимость Соединенных Штатов поддерживать то, что они считают правильным. Американский народ всегда умел в надлежащий момент проводить грань между внутренней политикой и внешней.

Кроме того, моему правительству известно, что коммунистические организации в различных местах распространяют пропаганду о том, что надвигающийся экономический кризис в Соединенных Штатах вскоре приведет к коренному изменению в американской политике. Следует надеяться, что никто не окажется столь неразумным, чтобы отказаться от возможности достижения прогресса в деле всеобщей стабилизации ради экономических предсказаний, которые уже неоднократно оказывались ошибочными. Даже те, кто упорствует в своем доверии к таким предсказаниям, должны по крайней мере понять, что экономический кризис никоим образом не затронет нашей основной производственной мощности или нашей концепции в отношении коренных факторов, лежащих в основе нашей внешней политики.

Следует подчеркнуть, что нынешнее международное положение затрагивает вопросы, которые, как считает народ Соединенных Штатов, имеют жизненно важное значение для национальной безопасности Соединенных Штатов и для всеобщего мира. Никто не должен обманывать себя в отношении серьезных намерений политики Соединенных Штатов по этим вопросам».

Смит подчеркивал, что давление будет продолжаться до тех пор, пока Советский Союз не откажется от желания иметь свою сферу влияния и попыток ее расширения:

«По существу говоря, многие элементы внешней политики Соединенных Штатов, которые в настоящее время вызывают такие резкие возражения со стороны советской печати, никогда бы не возникли, если бы для Соединенных Штатов не стало необходимым оказывать помощь другим странам с целью защиты их политической целостности от попыток со стороны коммунистических меньшинств захватить власть и установить режимы, подчиненные иностранным интересам. Если эти попытки прекратятся, то отпадет и необходимость в некоторых проявлениях внешней политики Соединенных Штатов, которые, по-видимому, вызывают недовольство в Москве.

Мы до сих пор никоим образом не отказались от надежды на такой поворот в событиях, который даст нам возможность найти путь к установлению хороших и разумных отношений между нашими двумя странами вместе с коренным ослаблением того напряжения, которое в настоящее время повсюду оказывает столь неблагоприятное влияние на международные отношения».

Сталин, как обычно, подчеркивая заинтересовавшие его места карандашом, прочел запись беседы Молотова со Смитом. Отчеркнул на полях фразу посла: «Что касается Соединенных Штатов, то дверь всегда остается открытой для исчерпывающего обсуждения и урегулирования наших разногласий». И написал рядом «Ха-ха».

Первая холодная война началась.

Евгений Жирнов